– Потому что она – твоя богиня, – произнес Цукуёми. Он навис над Икки так же, как над человеком, которого напугал на улице, и в его глазах закружились звезды и тьма. – В жизни ты мог делать все, что хотел, но теперь ты в ответе перед ней.
– И что она сделает, если я откажусь? Убьет меня во второй раз?
– Есть вещи похуже смерти, – сказала я. – Если не веришь мне, тебе это докажут жнецы.
Нивен дернулся: ему лучше других было известно, на какую жестокость способны Высшие жнецы.
Но Икки только закатил глаза.
– Ты не сможешь даже выиграть партию в сёги, не то что победить жнецов.
«Хороший был человек. Отлично играл в сёги», – сказал один из матросов. Я играла в нее с Тиё несколько лет назад. Те десять долгих лет, что Нивена не было рядом, я коротала время как могла: от бесконечного чтения на японском мои глаза порой начинали косить. Тиё научила меня основам игры, но, учитывая, что она все время проигрывала, я предположила, что существует какое-то негласное правило не обыгрывать богиню. Я бросала вызов и другим слугам, но они все тоже проигрывали, так что в конце концов мне стало скучно и я бросила это дело.
Сёги – стратегическая игра, похожая на шахматы. Но шахматы подразумевают битву умов: чем быстрее и грязнее ты играешь, тем лучше, потому что главное – это победа. Японская же сёги долгое время находилась под охраной сёгуната – это воплощение изящных искусств, прославляющих сёгунов, сродни поэзии. Из нее тянутся корни Японии – вопреки все большему влиянию Запада. Основное правило в ней то же, что и в шахматах: выигрывает тот, кто первым забирает короля соперника.
– Предлагаю заключить пари, – сказала я.
Икки заколебался.
– Что?
– Ставлю на то, что смогу победить тебя в сёги, – сказала я.
– Сёги – мужская игра, – возразил он.
– Боишься, что не сможешь победить женщину?
Икки ощетинился.
– Я смог бы победить тебя даже с завязанными глазами.
– Тогда докажи это, – предложила я. – Но если проиграешь, то расскажешь мне, куда делся твой внук вместе с мечом.
Икки ухмыльнулся.
– Это довольно несправедливо, – сопротивлялся он. – Ты вынуждаешь меня поставить на кон мою честь. Я должен провести последние часы Обона со своей семьей.
– А я должна сидеть на своем троне, пока слуги кормят меня с ложечки. Но скоро придут жнецы – и поэтому я здесь.
Икки вздохнул.
– Хорошо, но, если выиграю я, ты дашь мне то, чего я хочу.
– И чего же ты хочешь?
Икки улыбнулся, обнажая ряд кривых желтых зубов, его глаза все еще скрывала шляпа.
– Я не скажу.
Я скрестила руки на груди.
– Сделки так не работают. Я не собираюсь соглашаться на условия, которых не знаю.
– Если ты уверена, что не проиграешь, то тебя не должно волновать, о чем я хочу попросить.
– Разумеется, должно!
Икки пожал плечами и отвернулся, явно намереваясь уйти.
– Как хочешь. Не я разбудил мертвеца, потому что мне нужна его помощь.
– Подожди!
Икки остановился и оглянулся через плечо. Я не могла позволить ему уйти просто так. Я не была уверена, смогу ли вызвать его снова под конец Обона.
– Ты правда рассматриваешь этот вариант? – спросил Нивен.
– Нужно пробовать все варианты, – влез Цукуёми.
Нивен смерил его взглядом, затем снова повернулся ко мне.
– Почему бы тебе не подкупить его, как ёкаев? – прошептал он.
– Я мертв уже тысячу лет, – нахмурился Икки. – Мне не нужны ни еда, ни выпивка, ни женщины. Я хочу лишь играть в сёги.
Я подозревала это, и именно поэтому не сильно беспокоилась о том, что Икки может попросить. Но, конечно же, Нивен не мог знать об этом. Он не понимал мертвых так, как я.
Чем дольше они оставались в Ёми, тем меньше чего-то желали. Их души изнашивались и растягивались до тех пор, пока в них не появлялись дыры, как на отсыревшей бумаге. У них не было ни снов, ни желаний – как у живых, – и они больше не чувствовали агонии и жажды. Они находили способ проводить время с удобством, ведя простую и тихую загробную жизнь, которая с течением времени теряла свои острые углы, словно сглаженный речным потоком речной камень.
– Я ему не доверяю, – прошептала ёкай.
Я – тоже, но это не имело значения. Я еще раз взглянула на заходящее солнце и повернулась к Икки.
– Ты не получишь ни одной из наших душ, – предупредила я.
Икки усмехнулся.
– И что бы я с ними делал? Я тебе не шинигами.
– Значит, ты не намерен убивать нас?
– Опять же, зачем мне это? – Икки нахмурился. – Чтобы таскать за собой трупы, как ветроуказатели? Ты будешь играть или нет?
– Рэн, – вмешался Нивен, – я не думаю, что…
– Ладно, – ответила я, просто чтобы брат не успел заставить меня усомниться в своем решении. Либо я играю, либо выпытываю из него ответ за час до захода солнца – и что-то подсказывало мне, что Икки раскроет нам свои секреты не так скоро.
Призрак уселся на землю, скрестив ноги, и жестом пригласил меня последовать его примеру. Как только я села, он провел рукой над землей – и из грязи появилась сетчатая доска для сёги. Он высыпал из матерчатых мешков кома, те со стуком упали на землю. В отличие от полированных деревянных фигур, которыми мы играли с Тиё, этот набор был окрашен во все оттенки грязно-белого и бледно-желтого, напоминая прокисшее молоко. Я подняла одну из фигур, что почище, и провела большим пальцем по вырезанному на ней слову.
