Время шинигами — страница 23 из 62

– Здесь так тепло, – сказала она, закрывая глаза.

Слуга навис над ней, дергая пальцами, как будто хотел что-нибудь сжать.

– Госпожа, если вы желаете отдохнуть, у нас есть стулья. Лежать на полу довольно…

– Неприлично? – закончила за него я. – Вставай, Микудзумэ. – Мне совсем не хотелось называть ее именем ёкая в присутствии слуги Аматэрасу. Афишируя тот факт, что я таскаю с собой древнее злое существо, я вряд ли смогу заслужить благосклонность богини.

Лисица надулась, но поднялась на ноги. Слуга провел нас из холла в меньший коридор, где освещение, к счастью, было не таким ярким. Стены в коридоре покрывала бесконечная вереница бумажных дверей и фресок, только наполненных белым светом, а не затененных мраком, как в моем дворце. Я замедлила шаг, когда поняла, что эти картины отличаются от моих не только стилем, но и рассказанными на них историями.

На фресках моего дворца Цукуёми был изображен сидящим на полумесяце – после того как родился из слезы Идзанаги. На этих же картинах он крепко стоял на земле, одетый в кимоно из звезд и лун, его зубы были острыми, как у волка, а глаза – пустыми и обжигающе-белыми. Цукуёми разрывал зубами другую богиню – Укэмоти, как я поняла по окружавшей их еде: комната была залита кровью, а из его рта свисали кишки. На следующей фреске Аматэрасу спускалась с неба и забирала из тела Укэмоти оставшееся зерно, засевая рисовые поля. Дальше Цукуёми не было – словно он перестал существовать.

– Ваше Величество? – окликнул слуга.

Я повернулась и увидела, что все остальные уже давно обогнали меня и ждали, пока я пойду за ними. Я покачала головой и поспешила к ним. Логично, что версия событий Аматэрасу отличалась от моей, представляя ее в лучшем свете. Но я не могла выкинуть из головы образ Цукуёми с пустыми белыми глазами.

– Хм, – произнесла Тамамо-но Маэ, скрестив руки на груди и оглядевшись, – Рэн, думаю, твой дворец красивее.

Лицо слуги дернулось, но он мудро проигнорировал слова ёкая. Мы подошли к еще одним большим дверям. Сквозь щели струился ярко-белый свет.

– Ваше Величество, – доложил слуга, стуча в дверь, – богиня Рэн и ее спутники.

Не дожидаясь ответа, он распахнул двери и с новым поклоном отошел в сторону, пропуская нас вперед.

Мы вошли в комнату из сверкающего золотом мрамора, в которой либо вообще не было потолка, либо он был сделан из чрезвычайно тонкого и прозрачного стекла, позволяющего чистым лучам солнечного света свободно проникать сюда.

Аматэрасу сидела на троне на пике многоуровневого возвышения, одетая в платье всех цветов огня, мягко колышущееся, словно живое пламя. Ее кожа сияла на солнце бледным золотом, а черные волосы светились янтарем. Она улыбнулась нам – и весь холод горного тумана покинул мое тело, будто я вошла в теплую ванну света. Она была похожа на поздний осенний вечер, когда солнце отражается от пожелтевших листьев и весь мир сияет золотом. Она выглядела так, будто одной улыбкой могла создать целую Вселенную и покончить с ней одним мановением пальца. Мне захотелось упасть перед ней на колени – перед лицом такого величия лишь это казалось единственно верным поступком.

Нивен и Тамамо-но Маэ не выдержали давления: они упали на землю и низко поклонились. Мои колени дрожали, но я заставила себя стоять прямо. «Ты такая же богиня, как и она», – внушала я себе, хотя это казалось неправдой.

От Идзанами, Хиро и Цукуёми я знала, что божества должны обладать силой и величием, излучать совершенство, которое не имело ничего общего с физической красотой, – весь мир должен был затаить дыхание, когда они говорят. Настоящие божества ходили по Земле, зная, что та принадлежит им и что, если захотят, они могут раздавить ее голыми руками и создать Вселенную заново.

Но из всех божеств, что я видела, Аматэрасу излучала наибольшее величие, наибольшую силу. Стоя перед ней, было трудно даже сложить предложение. Казалось, что мои слова так бледны и незначительны, что солнечный свет сожжет их, стоит им только сорваться с моих губ. Я посмотрела на свое черное кимоно, покрытое красными пятнами и слюной сороконожки. Цукуёми назвал его одеждой простолюдинов. Мои сандалии оставляли за собой следы грязи, а облачный туман завил и спутал мои волосы. Моя кожа была бледной и грубой из-за долгого пребывания под землей и теперь зудела от прикосновения яркого солнечного света. Рядом с богиней Солнца я была похожа на перепачканную тряпичную куклу.

Хуже всего было то, что ее яркий солнечный свет растворил все мои тени, словно высушив их, разорвал на кусочки тянувшийся за мной плащ тьмы. Я попыталась притянуть к себе мрак, но мои тени не ответили на зов, изгнанные солнцем. Ужас пронзил мои кости, как низкий гул церковного органа.

– Создание Смерти никогда прежде не поднималось в мой дворец, – заговорила Аматэрасу. Хотя она сидела высоко на троне, ее голос звучал так ясно, словно она шептала мне на ухо. – Что привело тебя сюда, Рэн из Ёми?

