— Геныч, Джавдета не трогай, он мой! — предупредил, плотоядно улыбаясь.
Сосункам его улыбки хватило. Правильно оценили, что ждёт их через минуту. Быстро переглянулись и порскнули в разные стороны. Затрещали кусты, зашелестели цветы на клумбах. Один обернулся, крикнул мне, стараясь придать голосу зловещие нотки:
— Мы с тобой ещё поговорим, поц!
Тут же споткнулся о кочку, растянулся на траве. Вскочил, шипя и тряся ушибленными ладонями.
— Абдулла, поджигай! — придал ему ускорение Димыч. — Счас фитиль вставлю!
Подошёл к нам, сурово посмотрел на Натаху, спросил:
— Комелькова, почему ночью по парку сами шляетесь?
Имел полное право требовать объяснений, как староста курса.
— Мы не шляемся, мы на дискотеку ходили.
— Ну, вы нашли себе компанию!
— Ты что, Димыч⁈ — Натаха возмущённо вскинула брови. — Мы их вообще не знаем. Мы в… кхм… ну, в туалет пошли. А они там, привязались.
— Что, на дискотеке никого из наших ребят не было, проводить?
— Ну, я решила, что сама справлюсь в случае чего.
Мы с Димычем переглянулись, хмыкнули дружно. Летом Комелькова заняла первое место по прыжкам в длину на областной спартакиаде. Но как бы ей это помогло в стычке с хулиганами — непонятно.
Натаха закатила глаза, демонстрируя, что совершенно не согласна с нашей оценкой её боеспособности. Поспешила сменить тему разговора:
— Вы ж ещё не знакомы. Это Дима, Гена, а это — Света, моя землячка. До восьмого класса мы с ней на соседних партах сидели. А в этом году она десятый закончила, тоже в город приехала учиться.
— В какой технарь? — полюбопытствовал Бобров. То, что не из наших, понятно — по комплекции, и лицо незнакомое.
— Ты что! — замахала руками Комелькова. — Света отличница, медалистка. Она в университет поступила, на учётно-финансовый.
— Ого, финансы, — уважительно протянул Димыч.
Девушка улыбнулась. Теперь, в свете фонаря, я рассмотрел её как следует. С чего она показалась мне пухленькой? Просто у неё грудь высокая и бёдра пышные, зато талия — осиная и ноги в меру длинные. Короткое белое платье обтягивало её, подчёркивая фигуру. Правильный овал лица, голубые глаза за густыми ресницами, маленький рот, ямочка на подбородке, подстриженные каре золотистые волосы, — я вдруг увидел, насколько она красива. Прекрасна, как юная королева. В этот самый миг я и понял, что хочу быть рыцарем у её ног.
О том, что девчонкам в их летних платьицах холодно, первым сообразил Димыч. Сдёрнул свою вельветовую куртку, шагнул было к новой знакомой, но перехватив мой взгляд, повернулся к Натахе, протянул ей:
— Замёрзли, наверное? Накинь.
Мой пиджак достался Светлане. Мы постояли немного, переминаясь с ноги на ногу, улыбаясь друг другу, не зная, о чём говорить. Собственно, для разговоров было не место и не время. Бобров напомнил об этом, спросив у Комельковой:
— Ты в общагу?
— Ой, нет. Мне Свету до остановки проводить надо.
— Я провожу, — тут же вызвался я. Посмотрел на девушку, уточнил: — Если не возражаешь.
— Не возражаю.
Вот так мы и познакомились. Затем были свидания, цветы, стихи, прогулки при луне. Следующим летом, после окончания техникума, мы с друзьями-армейцами отправились в турпоход, — отметить дипломы как положено. Девушек своих пригласили. Я — Светлану. Там, поздним вечером сидя у догорающего костра на лесной поляне, я прошептал ей на ухо, крепко обняв за плечи:
— Света, выходи за меня замуж.
Почему прошептал? Опасался, что ещё кто-то услышит, хоть спутники наши уже спали в палатках? Или сам стеснялся своих слов, таких неумелых, наивных? Прозвучавших несоизмеримо глупо для такого серьёзного предложения. Если бы Светлана высмеяла меня в ответ, это было бы только справедливо.
— Да, — так же тихо ответила она после мимолётной заминки. — Гена, ты меня любишь?
— Конечно! Очень, очень люблю!
— И я тебя — очень-очень. Хочу быть всю жизнь рядом с тобой, чтобы ни случилось…
Светлана стояла в дверях туалета, смотрела на меня затравленным зверьком. Потом губы её зашевелились, но говорить получилось не сразу.
— Г… Гена? Я не знала, что тебя уже выпустили. А мы вот в театр приехали…
Кто это «мы», она уточнять не стала, будто всем и так известно, о ком речь идёт. Но я как раз и не знал. Ничего о ней не знал с тех пор, как развели нас, и она уехала. Продала квартиру и уехала из города. Бросила меня. Оставила один на один с зоной. Один на один с жизнью.
— Я пойду… — она прикрыла дверь, сделала быстрый шаг в сторону партера.
— Света, подожди! — сам не заметил, как оказался рядом, схватил за руку. — Да подожди ты! Чего убегаешь? Что я тебе сделаю-то?
Сколько лет мы не виделись? Семь прошло, как она последний раз на свидание приходила. Нет, четыре с половиной — отсюда. Светлана изменилась сильно. Обрюзгла, оплыла, какие-то двойные подбородки, волосы красить начала. И губы дряблыми стали, дрожат.
