РомановыИзбрание царя и подвиг крепостного
Концовка Смуты, словно исторический триллер, разыгрывается параллельно в двух точках России. Первая – это почти уцелевший Успенский собор Кремля, наверное, он единственный в Москве мог вместить всех выборных делегатов для Земского собора, 700–1500 человек.
Вторая – это крохотное село Домнино (в нынешнем Сусанинском районе Костромской области). Тогда здесь было родовое поместье Ксении Романовой (Шестовой), постриженной в монахини инокини Марфы, бывшей супруги влиятельного боярина Федора Никитича Романова. Он попал в опалу при Годунове, был так же, как и жена, пострижен в монахи, а сейчас находился в плену. Марфа и ее сын Михаил Романов скрываются от лихолетья Смуты здесь, в глуши, и даже не подозревают, что Мишу прочат в цари. Новость о том, что Земский собор остановился на его кандидатуре как ближайшего родственника прежней династии, придет сюда очень не сразу. А Михаил Федорович действительно приходился двоюродным племянником Феодору Иоанновичу, последнему русскому царю из Рюриковичей.
Все сословия страны со всех ее пожженных Смутой краев выбирали царя. Земский собор в Кремле начался 16 января 1613 года. Перед тем три дня участники собора держали строгий пост, чтобы «очиститься от грехов Смуты», – еще один явный признак живого осознания ее духовных причин.
Претендентов было много. И польский королевич Владислав, и шведский королевич Карл Филипп, и бояре, восходившие родством к Годунову и Шуйскому, и члены Семибоярщины. И даже Марина Мнишек! Но все эти кандидатуры – запятнанные кто изменой, кто связью с изменниками – реально не имели шансов. К Романовым тоже было много вопросов, но все решил авторитет Церкви. Лев Гумилев писал:
«Иерархи Церкви высказались в поддержку Романова, так как его отец был монахом, причем в сане митрополита, а для дворян Романовы были хороши как противники опричнины».
Итоговым документом Земского избирательного собора стала «Соборная клятва». Под ней стоит дата 21 февраля 1613 года. Клятва санкционирует восхождение на престол шестнадцатилетнего Михаила Федоровича Романова-Юрьева и установление в России династии Романовых.
Едва ли случайно этот день выпал на Праздник торжества православия, когда вспоминают победу над последней ересью на Седьмом Вселенском соборе. Тогда, казалось, христианство победило в мире. Это потом от христианства отколется католичество, еще позже от католиков отпочкуются протестанты, сами протестанты начнут делиться на сотни сект, вырождающихся в неверие.
В XVII веке история планеты уже выстроилась так, что судьба православия зависит от России. Если бы России не стало – а в Смуту ее и не стало, постепенно не осталось бы в мире этого самого чистого первоначального знания о Боге. Если бы Смута разрешилась утверждением поляков, то Россия стала бы католической, была бы стерта сама идентичность нашей нации. А следом за крушением православия в нашей стране, в мире не осталось бы больше православных церквей. Поэтому победа ополчения, изгнание интервентов и избрание новой династии – это победа Православия, это – его торжество.
Оно невозможно без легитимного лидера, который объединяет вокруг себя страну и удерживает ее от зла. На столетия вперед Промысл вверил Россию династии, которая началась с сына Патриарха, а оборвется святым: царем-мучеником Николаем Вторым.
Этот триумф мог быть сорван. Польско-литовский отряд пытается отыскать дорогу к селу, чтобы захватить юного Романова. Им на пути попадается Иван Сусанин – местный крепостной, управляющий домнинской вотчиной. Отряд приказывает мужику показать дорогу к селу.
Сейчас маршрут через леса и болота, по которым он намеренно плутал с врагом, известны. Сусанин повел поляков в противоположную сторону, к селу Исупову, а в Домнино послал своего зятя Богдана Сабинина с известием о грозящей опасности. Михаил Федорович и инокиня Марфа нашли спасение в костромском Ипатьевском монастыре. А с Сусаниным поляки после жестоких пыток расправились – изрубили его «в мелкие куски» на Исуповском (Чистом) болоте или в самом Исупове.
Сусанин стал национальным героем на все времена. Даже в советскую пору сперва его вымарали из истории как пособника царизма, а потом реабилитировали с еще пущим размахом. Даже улица Сталина в Костроме была переименована в улицу Сусанина еще при жизни вождя! А на сцену Большого вернулась опера Глинки «Жизнь за царя» – правда, с другим названием – «Иван Сусанин».