«Рэн из Ёми», – повторила я про себя. Раньше меня так никто не называл. Наконец я была не Рэн из Лондона и не Рэн из Якусимы – наконец именем мне служило то единственное место, которое я выбрала и заполучила сама. Я выпрямила спину и посмотрела прямо на Аматэрасу, несмотря на то что солнечные лучи обжигали мне глаза.

– Я ищу Кусанаги-но Цуруги, – ответила я. Мой голос эхом разнесся по мраморному полу, тонкий и молодой по сравнению с голосом Аматэрасу, но, по крайней мере, в нем не было страха. – Мне сообщили, что ты знаешь, где его найти.

Аматэрасу запрокинула голову и рассмеялась. Я сказала всего пару фраз, а уже рассмешила ее?

– Ты носишь меч моей матери, – заметила она, кивая на катану за моим поясом. – Теперь тебе нужен меч моего брата? Они не годятся для двуручного боя.

– Это не для меня, – возразила я. – Сусаноо хочет вернуть его.

– А-а-а, – произнесла Аматэрасу, закатив глаза. – Так это он отправил тебя с поручением? Мужчины так предсказуемы. Цукуёми по любой просьбе нашего отца начинает вертеться точно белка в колесе, а Сусаноо делает все возможное, чтобы вообще ничем не заниматься. Знаешь, тебе не следует так доверять моему брату.

– Я… – я сделала паузу: солнечный свет высушил всю влагу у меня во рту и мне стало сложно говорить. – Которому из?

– Всем им, – сказала она, откидываясь на спинку трона. – Они были изгнаны по веским причинам.

Я вспомнила фреску, на которой Цукуёми впивается зубами в живот Укэмоти. Неужели таким его видит Аматэрасу? И я уже знала темную историю Сусаноо. По крайней мере, со слов Цукуёми.

– Я наблюдала, как ты поднимаешься на гору с Цукуёми, но здесь его нет, – заметила Аматэрасу, подперев подбородок рукой. – Ты оставила его дуться в облаках?

«Тебе ли не знать, почему он не может подойти ближе», – подумала я, но вслух произнесла:

– Он уважает твои желания.

Это было дипломатичнее: мне все еще нужна помощь Аматэрасу.

Она вздохнула.

– Вряд ли. Мое желание состоит в том, чтобы он перестал существовать. Но, по крайней мере, теперь я должна видеть его только каждое солнечное затмение. Досадно, но ничего не поделаешь.

Я вспомнила глаза Цукуёми, когда он рассказывал мне о своей сестре, превращающей море в алмазы, мягкую улыбку на его лице, которая не казалась такой вымученной, как обычно. Как она могла говорить о нем столь пренебрежительно? Ей повезло, что я не могла призвать свои тени.

– Мне все равно, что ты думаешь о своих братьях, – сказала я, потому что больше не хотела говорить о Цукуёми. – Мне требуется помощь Сусаноо, поэтому мне нужен меч.

– Мой бесполезный изгнанный брат отказывается помочь тебе, так почему я должна?

Я поморщилась.

– Я не прошу милостыни, – произнесла я, молясь, чтобы разговор не пошел под откос так же быстро, как во время сделки с Сусаноо. – Скажи мне, чего ты хочешь взамен.

Аматэрасу улыбнулась.

– Думаешь, тебе есть что предложить мне? Тебе, новорожденному божеству? Как мило.

– Тебе наверняка чего-то хочется, – продолжала я. – Все чего-то хотят. Даже богини.

Аматэрасу молча барабанила пальцами по подлокотнику трона. Затем она встала, и весь свет в комнате взметнулся вместе с ней – как будто солнце поднялось выше в небе. Она соскользнула с ярусов своего возвышения, и длинный шлейф ее платья растекся, как жидкое золото. По мере ее приближения в комнате становилось все теплее, на меня накатывали волны жара. Она была яркой до боли, но я не могла отвести взгляд.

Она остановилась прямо передо мной, ростом по меньшей мере на фут выше меня. Мне казалось, что меня заперли в печи: воздух вокруг сдирал кожу, жег глаза и заставлял их слезиться. Я рефлекторно потянулась к своим теням, но они все равно не могли пробиться сквозь солнечный свет. Я была всей тьмой Ёми, а она – всем светом земли, и теперь, когда мы оказались лицом к лицу, стало совершенно ясно, кто из нас сильнее.

Нивен и ёкай уже отступили на несколько шагов, уклоняясь от жара, но я заставила себя стоять твердо, не показывать слабости.

– И что ты знаешь о том, как быть богиней? – спросила она, протянув руки и коснувшись моей щеки. Казалось, ее ладони оставили на моем лице клеймо. Я не могла не вздрогнуть, когда ее солнечный свет проник в мою кровь, разрывая мне вены.

– У всего есть цена, – резко ответила я, стараясь не показывать, что мне больно от ее обжигающего прикосновения. – Поверь, мне это известно.

– Тебе-то? – спросила она, наклонив голову. Ее глаза сверкали золотом.

Я сглотнула. Изо всех сил я желала отстраниться, но трусливо убегать не хотелось. Должен быть какой-то способ одолеть ее. Я старалась задвинуть жжение от ее прикосновения на задворки сознания и сосредоточиться на том, что я знала об Аматэрасу. Что может заставить ее выслушать меня?

«Никто не похож на нее, кроме других звезд, – говорил Цукуёми. – Думаю, она всегда чувствовала себя одиноко».

По Аматэрасу нельзя было сказать, что она одинока. Но, пусть и неохотно, я готова была признать, что бог Луны довольно умен или, во всяком случае, он знает свою сестру лучше меня. Я сделала глубокий вдох.