Больно, но привычно, что ли. Я скривился, растирая живот, в который прилетел приклад, но старался смотреть на солдата. Я смотрел ему прямо в глаза, отчего тот, на удивление, отшатнулся.
– С оружием в руках легко бить безоружного. Я спросил у вас, псы, как вы с этим жить будете? Хотя ответ я знаю и так, мучает только один вопрос…
– И каков он? – ехидно спросил офицер, вынырнувший из-за спин солдат.
Он улыбается, он доволен, он воплощает в жизнь задачу своей гнилой партии и фюрера. Ну-ну, весело тебе, сейчас мы посмотрим, как ты будешь улыбаться!
– Где мы вас всех хоронить будем? – сплюнул я.
Короткий шаг вперед, уверенный, несмотря на боль. Солдаты, пропуская ко мне офицера, оказались у того за спиной, этим я и воспользовался. Я был на голову ниже немца, но сил мне придавала мысль о маленькой победе не так давно в лагере, поэтому я и решился. Вскинув руки фашист попытался отмахнуться, а солдаты пришли в движение, я же обвил шею врага и, приблизив лицо к лицу, выдохнул:
– Запомни меня, сука, помни даже в аду!
Меня уже пытались оттащить и пока не били, поэтому я сделал единственное, что мог сейчас: вцепился зубами в глотку немецкого офицера. Прикусив кадык, противно двигавшийся до этого перед мои глазами, я рванул так, что вырвал его напрочь. Кровь хлынула по моему лицу, застилая глаза, попадая в нос, рот и стекала вниз. Под ударами прикладов я упал. Даже не пытаясь прикрыться, я получал все новые и новые удары, постепенно теряя сознание и понимание того, где я. Но то, что я учудил, вселяло в меня уверенность о выполненной задаче. Было противно, даже мерзко, но какими были глаза этого офицера, когда я вырвал ему горло!
Сквозь какую-то пелену, умирая, я чувствовал, что и народ, который собрали тут для истребления, пришел в движение. Убьют они кого-то из солдат или нет, неважно, главное движение. Если все погибнут, то хотя бы в борьбе, а не как скот. Я по себе уже знаю, что лучше быть расстрелянным на месте, чем сожженным или замученным в лагере, как животное…
Насколько помню, это еще далеко не все, но как же во мне все меняется! Я просто чувствую себя абсолютно другим человеком, человеком с большой буквы. Да, я не сделал ничего важного или значимого, но в душе хотел бы, чтобы это было не так. Во мне зарождалось чувство мести, желание помочь, сделать что-то важное, то, что принесет пользу не кому-то конкретно, а всей стране, всему нашему многострадальному народу. Знаю, что, быть может, я завышаю себе оценку, но то, что это настоящая правда, ручаюсь. И теперь, кажется, я вполне готов к следующему.
– Так, бойцы, держимся вместе, все получится, главное, нужно верить…
Да, это Сталинград! Вон и Иван, спасший тогда меня, правда, ненадолго. Машу ему рукой, парень подходит и, уставившись на меня в упор, бросает:
– Я тебя знаю? – с удивлением в голосе спрашивает боец.
– Главное, Вань, то, что я тебя знаю. Сева! – протянул руку.
– Иван Фе…
– Держись ближе к борту, бомбить будут, – посоветовал я хорошему парню.
Может, и в этот раз мы подружимся. Удивление на его лице, конечно, было, но вопросы задавать некогда.
Все шло привычно. Привычно для меня, конечно, настолько, что я даже вызвал нездоровый интерес у других участников действия под названием «переправа через Волгу». Бомбардировка прошла так же, как и в прошлый раз, прилетели наши самолеты, и мы спокойно добрались до берега. Опять все сырые, опять отжимались и чистили оружие на берегу. Сверху, с насыпи, долбили немецкие пулемёты, но перед атакой их заткнули с противоположного берега. Артиллеристы жахнули качественно, перемешав заслон с землей, а для нас поступила команда – вперед.
…В этот раз я не стал стоять столбом посреди лестничной площадки и ждать немцев, которые чудом тогда меня не убили. Вместо этого, как только наверх ушло подразделение во главе с командиром, я схватил Ивана за рукав.
– Ты чего? – начал было он, но, увидев мой жест (приставленный к губам палец), замолчал.
– Тише, кажется, немцы говорят! – делая вид, что прислушиваюсь, я начал спускаться вниз, туда, где должен погибнуть наш передовой дозор.
– Что ты слышал?
– Говорю же, немцы разговаривали, я язык знаю, – пояснил я. – У тебя автомат, иди вперед, скорее всего, они под стеной и сейчас застанут наших врасплох.
– Да с чего ты…
В этот момент снизу раздался шум возни, а я понял, что поздно, не успел предупредить парней, жаль, но я не мог быстрее.
– Назад, укройся в комнате слева, как появятся на площадке, гаси их, понял?
Когда это у меня командирские нотки в голосе появились? Никогда не командовал, откуда что берется?
Конечно, рисковать и ждать немцев на площадке я не стал, боязно, вдруг на этот раз возьмут и пристрелят, да и винтовка уже снята с предохранителя и готова к бою. Поднимаюсь на несколько ступеней вверх по лестнице, чтобы оказаться в чуть более выгодном положении.