На холме над Чистым болотом, на месте бывшей деревни Анферово, установлен в 1988 году памятный знак – огромный валун с надписью: «Иван Сусанин 1613». В местном Музее им. подвига Ивана Сусанина есть экспозиция «Они повторили подвиг Сусанина». В ней – рассказ о 58 «последователях» И. Сусанина. Самый знаменитый из них – Матвей Кузьмин, 84-летний Герой Советского Союза, который так же завел во время Великой Отечественной войны фашистов в засаду и был ими за это казнен. Памятник ему стоит на станции метро «Партизанская» в Москве.
Отношение к подвигу Сусанина в обществе стало чем-то вроде маркера народного состояния. Сомнения в нем втекали в массовое сознание одновременно с потерей людьми государственного чувства, ослаблением веры в Бога, доверия к царю, вместе с пленением чуждыми идеалами. То есть тогда, когда народ сам снова становился неспособен на подобный поступок, на жертву. Так было, например, в XIX веке, итогом которого станет революция XX. А потом, во второй половине XX века, послевоенная реабилитация памяти о подвиге Сусанина станет приметой национального возрождения и вырастания нового патриотического чувства. И снова откат: когда в перестроечную пору это чувство станет вырождаться, Сусанин останется лишь героем анекдотов.
Но любые споры о Сусанине бессмысленны. Есть факты: до сих пор цела и бережно хранится царская грамота от 30 ноября 1619 года – о даровании зятю Сусанина Богдану Сабинину половины деревни с «обелением» (отменой) всех податей и повинностей «за службу к нам и за кровь, и за терпение…», есть и другие документы.
Гоголь однажды вывел, почему в отношении к поступку Сусанина – квинтэссенция национального самосознания:
«Ни один царский дом не начинался так необыкновенно, как начался дом Романовых. Его начало было уже подвиг любви. Последний и низший подданный в государстве принес и положил свою жизнь для того, чтобы дать нам царя, и сею чистою жертвою связал уже неразрывно государя с подданным».
Символично, что на месте бывшего дома Романовых в селе Домнино стояла церковь Успения Пресвятой Богородицы. Ведь судьба Романовых и этого места во многом была решена тоже в Успенском соборе, только в Кремле. Церковь эта даже в советскую пору почти не закрывалась. А в 2004 году стала частью женского монастыря во имя святых Царственных страстотерпцев – царя Николая и всей царской семьи!
Сусанин мученически погиб за династию, которая оборвется тоже мученически. Кострому и теперь называют «колыбелью дома Романовых». Здесь, в Ипатьевском монастыре, до сих пор все дышит их присутствием. Тут стоит трон Михаила Феодоровича, который царь прислал сюда в память своего избрания на престол. Здесь фреска Михаила и его сына, будущего царя Алексея Михайловича. На территории монастыря – палаты Романовых. И даже привезенная сюда недавно мироточивая икона царя Николая II начала мироточить здесь особенно сильно!
14 марта 1613 года сюда под звон колоколов зашло посольство во главе с рязанским архиепископом Феодоритом. 16-летнему Романову и его матери объявили, что Михаил избран царем.
И начались уговоры! Целый день Михаил и мать отказываются. Феодориту все же удалось склонить инокиню Марфу к согласию – он уверил мать, что только воцарение ее сына успокоит страну.
19 марта Михаил Романов принимает скипетр и отбывает в Москву. Мать благословляет его чудотворной иконой Богородицы. О ней нужно сказать особо.
Феодоровская икона Божией Матери
Есть мнение, что написана она была самим евангелистом Лукой. И попала на Русь в XII веке. На самом деле версий обретения Феодоровской множество, но все они схожи тем, что икону чудесным образом обнаружил кто-то из князей близ нижегородского Городца на Волге, – там она, полагают, была главной святыней в монастыре, полностью уничтоженном полчищами татар. Икона тогда уцелела, после обнаружения была перенесена в Кострому и помещена там в храме Святого Феодора Стратилата, которого особенно сильно почитали в ту пору на Руси. Так она стала Феодоровской.
Другая версия рождения названия иконы описана в «Повести о явлении чудотворной иконы Феодоровской»:
«…видеша народи честную ону икону, и начаша поведати, глаголюще, мы вчера видехом сию икону, несому сквозе град наш воином неким, подобен той воин видением святому великомученику Феодору Стратилату, и тако свидетельствоваху народи».