— Гена, я знаю, я должна тебе за квартиру. Я обязательно отдам! Я тебе пришлю, найду и пришлю. У меня нету сейчас… подожди… — она полезла в сумочку, достала несколько купюр, сунула мне в руку: — Вот, больше нету, честно! Но я быстро найду…
Я не выдержал, гаркнул:
— Прекрати! Света, разве дело в деньгах? Ты же меня бросила! Представляешь, каково мне было на зоне? Я только и жил тем, что ждал свиданий с тобой. А ты — бросила. Почему⁈
— Я бросила⁈ — из глаз у неё потекли слёзы, размазывая тушь на ресницах. — А что мне делать оставалось? После того, как ты…
— Что — я⁈ Ты же знала — я не виноват. Подставили меня!
— Знала. А остальные? Ты не видел, что здесь творилось, когда тебя посадили. Со мной соседи не разговаривали, подруги смотрели, как на прокажённую. Меня с работы уйти вынудили.
Светлана ревела, и грязные ручейки слёз текли по её щекам.
— Гена, отпусти меня, пожалуйста. У меня другая жизнь… Сыну три года…
Она ждала каких-то моих слов? Я молчал. Тогда она вытащила из сумки платок и, сморкаясь на ходу, пошла назад в туалет. А я смотрел на неё и видел не прежнюю королеву, а обыкновенную тётку. Стареющую пугливую наседку. И так мне жалко её стало! Вся обида, вся злость ушла. «Ничего, Света, я исправлю. Вернусь назад и исправлю. И всё будет хорошо».
Глава 7Осень 2006 года
Светлану я встретил во второй моей «театральной зимовке». А уже осенью со мной ещё одно происшествие приключилось.
Завёл я обычай — отдыхать два-три дня после «зимовки». С полным комфортом, в гостинице. Чтобы отоспаться можно было, отмыться, аккумулятор подзарядить. Гостиницу для этих целей я выбрал попроще. Четырёхэтажное кирпичное здание советской постройки, без всяких нынешних наворотов в тихом, спокойном районе. Мало людей, мало машин, неширокая улица, ведущая от центра вниз, к ставкам. Одноместные номера здесь стоили вполне приемлемо, и внутри всё выглядело чистенько, аккуратно. Удобства, опять же, в номере. Первый раз я выбирал пристанище достаточно долго и придирчиво, чуть ли не полдня потратил. Во второй раз направился прямиком сюда.
В гостинице ничего не изменилось, всё, как и год назад. Вернее, как вчера по моему времени и как год вперёд по-ихнему. Вестибюль, выкрашенный в какой-то неопределённый серо-голубой цвет, фикусы и пальмы в кадках. Налево, вдоль стены — диванчики дерматиновые, столик с журналами, телефон-автомат. Направо — комнатка администратора с окошком, зев коридора, лестница.
Я подошёл к окошку, улыбнулся.
— Здравствуйте. Свободные номера есть?
Всем своим видом старался показать, какой я хороший, порядочный человек. Совершенно не подозрительный. Знаю, шрам, рассекающий левую бровь, очень мешает быть «не подозрительным». Но что поделаешь!
Не всё в гостинице осталось неизменным. Администратор была не та, что в прошлый раз. Место вежливой симпатичной девушки заняла тётка гренадерского вида. А лицо-то, лицо какое! Как говорится, за день не… Уже и не лицо почти.
Я тут же пожурил себя. Не дал бог внешности человеку, зато душа у неё добрая. Наверное.
Хозяйка окошка смерила меня оценивающим взглядом. Процедила:
— Имеются. Будете брать?
— Да.
Она ткнула мне под нос бумажку анкеты. Даже ручку не предложила, пока не попросил. Видно, с душой Господь тоже не расщедрился.
Анкету я заполнил быстро. Сунул назад, вместе с паспортом. Тётка дотошно пошебуршила страницами, где-то в середине остановилась. Отлистала назад. Вновь придирчиво уставилась на меня. С фотографией, что ли, сличает? Да я это, я. Паспорт не фальшивый, и в розыске не числюсь. Вроде бы.
— У вас что, местная прописка? Трубная, двадцать шесть?
— Да, — кивнул я. Трубная, двадцать шесть, общежитие трамвайно-троллейбусного управления. Именно там меня и прописали после выхода из колонии. Так как собственного жилья не имею. — А что, какие-то проблемы с адресом?
— С адресом проблем нет. Но у вас тут стоит дата прописки — шестое марта две тысячи девятого года. Как это понимать?
Улыбка на моём лице стала деревянной. Нет, хуже — я весь одеревенел. Будто провалился в ледяную прорубь. Кажется, даже сердце остановилось. А ведь в самом деле, прописка у меня две тысячи девятым отмечена! А сейчас — две тысячи шестой на дворе. Как же я мог забыть об этом? Времяплаватель, блин, хрононавигатор. Хроник! И как меня до сих пор не прищучили? Везло, дотошных тёток не попадалось. А теперь везение закончилось.
Она всё ещё смотрела на меня, ждала объяснений. Я пожал плечами, стараясь оставаться невозмутимым.
— Знаю. Паспортистка ошиблась. Все мы люди, никто от ошибок не застрахован. Или вы думаете, что я к вам из будущего прилетел?
Последнюю фразу говорить не стоило. С юмором у тётки-гренадёра была та же фигня, что с внешностью и душой. Галушкообразная губа брезгливо оттопырилась.
— Шутки шутить с женой будете. Почему сразу не исправили?
— Да я поздно заметил, а потом некогда было в паспортный стол сходить.
— Мужчина, вы что, издеваетесь? У вас паспорт недействителен.