Океан заволновался сильнее, словно потревоженный надвигающейся угрозой. Я подумала о Сусаноо в его темных глубинах, о том, как легко все могло сложиться, если бы он просто поднял палец, чтобы перевернуть корабль и утащить их к своим белым пескам и острым кораллам.
«Но что это тогда за победа?» – спросила императрица.
Я хмыкнула и подняла лицо к небу. Конечно, она была права. Ничто и никогда не давалось мне легко. Никто и никогда не подносил мне победу на серебряном блюдечке, и они тоже не станут. Единственная причина, по которой я прожила так долго, заключалась в том, что я все завоевывала сама. Я присвоила древний трон, дворец с тысячей слуг, бесконечный подземный мир и всю ночную тьму, но все это продолжало оставаться моим только потому, что я крепко за это схватилась и отказывалась отпускать.
По небу, на мгновение закрыв собой солнце, пролетел зеленый фазан, а затем унесся куда-то вдаль. Когда на ноги нахлынула новая холодная волна, мне в голову пришла идея. Взгляд метался от ореола палящего солнца к темному силуэту корабля на горизонте.
Жнецы прибыли не ночью, потому что не хотели дарить шинигами преимущество. Но тьму не определяют ни Солнце, ни Луна, ни наклон Земли. Ночь – это я, я – конец всего сущего, и тьма отзывается только мне. Если я хочу победить, мне нужно лишить Айви всех преимуществ.
Я сделала глубокий вдох, повернулась лицом к солнечному свету и расколола небо.
Для заката было еще слишком рано, но, когда небо треснуло, внутрь просочилась тьма, словно сам космос начал проникать в атмосферу. По земле расстилались тени, такие густые, что в них пропадал песок под ногами, городские дома и улицы и даже океан. Они ползли по стенам и крышам, пожирая здания целиком. На небе больше не мерцала ни одна звезда – со всех сторон простиралась лишь бесконечная черная гладь, словно царство живых оказалось захвачено Ёми. Единственным источником света остался далекий кружок бледной луны – крошечная белая монета в море мрака.
Мои тени никогда не казались такими бесконечными, не становясь при этом слабее. Я чувствовала себя так, будто нахожусь в доме, в котором распахнуты все окна, и меня обдувает ветерок. Я была каждым последним вздохом, каждым сказанным шепотом пожеланием спокойной ночи, каждым криком ночных цапель над влажными лесами, молчанием цикад, концом тысячи дней. Люди разбежались по домам, бормоча молитвы и умоляя богов спасти их от внезапного затмения.
– Рэн, – прошептал Нивен. Они с ёкаем вцепились в мои рукава, но я этого почти не чувствовала. – Рэн, что ты сделала? – спросил брат. Несмотря на то что его пальцы впивались в мою руку, его голос казался очень далеким.
Я хотела извиниться, но ночь продувала меня насквозь, будто я была соткана из шелка, и слова застыли у меня на губах.
Вместо этого я направила тени к морю. Длинные щупальца тьмы вырвались из воды и вцепились когтями в нос парохода, пронзая металл. Я глубоко вздохнула и напряглась.
Кости заскрипели, а мышцы сжались – я заставляла тени бороться с силой корабельного двигателя. Я чувствовала себя древним деревом, чьи корни отчаянно цепляются за землю, пока вокруг бушует ураган. Мои тени разорвали паруса в клочья и потянулись к винту, но его лопасти рассекли тьму. Я попыталась накренить корабль, чтобы пассажиры упали в море, но это было все равно что пытаться сбить Луну с орбиты.
Корабль все же замедлил ход – теперь он тащился сквозь смолу моих теней, а не скользил по прозрачной воде. Я упала на колени, изо всех сил пытаясь загнать его обратно в море.
«Не нужен мне никакой Сусаноо», – подумала я. Это была моя проблема, и я могла решить ее сама.
Однако, несмотря на все мои усилия, пароход продолжал двигаться вперед.
Руки задрожали, пальцы зарылись в песок, удерживая меня на месте, пока суставы, казалось, грозились треснуть от напряжения.
Корабль рванул вперед – и мои тени лопнули, как слишком сильно натянутые резинки, безвольно упав на воду. Я задохнулась, едва чувствуя руки.
Я была недостаточно сильна.
Я опустила голову, не зная, смогу ли вообще встать, но Нивен сжал мою ладонь и помог подняться. Мы втроем попятились. Корабль причалил к берегу.
С борта корабля опустились шкивы, цепи и шаткая лестница, и на берег стали сходить жнецы.
Вместо серебристых плащей на них была британская человеческая одежда, но их белые волосы и светящиеся сине-зелеными оттенками глаза не позволяли спутать их с людьми. С корабля донесся тяжелый запах Смерти и свежей крови: я не сомневалась, что они избавились от человеческого экипажа, как только тот стал бесполезен.
С корабля сходило все больше и больше жнецов – на берегу стояло уже по меньшей мере пятьдесят, – но ни один из них не подходил ближе. Некоторые лица были мне смутно знакомы по школе и собраниям Совета, но в темноте они казались лишь бледными отголосками моей прежней жизни, померкшими воспоминаниями. Как ни странно, Эмброуза в их рядах не было. Я полагала, что после побега он отправился обратно к Айви, но, возможно, он сбежал куда-то подальше, будучи слишком трусливым, чтобы сражаться. Айви все еще не показалась.