Есть и другие предположения о возникновении иконы – но все они не спорят с тем, что во все времена она почиталась как великая святыня и особенно была близка к правителям нашей страны: например, по одной из версий Феодоровская была написана в 1164 году по заказу Андрея Боголюбского для Городецкого монастыря – потому что она очень схожа с Владимирской иконой, принесенной на Русь тем же Боголюбским. По другой – икону написали по заказу князя Ярослава Всеволодовича в 1239 году как дар к свадьбе его сына Александра Невского. А Феодор Стратилат был небесным покровителем князя Ярослава и многих других князей Мстиславичей.
Икону почитали как спасительницу Костромы от татарских войск в битве при Святом озере во второй половине XIII века и как особую покровительницу правящих династий. А после того, как именно этой иконой был благословлен в Костроме на царство царь Михаил Романов, ее почитание усилилось. В конце XVII века в честь этой иконы «неблагозвучное» отчество царицы Евдокии Лопухиной, жены Петра Первого, было изменено с «Илларионовна» на «Федоровна». Когда брат Петра, царь Иван Алексеевич, венчался с Прасковьей Салтыковой, имя ее отцу переменили с Александра на Федора.
Так родилась и утвердилась удивительная традиция: с конца XVIII века немецкие принцессы, выходя замуж за русских великих князей и принимая православие, получали отчество Федоровна. Мария Федоровна (жена Павла I), Александра Федоровна (жена Николая I), Мария Федоровна (жена Александра III), Александра Федоровна (жена Николая II) и Елизавета Федоровна – жена дяди последнего русского царя.
Став благословением на царство последнему Романову и, возможно, благословением на брак Александру Невскому, Феодоровская икона до сих пор почитаема еще и как покровительница всех венчающихся! Перед ней молятся о рождении детей у бездетных пар, о помощи в родах, о семейном благополучии, о невестах и женихах. Династия Романовых подарила нам эту «семейную» икону Богородицы. По ее благословению Россия снова замирялась, становилась семьей.
Чтотакое самодержавие?
Чтобы понять, почему страна оказалась на краю гибели и так мучительно шла к избранию царя, надо понять природу русского самодержавия. А оно неотделимо от состояния народной души.
Русское самодержавие – это не про царя и даже не про его личность, хотя, конечно, фигура правителя всегда решает очень много. Русское самодержавие в большей степени – про народ, про его внутреннее состояние, про ту способность, которую Иван Ильин называл «умением иметь царя».
Это умение есть, когда в народе жив нравственный идеал, который должен воплощаться в царе. Если в народе нет этого нравственного идеала, то такой народ не способен «иметь царя и никакой правитель не будет ему годен».
Лев Тихомиров, публицист, прошедший в свое время путь от народовольца до монархиста, объяснял таинственную связь царя и народа через силу этого нравственного идеала:
«Если в нации жив и силен некий всеобъемлющий идеал нравственности, приводящий всех к готовности добровольного себе подчинения, то появляется монархия, ибо… для верховного господствования нравственного идеала не требуется сила физическая (демократическая)… а нужно только постоянное наилучшее выражение его, к чему способнее всего отдельная личность как существо нравственно-разумное».
Корень нравственного идеала есть Бог. Именно поэтому кто-то называл Евангелие «конституцией» самодержавия. В этом нравственном идеале – ключ к пониманию природы монархии и особенного русского самодержавия. Качества Бога исчерпывающе описаны в Библии. И они воплощаются в идеальном правителе. Но такое возможно только там, где народ верит в Христа и ищет Его. Монархии рухнут там, где не цари будут плохие, а где из обществ будет выветриваться этот «нравственный идеал», где будут забывать Бога и тем более изгонять Его.
С Богом же власть становится служением: царя – народу и Богу, народа – Богу и царю. Мы уже говорили выше, что именно в этой идее взаимного служения, а не в безграничной власти – уникальный смысл русского самодержавия. Безграничной власть становится как раз без Бога; тогда самодержавие превращается просто в абсолютизм: что хочу, то и ворочу. Тот же Тихомиров писал, что без религиозного начала единоличная власть – всегда диктатура.