– Что это? – спросила я.
– Ко-ма, – произнес Икки по слогам, будто я не знала этого слова.
– Ты же понял, что я не об этом, – отозвалась я и взяла желтую фигуру. Она согнулась, будто была сделана из резины; название было вырезано на ее искривленной поверхности грязной косой чертой. – Ты вел себя как мэйдзин, но у тебя даже нет настоящей сёги?
– Этот набор – ценнейший из всех, что ты когда-либо видела, – сказал он, не поднимая глаз и расставляя фигуры на своей стороне доски. – Он приносит мне удачу. – Икки взял серебряного генерала и повертел его в пальцах. Эта фигура выглядела так, будто когда-то разлетелась вдребезги и затем была склеена заново.
Тамамо-но Маэ наклонилась вперед, чтобы рассмотреть фигуры, и ее лицо приняло такое выражение, как будто она почувствовала запах гнили.
– Из чего они? – спросила я. – Я не потерплю обмана еще до начала игры.
Икки сухо усмехнулся – словно высохшая трава резко заколыхалась от порыва ветра.
– Никакого обмана, – сказал он.
Наконец он приподнял поля шляпы, и я встретилась с ним взглядом. Его глаза были белыми, без зрачков – бледные светящиеся сферы лунного цвета. Он протянул мне руку и нетерпеливо цокнул языком, когда я не поняла его жеста. Я медленно положила свою ладонь поверх бумажной его.
– Из пальцев получаются лучшие кома, – прошептал он, поглаживая мою кожу колючими кончиками пальцев. Я напряглась и попыталась вырваться, но он держал крепко. – Хрящ – неплохой материал, но из него трудно что-то вырезать, особенно из ушей: там столько всяких изгибов. Носы тоже отлично подходят, если отделить их от костей. – Нивен и Цукуёми позади меня застыли. Ёкай схватила меня за рукав, задрожав. – Довольно крепкие фигуры получаются из зубов, если их достаточно, – продолжал Икки. – Но, конечно, их вытащить сложнее всего. Пальцы легко отрубить хорошим ножом, а вот зубы приходится вырывать.
– Так вот чего ты от меня хочешь? – спросила я, и у меня пересохло во рту. – Новый набор кома для сёги?
Икки ухмыльнулся.
– Такова валюта мертвых, Ваше Величества. Ты сама решила играть.
Я так сильно стиснула зубы, что у меня заболела челюсть. Ёкай ойкнула, Нивен и Цукуёми обменялись обеспокоенными взглядами. Икки вытащил покрытый грязью и ржавчиной нож и воткнул его в землю.
– Я буду быстр, – пообещал он. – У меня большой опыт.
Я закрыла глаза, выравнивая дыхание. Любая часть тела, которую от меня отрежет призрак, со временем отрастет, но это не значило, что я хотела, чтобы мне отпиливали нос ржавым ножом. Времени лежать, как морская звезда, отращивающая новую плоть, у меня не было, ведь через три дня должна прибыть Айви.
– Позволь мне сыграть за нее, – предложил Цукуёми. Я обернулась, нахмурившись. Он сложил руки в умоляющем жесте, отказываясь смотреть мне в глаза и глядя только на Икки.
Я бросила фигуру на доску.
– Я просила не мешать мне, – прошипела я.
– Рэн, я хорош в сёги, – прошептал он с мольбой в глазах. Я в этом не сомневалась. Вероятно, в его раздражающе точном, энциклопедическом мозгу имелись тысячи стратегий. – Позволь мне помочь.
– Неплохая идея, – вставил Нивен.
Я повернулась к нему, еще сильнее хмуря брови. «Значит, теперь ты вдруг встал на сторону Цукуёми?» Лицо Нивена дернулось, когда он посмотрел на мои пальцы, затем его бледно-голубые глаза метнулись обратно к моему лицу. Я подумала о том, как было хорошо, когда они дрались в моем пруду, а не сообща проявляли заботу.
Икки решил проблему за меня.
– Информация нужна ей, – сказал он. – Так что она может заработать ее или просто отказаться.
Я повернулась к Цукуёми и покачала головой. Это была моя игра – не его. Плечи Нивена поникли, ёкай прижалась к нему.
Когда мы закончили раскладывать кома, Тамамо-но Маэ села и прислонилась ко мне, схватив меня за руку и уставившись на фигуры широко раскрытыми глазами. Нивен сел рядом с ней, а Цукуёми опустился на колени слева от меня. Их пристальные взгляды абсолютно не помогали мне успокоиться.
– Ты можешь это сделать, Рэн! – воодушевляла меня ёкай, стискивая мою руку. Затем она прижалась к моему уху и прошептала на чистейшем английском:
– Он недооценивает тебя.
– Никакого обмана! – воскликнул Икки.
Тамамо-но Маэ надула губы и снова схватила меня за рукав, отворачиваясь от призрака. Я не знала, смогу ли победить, но раз все на меня смотрели, я должна была по крайней мере попытаться. Я потянулась за фигурой, но Икки ударил меня по руке.
– Мы еще не решили, кто ходит первым, – сказал он, смахивая с доски пять своих пешек и тряся ими в сложенных чашей ладонях. – Невежественная девчонка. Бросила мне вызов, а сама даже не знаешь правил.