В конце концов на вершине лестницы появилась жница в серебристом плаще.
Айви казалась грозной еще в бытность Высшим жнецом, но теперь, став богиней смерти, она заставляла небо содрогаться, а прилив – в страхе отступать обратно в море. Когда она спускалась по трапу, ее серебристый плащ и светлые волосы ярко светились в темноте, словно она была звездой, медленно падающей на землю. В одной руке она сжимала косу Анку, и ее лезвие сверкало, отражая сияние серебристого плаща.
Она прошла по причалу мимо других жнецов, терпеливо ожидавших ее команды. Может быть, мне стоило остановить ее здесь и сейчас, но мои руки бессильно повисли по бокам. К тому же после стольких лет мне было интересно услышать, что она хочет сказать. Я знала, что она не убьет меня на месте – она заставит меня молить о смерти. Я не удивилась бы, прикажи она другим жнецам не причинять мне вреда, чтобы она могла самостоятельно заняться моим расчленением.
Когда она ступила на песок, пересекая берег мне навстречу, запах Смерти десятикратно усилился. Суждено ли двум божествам смерти встретиться? Или скорее рухнет Вселенная? Я ощущала, как в далеком городе увядают и осыпаются на землю листья, как высыхает трава, как с неба падают птицы. В воздухе запахло кислой кровью и давно загноившимися ранами.
Как только она подошла ближе, я поняла, что ее глаза не отражают света, как глаза других жнецов. Их глаза были синими, зелеными и фиолетовыми, а ее – бледно-голубыми, и кожа вокруг них была покрыта белыми стяжками, которые тянулись к носу и щекам, как странная шелковая паутина. Когда она приблизилась почти вплотную, я вытащила из ножен катану Идзанами и сделала шаг от Нивена и ёкая.
– Вот уж не ожидала приветственной вечеринки, – сказала Айви, вонзая в песок древко своей косы. Из-за теней, сгустившихся во впадинах лица, она казалась ходячим скелетом – как легендарный первый Анку, который представлял собой лишь скелет с косой, достаточно острой, чтобы рассечь ткань времени надвое. Я давно не слышала ее голоса, но он тут же напомнил мне о тысяче мрачных угроз и обещаний кровопролития и раскрошенных костей, нашептанных мне в Лондоне, когда я была еще ребенком.
– Трое – это еще не вечеринка, – возразила я. Ладонь так вспотела, и я испугалась, что катана Идзанами выскользнет из рук. Разумеется, Айви отлично слышала бешеный стук моего сердца.
– Верно, поэтому я не понимаю, к чему все это, – продолжила Айви. – Но не могу сказать, что удивлена тем, что никто не захотел тебе помочь.
– Моя проблема – только ты, – заявила я. – Это моя земля.
Айви моргнула, широко раскрыв глаза, и расхохоталась – это был холодный, злой смех, напоминающий треск льда.
– Да ну, – хмыкнула она. – То есть ты в самом деле веришь, что являешься мне ровней?
Я крепче сжала катану.
– Я…
– Я знаю, кто ты, Рэн, – перебила меня Айви, пренебрежительно махнув рукой. Я могла бы перекричать ее, но лишь подчинилась. – Каким-то образом ты смогла убедить этих людей, что ты не уличная крыса. Понятия не имею, как тебе это удалось. Видимо, это лишь подтверждает, насколько восточные люди глупы.
Я стиснула зубы.
– Однако ты тратишь так много сил, чтобы убить простую уличную крысу.
– О, но ведь ты особенная, Рэн, – парировала Айви. – В нашу последнюю встречу ты мне кое-что подарила. – Она указала на свои глаза, тонкие красные линии и белые шрамы.
– Когда я… – я замолкла, вспомнив уличный фонарь, вспыхнувший как взорвавшаяся звезда, трех жнецов, плакавших на снегу и прижимавших ладони к кровоточившим глазам. Айви в зале Верховного совета с повязками на лице, которые я посчитала простым притворством.
Но теперь глаза Айви уже должны были зажить. Тогда я была лишь Низшей жницей, так что любой урон, который мне удалось бы нанести Высшей, должен был исчезнуть за несколько часов, если не минут. Но на лице Айви по-прежнему сохранялись следы от тысяч крошечных осколков стекла.
– Я просто хотела вернуть должок, – заявила Айви, – но я великодушна, так что, думаю, просто вырежу твои глаза целиком. Звучит справедливо, не правда ли?
– Только попробуй, – рявкнул Нивен позади меня. Я протянула руку, чтобы остановить его, и качнула головой, все еще кое-чего не понимая.
– Ты пришла сюда только из-за шрама? – спросила я.
Ядовитая улыбка исчезла с губ Айви. Ее лицо побледнело и омертвело, она сжала косу сильнее, и древко заскрипело у нее в руке. Никогда прежде я не чувствовала, будто смотрю в лицо Смерти, так отчетливо, даже когда увидела гнивший череп Идзанами. Но настоящая Смерть – это не разлагающаяся плоть, пожелтевшие кости и личинки. Это темный и голодный конец, тысяча миль одинокой ночной бездны, разрушенных мечтаний и разбитых надежд. Вот что я увидела в глазах Айви.
– Я пришла сюда, потому что ты посмела коснуться лица богини, – сказала она. Хотя она говорила не на языке Смерти, тем не менее мне казалось, что ее слова сдирают с меня кожу.