Именно потому, что власть – это служение, в монархии правят династии. Во-первых, род – понятие сакральное, таинственное – древность намного тоньше, чем современность, осознавала связь потомков и предков, которые передают наследникам как свою святость, так и греховную поврежденность. В народе говорили: «Кровь – не водица». А во-вторых, подлинная и всеми ясно осознаваемая династийность страхует от искания власти и борьбы за нее тех, кто к династии не принадлежит. Больше того, династийность исключает даже согласие или несогласие на власть. Наследника престола не спрашивают, хочет он править или нет. Монарх смиренно подчиняется, как подчинился сейчас первый Романов – Михаил Феодорович.
Это судьба, которую не выбираешь, вверяя себя целиком воле Бога. Но возможно такое только тогда, когда саму эту волю Божию активно ищут всем народом во всех его сословиях. Если Бога в народной душе нет, то и описанный самодержавный идеал невозможен.
Лучшие минуты своей истории Россия, как и ветхозаветный Израиль, переживала тогда, когда породнялась и примирялась с Богом, когда умножалась вера, когда Отечество земное снова осознавалось как образ Отечества Небесного, а значит, и служение ему осознавалось, как часть подготовки себя к жизни вечной. Примерно так и происходит сейчас, в середине Смутного времени. Господь поставлял нам правителя, который вел страну к славе, потому что знал: слава эта Божия, а не человеческая.
И еще. Монархия – плод мироощущения, наполненного чувством иерархии. Сердце, которому открыт Бог, знает, что устройство мира строго иерархично – от Высшего к низшему. Так устроено Небо, где силы Небесные выстроены в иерархию от Бога, так же должна быть устроена Земля. Без чувства ранга, без ощущения и осознания этой иерархии, уходящей верхними своими этажами на Небо и в нем же укорененной, нет подлинной самодержавной монархии.
Но если Бог из жизни изгнан, то чувство ранга рушится. Как говорил герой Достоевского в «Бесах»: «Если Бога нет, то какой же я капитан?»
А следом за потерей природного естественного чувства ранга рушится все. В мире, отменившем иерархию (ее свержение – часть современной культуры постмодерна), невозможен тот самый нравственный идеал, потому что в мире без ранга само нравственное чувство в человеке расшатывается. И чем неустойчивее оно, тем извращеннее человек будет трактовать свободу.
Свобода без Бога становится свободой для греха, как и власть без Бога становится тоталитаризмом. Свобода для греха, как и тоталитаризм – это на самом деле рабство.
Следом за греховным порабощением неизбежно идут внутренняя пустота, тьма и полная неудовлетворенность ничем. Может быть, именно в этом стоит искать причины всех революций и мятежей последних лет? В XVII «бунташном» веке раздавались первые громы будущей всемирной апостасии – отпадения от Бога, а в нынешнем XXI она уже почти совершилась. Улицы когда-то христианских городов разрываются непрестанной манифестацией с требованием все больших свобод и «справедливостей» и погружением во все больший хаос, неравенство и рабство.
И дело не в том, что мир становится несправедливее и несвободнее, – как раз наоборот, мир за эти века стал свободнее, он научился уважать и беречь человека и его права, пусть и исказив это понятие! Мир стал комфортнее, местами – безопаснее, богаче и более открытым, но человека без Бога ничто не радует, и он восстает, протестует, борется за еще большие права, за еще большие свободы, за комфорт, за «свою политическую правду», за законы и с беззаконием, он борется с другими людьми, потому что в мире без Бога каждый сам себе голова и «правда».
Человек борется со всем, кроме греха. И поэтому грех побеждает.
Более невозможна подлинная (не декоративная, как в некоторых странах) монархия в мире, изгнавшем источник монархической власти – Бога. Потому что весь смысл монархии только в том, что она – часть Божественной иерархии.
Но можно ли считать в таком случае демократию – панацеей? И лучшим из строев для сегодняшнего человека, потерявшего связь с Небом?
Была ли в России демократия?
Особенностью русской демократии этих лет была не компромиссная победа большинства над меньшинством, а евангельский принцип «Да будут все едино» (Ин. 17:21).
Русским парламентом самодержавной поры можно считать Земские соборы, особенно активные сейчас, в XVII веке – представительство выборных людей от земель, городов и местностей. «Земскими» эти собрания назывались в противоположность соборам церковным.