Но действие пошло не так, как в тот раз. Позже я понял, почему, ведь немцы не встретили меня на площадке, вот история и пошла по-другому. Вместо того, чтобы подняться всем на то место, где я стоял в тот раз, двое из солдат вермахта зашли в комнату, в которой находился Иван, а двое стояли чуть ниже площадки, поглядывая во все стороны.
Я старался наблюдать так, чтобы, не дай бог, меня не заметили. Взяв винтовку наизготовку, ждал, когда прозвучат первые выстрелы. И они не заставили себя долго ждать. Стрелял Иван, у немцев были винтовки, двое нижних резко рванули наверх, устремляясь на выручку своим друзьям. Я находился выше, и обо мне не знали, но у меня нет автомата, значит, не успею положить обоих, только бы Ваня не растерялся. И тут дошло:
– Стоять, руки вверх, оружие бросить, живо! – крикнул я, наведя винтовку на старшего, я-то знал, кто из них старший.
Немцы как в стену врезались. Я даже не предполагал, что можно так быстро развернуться, да еще и начать стрелять. Меня спасло то, что, говоря с врагом, я продолжал сидеть на лестнице, следовательно, увидели враги только мою голову.
У старшего был автомат, очередь прозвучала резко, громко. Выбивая куски бетонной крошки из стен, пули прошли выше и ниже меня, а вторую очередь немец сделать не успел. Выстрел в упор из винтовки Мосина откинул врага назад, и лишь стена прервала его полет. Второй фриц пытался навести на меня ствол, но я повторил ему приказ:
– Я сказал: оружие бросить, ты хочешь за ним? – я кивнул на труп старшего группы.
Уговорил ли я немца, узнать не получилось. Из глубины комнаты раздалась короткая очередь, и, полетев вперед, грудью на перила, немец еще и на спуск успел нажать. Хорошо, что я все же был в относительной безопасности, укрываясь за лестницей. Пуля попала куда-то ниже, не причинив мне вреда.
– Чего сам не стрелял? – вновь, почти с той же речью, как и тогда, из комнаты вышел Иван.
– Не успевал, у меня не автомат. Вон, старшего положил, а этот бы меня хлопнул, если бы не ты. Хотя, возможно, я уговорил бы его бросить винтовку.
– С чего решил, что тот старший? – с интересом спросил Ваня.
– Так у него же автомат, да и погоны, а этот явно рядовой.
– Бери себе его автомат, удобная вещь.
– Покажешь, как пользоваться? – улыбнулся я.
Автомат у меня тогда отжали, но всяко может быть, вдруг в этот раз не станут.
– Пойдем, посмотрим, что с ребятами…
– Убили их, я так думаю. Надо посмотреть, не было ли еще кого, а то приведет друзей, будет кисло.
Я-то помнил, что за подмогой должен был убежать один из тех, кто сейчас лежит и остывает. Но кто их знает, я же не видел тогда, был ли еще кто. А вдруг там, на улице, еще кто-то стоял? Мы осторожно спустились вниз и, выглянув на улицу, никого не увидели.
– Я осмотрю парней, да и вообще пригляжу, а ты доложи лейтенанту.
– Хорошо.
Куда бежать, я уже знал, не впервой, поэтому, быстро пробежавшись до верхних этажей и по пути ответив на вопросы о стрельбе, предстал пред светлы очи командира. Вообще поражало сейчас одно, не то, как я стал себя вести или воспринимать действительность, а то, как быстро я могу перестраиваться. Вот ведь только недавно в плену был или вообще в поезде ехал на фронт, а уже в Сталинграде и воюю. Кто бы сказал мне раньше…
– Товарищ лейтенант, в соседних зданиях немцы, я слышал разговор той группы, которую мы уничтожили.
Ничего я не слыхал, но помню, как быстро в прошлый раз к немцам подошла группа поддержки. Надо быть готовым.
– Хорошо. Бибиков, Левченко, Бодров, остаетесь тут, наблюдать во все стороны. Остальные, за мной!
Солдаты чуть не кубарем катились по лестницам, пригибаясь возле разрушенных стен, чтобы со стороны противника не заметили. Спустившись, командир в первую очередь осмотрел наших парней из передового, затем обошел фрицев. Вопросов об автомате не задал, но в прошлый раз он его отобрал, видя мою нерешительность, сейчас я такого не демонстрировал.
– Видел что-нибудь, боец? – спросил лейтенант Ивана.
– Тихо пока, товарищ командир, но я бы сюда сходил…
Ваня упрямо лезет в помещение слева, туда, где пролом в стене.
– Я ему помогу, – бросил я.
– Идите. Двое вниз, к дверям, и смотрите в оба, а то как и этих… – Командир указал на убитых недавно парней.
– А хорошо мы их приложили, да? – весело спросил Иван.
– Нормально, смотри только внимательнее, фрицы хитрые… – И тут со стороны подъезда раздались первые выстрелы. – Вань, гляди, сейчас захотят обойти, явно ведь видели пролом.
И точно. Пятеро теней с оружием в руках просочились в помещение. Мы с Иваном стояли у противоположных стен и ждали. Хотелось убрать сразу всех, но мы не спешили: а вдруг их не пятеро. Так или иначе, дальше я предсказывать не смогу, так как убийством передового отряда немецких солдат мы сбили ход известной мне истории. Тогда одному фрицу приказали привести подкрепление, а сейчас он труп, лежит на лестничной клетке и не отсвечивает.
Ваня не выдержал первым. Открыв огонь из автомата, он добился одного: все стволы фашистов повернулись к нему. Да, двоих он вывел из боя сразу, но все же е