– Я могу привести к тебе звезды, – сказала я.
Обжигающая ладонь на моем лице внезапно заледенела. Контраст был настолько резким, что я вздрогнула.
Рука Аматэрасу опустилась.
– Что? – спросила она зловещим тихим голосом.
– Четверо из моих ёкаев – это созвездия, – сказала я. Мои зубы стучали, слова застревали на языке. – Я могла бы велеть им прийти к тебе. – Выражение лица Аматэрасу стало непроницаемым. Ее молчание заставило меня нервно добавить: – Цукуёми сказал мне, что в детстве ты хотела встретиться с другими звездами, потому что чувствовала себя одиноко. Я подумала, что…
– Цукуёми сказал это? – спросила она низким голосом.
Я кивнула, почему-то чувствуя, что это не тот ответ, которого она желала.
Аматэрасу медленно качнула головой.
– Моему брату лучше не делать вид, что он знает меня, – странные, хрупкие слова сорвались с ее губ.
– Я думаю, он имел в виду лишь…
– Цукуёми поздно беспокоиться о том, чего я хочу, – продолжила Аматэрасу. В уголках ее глаз начали собираться слезы, поглощая солнечный свет.
Я оглянулась на Нивена в поисках поддержки, но он лишь смотрел на Аматэрасу широко распахнутыми глазами. Я знала, что делать с разгневанными божествами, – но с опечаленными? Я прочистила горло, подыскивая нужные слова.
– Думаю, он всегда о тебе беспокоился, – медленно произнесла я. – Если бы ты выслушала его, то все поняла бы.
Не то. Совсем не то.
Глаза Аматэрасу сузились, по щеке скатилась одинокая слеза. Когда она упала на пол, мир погрузился во тьму.
Со всех сторон обрушилась ночь. Холод сжал меня, сковывая кости, – казалось, они сейчас разлетятся на части. Во рту появился привкус крови, губы потрескались от сухости, руки внезапно онемели, отказываясь подчиняться.
– Нивен! – позвала я, оборачиваясь.
– Я здесь, – отозвался брат, хватая меня за руку. Даже сквозь рукав его прикосновение обожгло холодом. Он дрожал так сильно, что моя рука затряслась. Где-то во тьме скулила ёкай.
Услышав звук трескающегося льда, я повернулась к тому месту, где стояла Аматэрасу. Она упала на колени, и пол медленно расходился под ее ладонями трещинами, как разбитый лед на поверхности пруда, угрожая сбросить нас в открытое небо. Ее янтарные волосы почернели; платье больше не мерцало, утопив богиню в луже бледного шелка.
– Аматэрасу! – позвала я, делая осторожный шаг вперед.
Она подняла голову. Ее глаза стали полностью черными, по щекам текли чернильные слезы. Дыхание вырывалось маленькими облачками, все ее тело сотрясала дрожь, как будто кости были живыми и стремились оторваться от плоти.
Я вспомнила фреску в своем дворце, на которой Аматэрасу сбежала в глубокую пещеру, оставив мир в вечной ночи. Хоть в Ёми и царила тьма, земли живых нуждались в солнечном свете. Что будет с людьми, если солнце снова скроется? Леденящий холод, ползущий по моим костям, давал исчерпывающий ответ: всему миру придет конец.
– Знаешь ли ты, каково это – навестить свою сестру и увидеть, что ее разорвали на куски? – спросила Аматэрасу, и ее слова породили эхо – будто мы были заперты в бездонной пещере. – Знаешь ли ты, каково нести вселенную на своих плечах, пока твои братья сжигают твои поля и убивают твоих родных? Знаешь ли ты, каково это, Рэн из Ёми?
Я не ответила: зубы стучали так сильно, что я не могла выдавить ни слова. Пол содрогался и трескался, в щелях под ногами завывал ветер, щиколотки обнимали туманные облака. Я сделала шаг назад, но трещина потянулась за мной, и пол разверзся, открывая дыру в завывающее небо. Мои тени закружились по комнате, жадно впитывая тьму, но здесь они ничем не могли помочь. Чтобы оставаться невредимым, дворцу нужен был солнечный свет, а не мои тени. Если пол провалится, свалимся ли мы с небес на землю?
– Не тебе вмешиваться в дела первоначальных божеств! – воскликнула Аматэрасу, ударив ладонью по полу, – по нему побежали новые трещины. – На какие бы ужасы, по твоему мнению, ни были способны мои братья, все это лишь капля в море их порочности. Ты и понятия не имеешь, что они могут разрушить!
– Прости! – вырвалось у меня, пока холод вытягивал воздух из легких. – Я поняла!
Аматэрасу сделала глубокий неровный вдох. Затем от ее ладоней по полу медленно растекся свет – и холод начал исчезать. Яркий свет скопился под нами, заполняя трещины и поднимаясь к потолку. Нивен и ёкай прижимались ко мне: каким-то образом мне все еще удавалось стоять на ногах, хотя колени дрожали.
Аматэрасу продолжала сидеть на полу, но ее волосы снова приобрели теплый янтарный оттенок.
– Этот мир был доверен мне, – прошептала она. – Я не могу верить мужчинам, которые пытаются его разрушить, даже если они – моя семья. Я не могу позволить себе ошибаться, пока держу мир в своих руках. Он слишком хрупок.
Она подняла голову. В ее глазах все еще стояли слезы, но в них появились тонкие золотые нити, похожие на рыбок кои в пруду.