Представительство это было реальным, шли выборы достойных кандидатов из лучших в каждом сословии – и от дворян, и от крестьян, и от духовенства. Иван Грозный не раз собирал Земские соборы, а сейчас, на исходе Смуты, Земский собор и вовсе стал органом верховной власти. На нем выбирают нового царя.
Последний Земский собор этого периода соберется в 1684 году, чтобы решить вопрос о вечном мире с Речью Посполитой.
Эти соборы работали на принципе приведения всех частных мнений к общему – без исключения. Право «вето» было у каждого! В таком соборном «парламенте» справедливым не могло считаться решение, не учитывающее интересы всех до единого.
Корнями эта политика уходит в церковную идею соборности – то есть собранности вокруг Церкви – и в общинную психологию нашей жизни той поры: община с ее круговой порукой учитывала интересы абсолютно всех своих членов. Вся страна тогда была одной большой общиной, где каждому сословию отводилась своя роль и были предоставлены возможности, а соответственно им – и тягла.
Над Земскими соборами стоял авторитет Церкви, потому они не превращались в борьбу партий за свои интересы. Это была попытка соборно – едино – всмотреться в волю Божью о стране, и умом, укорененным в Писании и вере, найти лучшее решение. Полагают, поэтому у нас столетиями не создавалось предпосылок для политической борьбы. Из-за ее отсутствия нас часто обвиняют в отсутствии политической культуры. На самом деле это просто другая, выстроенная по евангельским шаблонам, культура.
Не поняв этого, не сможем пояснить, почему попытки построить у нас демократию по заемным западным лекалам всегда терпели фиаско, а в худшем случае – оборачивались трагедией. Общинная психология, несмотря на разрушение общины, в сущности до сих пор не выветрилась из умов и душ.
Возможно, в России еще интуитивно живет представление о том, что «всякая власть от Бога» (Рим. 13:1). Значит ли это, что нынешняя демократическая идея народовластия в общем-то абсурдна? Возможно, нет. Но в греховных умах и руках демократия становится идеальной ширмой для манипуляции огромными массами.
Спустя несколько лет после кровавой Французской революции Наполеон скажет: «Каким прекрасным предлогом дурачить толпу была для всех нас свобода!»
Оказалось, что в мире, отменившем иерархию и изгнавшем Бога, никакой строй не будет в радость. В мире без Бога плесневеют любые отношения, институты и режимы.
Демократия и всеобщее избирательное право в мире, где победил грех, становятся площадкой для обмана человека, похищения его времени, втягивания его в политические войны, в постоянное принуждение занять какую-то позицию.
Демократия без Бога становится тлеющей гражданской войной. Как и любой строй без Бога разобщает, а не объединяет.
Русские демократические институты не умаляли единоличную власть монарха. И таким образом Земские соборы принесли немало пользы стране, а ограничивающие власть самодержца парламенты и «семибоярщины» – немало горя. Мы увидели это в Смутное время, когда бояре по совету интервентов строили в России республику, ограничив власть Шуйского и самого царя в «конституции Салтыкова»; увидим в будущем, XVIII, веке, когда «Верховный тайный совет» князя Меншикова реально будет править при Екатерине I, Петре II и Анне Иоанновне и приведет страну к упадку; и в XX веке русской катастрофы.
На таких болезненных ошибках мы обучались тому, что большая и сложная Россия должна иметь сильную власть, а она возможна только при единоличном правителе.
Есть в православном богослужении традиционное прошение:
«Да тихое безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».
Вот народное настроение русских всех веков: мы ищем тихого безмолвного жития, а не слежения за партийными борениями. А для тихого безмолвного жития, чтобы, согласно Аксакову, нам самим «не государствовать», нужна сильная единоначальная власть.
Может, в глубине нашей ментальности хранится ответ на вопрос, почему любой правитель – будь то генсек или президент – в народном сознании неизбежно становится в чем-то «царем». Еще белогвардейцы шутили в пору революции:
«Молот серп, если прочитать обратно, все равно получается престолом».
Венчание Михаила Романова на царство
Путь молодого царя из Костромы в Москву выглядит как путь на Голгофу. Он едет несколько недель в молитвенной тишине, останавливается во всех крупных городах, долго молится в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, прежде чем через Спасские ворота проехать в Москву. По столице в тот день шел крестный ход с главными государственными символами и церковными реликвиями – так город и выходил навстречу избранному царю. После всего этого Михаил побывал в Архангельском соборе (у гробниц русских царей) и в первопрестольном Успенском соборе, где также молился перед святынями.
Каким пронзительным глубоким осознанием своего креста и своей миссии надо обладать, чтобы так, в молитвенном сосредоточенном напряжении всех сил, восходить на это служение.
Венчание на царство в Успенском соборе состоялось 11 июня 1613 года. В этом венчании Патриарх Иосиф помазывает не только разные части тела царя, но и место будущей бороды юноши. Делал он это со словами:
«На браде и под брадою – печать Духа Святаго».
Может быть, и излишнее нововведение в обряд, но за этим – выстраданное всем народом желание самобытности, усталость от иностранцев, неприятие их. Борода понималась как часть национального, русского, своего. В этом «помазании брады» как бы обращение к Богу и ко всей будущей династии Романовых – не изменять себе и своей Родине. Быть русскими.
«Союзники»-шведы оскверняют наш Валаам
Первые годы правления Романова схожи с нашими постсоветскими 90-ми. Их точно описал Костомаров:
«…смуты и полное расстройство всех государственных связей выработали поколение жалкое, мелкое, поколение тупых и узких людей, которые мало способны были стать выше повседневных интересов».
В стране еще полыхают костерки прежних пожарищ. Нет мирного договора с поляками, шведы – вообще-то призванные на Русь как союзники – занимают русские города, а новый шведский король даже претендует на русский престол. В мае 1613 года Тихвин поднял восстание против шведского гарнизона. Началась война русских со шведами – на нашей территории. Понемногу шведов вытеснили прочь с новгородских земель. Войска «союзников» осадили Псков, но город устоял, держался в осаде до заключения мирного договора в феврале 1617 года. Столбовский договор (Столбово – деревня в нынешней Ленинградской области) был подписан на крайне невыгодных для России условиях. Страна утратила не только выход к Балтике, но и множество исконно русских земель – они возвратятся под власть российской короны только во времена правления Петра I. Столбовский мир – лучшее напоминание о том, что союзников у России быть почти не может.
Выступая после подписания Столбовского мирного договора в шведском парламенте, риксдаге, лидер наших вчерашних союзников король Густав Адольф сказал:
«Одно из величайших благ, дарованных Богом Швеции, заключается в том, что русские, с которыми мы издавна были в сомнительных отношениях, отныне должны отказаться от того захолустья, из которого так часто беспокоили нас. Россия – опасный сосед… Теперь без нашего позволения русские не могут выслать ни одной лодки в Балтийское море».
Но яснее всего разность наших цивилизаций проявится в том, как шведы будут вести себя в русских святынях, оказавшихся на территориях, перешедших к ним. Став шведским, Валаам был лишен монастыря, который шведы разрушили буквально до основания, чтобы на его месте выстроить для себя дома. Валаамская братия была вырезана еще в разгар Смуты, в 1611 году. Видимых следов святыни не осталось – но мощи святых преподобных Сергия и Германа, первоначальников монастыря, хранились в глубине своих могил. Сохранилось предание, что шведы намеревались извлечь их из недр земли и предать публичному поруганию. Но когда решились на это, кощунников сразил лютый недуг. Какой – не уточняется. Но иначе трудно объяснить, почему на шведском Валааме в пору разрушения обители над могилой с мощами святых угодников была построена деревянная часовня! Лютеране-шведы вдруг стали почитать св. Сергия и Германа!
С этой построенной наскоро часовней под конец века, в 1685 году, был еще случай. Она начала разрушаться, а крест над могилой угодников был из дерева, и тоже еле держался. И вот один из лютеран, живших в прибрежном поселке, решил (свидетелей не было, но сам он после рассказывал) снять этот ветхий крест каким-то образом. Друзья обнаружили этого человека только к вечеру – пойти домой сам он не мог, потому что тело его было покрыто страшными язвами и боль не давала двинуться с места. Товарищи отвезли его домой, и близким он все рассказал, что и где происходило, – так вспомнили, что в могиле под крестом похоронены святые Божьи угодники!
Страдающего язвами повезли обратно, на могиле он испросил прощение, и недуг его прошел. Вразумленный лютеранин не отрекся от своей веры, но осознал глубину своего поступка и стал почитать преподобных Сергия и Германа настолько, что своими руками обновил и крест, и часовню. И даже поселился невдалеке от развалин. Часовня, подновленная им, простояла до 1717 года – когда началось возрождение всей Валаамской обители по велению царя Петра I.