– Я не хочу встречаться с твоими ёкаями, Рэн, – сказала она. – Это был бы неравный обмен, потому что я не знаю, где меч.
Я сжала челюсти, борясь с желанием что-нибудь сломать. Я, конечно, не ожидала, что Аматэрасу припрятала меч в шкафу под одеждой, но я думала, что, по крайней мере, она имеет представление, куда мне отправиться.
– Я думала, что ты видишь все, – сказала я так вежливо, как только могла сквозь стиснутые зубы.
Аматэрасу сощурилась.
– Я вижу многое, Рэн, – например, что ты делала в человеческом мире последнее десятилетие. Ты не совсем типичная богиня смерти, не так ли?
– Что? – прошептал Нивен позади меня.
Я напряглась, молясь, чтобы Аматэрасу не выбрала этот момент для небрежного упоминания про несколько тысяч душ, которые я съела, чтобы спасти Нивена.
– Ты просила меня не вмешиваться в твои дела, поэтому и сама не вмешивайся в мои, – сказала я как могла твердо, глядя прямо на солнце. Резкие слова обожгли мне губы, но я не хотела, чтобы она снова погрузилась во тьму.
«Она не уважает тебя, – прошелестела Идзанами, – поэтому у нее нет причин помогать тебе».
Я стиснула зубы. Ненавистно было это признавать, но Идзанами права. Божества не уважали меня, и я слишком легко позволяла им манипулировать собой. Без сомнений, у жнецов не было бы и шанса перед богиней Солнца или богом бурь и морей, но ни один из них не хотел помочь мне.
«Покажи ей, что такое настоящий страх, – сказала Идзанами. – Если она плачет от деяний своих братьев, то ужаснется, когда увидит, на что способна Смерть».
Я сглотнула, думая о чернильно-черных слезах Аматэрасу, о том, как она съежилась, стоя на коленях, о том, как рушился ее идеальный дворец. Всего несколько неосторожных слов – и самая почитаемая богиня Японии пала передо мной. Я прикусила язык. Боль прижала меня к земле, пока я пыталась отогнать мысли Идзанами, стыдясь того, что они искушают меня. Ответом Идзанами всегда были хаос и смерть, но это не помогло бы мне найти меч.
– Мне жаль, что я больше ничем не могу помочь тебе, Рэн, – сказала Аматэрасу. – Я не знаю, где сейчас меч, но я знаю, где он был.
Я подняла глаза, и голос Идзанами внезапно оборвался.
– Где?
Аматэрасу повернулась и указала на свои широкие окна, за которыми под облаками скрывался мир людей.
– Тысячи лет назад в Кагосиме жил человек по имени Икки. Он подружился со многими ёкаями, которые в конце концов отдали меч ему на хранение. Но я не знаю, что он с ним сделал после этого.
Я вздохнула.
– За тысячи лет с мечом могло случиться многое, а Кагосима – не то чтобы маленькое место для поисков.
– Возможно, что это не так, – сказала Аматэрасу. – Все зависит от того, чего хочет меч.
Я нахмурилась.
– Как меч может чего-то хотеть?
– Это божественное оружие и часть древней легенды, – пояснила Аматэрасу, приподнимая брови в знак удивления моему кислому тону. – Вещам такой огромной ценности предназначено либо быть потерянными навсегда, либо ожидать, чтобы их нашли. В любом случае ничто из того, чего касались божества, потом не живет спокойной мирской жизнью. Я подозреваю, что ты так или иначе найдешь ответ.
У меня в голове промелькнула мысль размозжить себе лоб об изящный мраморный пол ее дворца. Мне требовалось конкретное место, а не загадка. Я почти подумала о том, что резкость Сусаноо мне нравилась больше, чем лиричность Аматэрасу.
– Я запомню это, – произнесла я, и это был самый вежливый ответ, на который я была способна. – Может быть, ты знаешь что-нибудь еще?
Аматэрасу покачала головой.
– Прости, что разочаровала тебя, Рэн, но у меня полно других дел, помимо присмотра за игрушками моего брата.
Я вздохнула.
– В таком случае, думаю, нам пора, – сказала я, надеясь, что Аматэрасу ничего не потребует за такой бесполезный ответ. Я схватила ёкая за запястье, чтобы Нивен тоже последовал за мной.
– Подожди.
Мою свободную руку обхватили чьи-то пальцы. Сначала я подумала, что это Нивен, потому что прикосновение было странно прохладным, но это оказалась богиня Солнца.
– Цукуёми… Он ничего мне не передавал? – спросила она, не в силах взглянуть мне в глаза.
Я заколебалась. Какое ей дело, раз она так легко оскорбляла его?
– Нет, – сказала я. – А теперь отпусти меня.
Она подняла голову, и на мгновение ее глаза из золотых стали землисто-карими, почти как у человека. Затем она моргнула, и золото вернулось, хотя казалось тусклее, чем раньше. Она отвернулась, и я не стала ждать ее позволения уйти.
Я распахнула двери дворца и потащила ёкая за собой, к мосту.
– Будь она проклята, – выругалась я, хватаясь за голову.
– О чем она говорила? – спросил Нивен. – Что ты делала в человеческом мире?
Я отвернулась, чтобы скрыть выражение своего лица.
– Делала свое дело. Она просто не понимает, каково это – работать со смертью, – солгала я.
– Во всяком случае, она рассказала нам что-то полезное, верно? – спросила Тамамо-но Мэй, и мне впервые захотелось обнять ёкая – за то, как ловко она сменила тему.