В историю с финном можно не поверить, но известны все его данные: потомство исцеленного по имени Куколя жило на Валааме до XIX века. Затем переселилось в Якимварский погост, в деревню Кумоля.
Эта земля знала и православных шведов. Вот история шведского короля Магнуса II, чей корабль разбился в 1371 году во время бури на Ладоге. Возможно, это был очередной военный поход за наживой в православные земли, такое происходило регулярно, но в тот раз корабль разнесло в щепки. Оставшись единственным выжившим, Магнус принял решение остаток своих дней посвятить Богу: он написал завещание, крестился в православие и принял великую схиму с именем Григорий… через три дня после пострига его не стало. Похоронен он был на Валааме, и могила его там есть, с памятным камнем.
Мир с Польшей и святой Никола Можайский
В селе Деулино под Сергиевым Посадом в начале 1619 года был заключен мир между Русским царством и Речью Посполитой на 14,5 лет. Деулинское перемирие было тоже очень невыгодное для нас. Но страну надо было замирять. Сил воевать не было.
По этому мирному договору мы расстались с бесценными Смоленском, Рославлем, Черниговом и еще десятками городов и земель. Наша западная граница вернулась к границам времен Ивана III. А территория Речи Посполитой, наоборот, достигла максимального размера в истории – 990 тысяч квадратных километров. Король польский и великий князь литовский впервые стал официально претендовать на русский трон.
Кое-что поляки нам тоже вернули. Но любопытно, что в договоре среди возвращаемого упоминается икона святого Николая, захваченная в Можайске! Редкий и очень любимый Россией образ. Никола Можайский на иконе – объемный, почти скульптура. В одной руке он держит меч, в другой – сам город Можайск. Таким святого увидели в небе над городом еще, вероятно, в XII веке, когда Можайск был осажден врагами, а жители стали молиться Николаю Чудотворцу. Тогда он возник над собором в грозном виде – со сверкающим мечом и городом в знак своей защиты и покрова над ним. Враги в страхе бежали.
В Смуту икону видела здесь, то ли в Никольском соборе Можайского Кремля, то ли даже на башне Кремля над воротами, Марина Мнишек – и вспоминала о ней. По примеру Можайска, икону написали и разместили над воротами Никольской башни Московского Кремля. Не только башня, но и идущая от нее Никольская улица напоминают об этой святыне, которая теперь сохраняется в Третьяковской галерее.
Через несколько десятилетий мы отвоюем у Польши все наши земли, а пока мы заплатили ими и этим худым миром за собственное безумие Смуты.
Окончание СмутыПатриарх Филарет
Знаком конца Смуты стало возвращение из польского плена отца молодого царя Михаила – патриарха Филарета Романова. Его освобождают по плану обмена пленными согласно Деулинскому перемирию. На Горбатом мосту над речкой Пресней 14 июня 1619 года торжественно встречали Филарета.
Отец нового царя и двоюродный брат предыдущего царя Феодора Иоанновича Филарет Романов – человек, по которому эта страшная эпоха прошла беспощадным катком. Репрессированный и насильно постриженный в монахи Борисом Годуновым, Филарет с 1608 года был пленником у Лжедмитрия II – «тушинского вора». Там он вынужден был играть роль «нареченного патриарха», при этом представлял себя перед врагами самозванца как его «пленник» и не настаивал на своем патриаршем сане.
После прибытия Филарета в Москву прошла его торжественная интронизация, совершенная пребывавшим тогда в столице России иерусалимским Патриархом Феофаном III.
Почти 25 лет Патриарх Филарет был соправителем своего сына. За активность в светских делах бывшего боярина называли при дворе «Филарет Никитич» – ему принадлежит план умирения России, ее возрождения после Смуты. Потихоньку действуя по этому плану, люди восстанавливали все прежние связи внутри страны – казна снова начала пополняться налогами.
Филарет дал ход активному книгопечатанию, просвещению, открытию школ. Патриарх вел дипломатическую переписку, сам изобрел дипломатический шифр. Учредил Тобольскую епархию, которая стала центром религиозного просвещения Сибири. Он понимал, что делает русскими вошедшие в орбиту нашей империи недавно народы, – христианство.
Так, Гермогеном, последним Патриархом Смуты, Россия была спасена. Филаретом, первым Патриархом после Смуты, Россия была восстановлена.