Иных дел в Симферополе у меня не было, но и спешить домой — без надобности. На смену заступать завтра утром, так что оставшаяся половина дня была полностью в моём распоряжении. А так как выдался он по настоящему летним, жарким, то заполнять эту половину я начал бокальчиком холодного пива.
Заведение, куда я зашёл, оказалось самой натуральной «забегаловкой» — табачный дым коромыслом, облупившиеся стены, замусоленные столы. Но пиво наливали вполне приличное, водой если и разбавляли — а как иначе в родной стране? — то без злоупотребления. Наверное, поэтому пользовалось заведение спросом, народ толпился, несмотря на середину рабочего дня. Я взял свой бокальчик, отхлебнул для порядка. И поспешил к крайнему столику, не дожидаясь, пока девушка-официантка освободит его от пустых бокалов моих предшественников. Поставил пиво чуть ли не в центре столика, утверждая свою временную власть над ним, отвернулся к окну. Не то, чтобы мне любопытно было наблюдать за происходящим на улице. Но происходящее за соседними столами интересовало ещё меньше.
Не успел я и половину бокала опорожнить, как за плечом кашлянули.
— Извиняюсь… можно присоседиться?
Я мотнул головой — то ли «да», то ли «нет». Пусть понимает, как хочет. Я предпочёл бы обойтись без соседей, да народу полным-полно, занимать в одиночку целый столик не получится.
Мужик решил, что я кивнул утвердительно. Звякнул по столу бокалом, стал напротив.
— Упарился, однако. Вчера из дому выезжал — у нас дождик крапал, прохладненько. А у вас тут пекло. Сразу видно, юга.
Я покосился на добротный пиджак. Да уж, можно посочувствовать. Я в одной рубашке, и то вспотел, а ему каково?
Мужик движение моей головы истолковал, как приглашение продолжать разговор:
— Иду, потом обливаюсь, глядь, а тут пивко. Дай, думаю, возьму бокальчик, охолону, — бокал оторвался от столешницы, ушёл вверх. И мой взгляд — вслед за ним непроизвольно. — Добренько.
Рука у меня так дёрнулась, что я пиво едва не расплескал. «Добренько»! Меня будто током шибануло. Стоял и таращился на соседа. А тот высушил половину бокала одним медленным, длинным глотком. Затем опустил бокал на стол, облизнул с губы пену. И стало окончательно ясно — передо мной Мишаня собственной персоной.
Меня начало знобить. Не мог понять, чего хочется больше: развернуться и дать стрекача, бежать, куда глаза глядят, лишь б подальше от этого… Или засадить бокалом прямо в нос, отчего-то не сизый сегодня. Хотя, мужик-то чем виноват, если разобраться?
Верно, в лице моём что-то нехорошее промелькнуло. Потому как Мишаня стушевался, промямлил опасливо:
— А что? Не так что-то сказал?
Я отвёл взгляд, постарался ответить нормальным голосом. Нормальным не получалось, горло судорога перехватила:
— Нет, ничего. Как пиво? — и сам поспешно хлебнул. Горло промочить, чтобы не сипело.
— Пивко хорошее, холодное. Сразу полегчало. А то иду, и думаю, чего…
— … душа просит? — подсказал я, не знаю, зачем.
Мишаня хитро прищурился, подмигнул.
— Для души чего другого надо бы… Однако жарко сегодня. И нельзя мне! Я же не просто так, я к дочке в гости приехал. Понимаешь, какая оказия — дедом стал. Внучка у меня, завтра месяц исполнится. Вот, приехал посмотреть. Гостинцы, опять же.
— Внучка? Хорошее дело.
— Дык, а как же. Эх, оно и надо бы обмыть… Даже не знаю.
— А ты что же один приехал, без супруги?
— Так она тут почитай два месяца жила, дочке помогала. Знаешь, хитрости там всякие бабские. Как к родам готовиться, и с младенчиком как обращаться. А теперь жена домой — у нас там двое малых — а я ей на смену. Оно бы и Кольку с Юлькой привезти следовало, пусть на племяшку посмотрят. Но это Вере лишние хлопоты. И квартирка у них маленькая, одна комната. Где разместиться?
Мишаня увлёкся рассказом о своей семье. Но что-то в его словах не совпадало с прежними нашими беседами. Я никак не мог понять — что. Не мог прорваться сквозь его болтовню. А потом спохватился:
— Постой, так что, у тебя трое детей?
— Дык, а что тут такого? Трое. Две дочки и сын. Младшие при нас, школьники, а старшая тут. Техникум закончила, замуж вышла.
— Так она жива осталась… Не сварили её в роддоме?
Он пивом поперхнулся от моих слов.
— Ты что городишь⁈ Типун тебе на язык!
— Извини. Это я так… о своём. Я хотел сказать — крепко ты верующий, троих детей себе вымолил.
Мишаня хмыкнул.
— Оно надо бы, конечно, — я о вере говорю. Сейчас снова бога вспомнили, церкви строят, по телевизору батюшков показывают. Наверное, правильно это. Только нас по-другому воспитали, пионерами да комсомольцами. Ты ж одногодок мой? — Родился Мишаня наверняка лет на десять раньше меня, но теперь мы были ровесники, он не ошибся. — Помнишь, как на Пасху вокруг церкви дружинники ходили? Любопытных вылавливали, чтоб ни приведи господи! А что мы тогда о нём знали? Яйца крашенные, и то втихаря ели.
Он допил своё пиво, крякнул удовлетворённо. Поинтересовался:
— А у тебя детки есть?
— Дочка.
— Одна? Маловато. Отлынивал, небось?
— Так получилось.
— Нехорошо, когда одна. И ей скучно без братика или сестрички, и родителям тревожно. Вот, не дай бог, случится с ней чего? Как и жить тогда?
Пришла моя очередь поперхнуться пивом. Поставил я бокал на стол, сжал кулаки. Мишаня мой жест заметил, струхнул.
— Ты чего это? Я ж так, к примеру.
— Засунь свои примеры, знаешь куда? Ничего с моей дочкой не случится, понял?
— Дык, ясное дело, не случится. Одна, так одна, что тут плохого? Да и не старый ты, ещё деток завести можешь. Супруге твоей сколько лет? — Ответа он не дождался, стал суетливо прощаться: — Ну, пора мне. Верка уже ждёт, поди. Думает — где там папаня запропастился? А я тут пивком балуюсь. Пойду. Спасибо за компанию, уважаемый.
Он повернулся было уходить, но остановился, хлопнул себя ладонью по лбу. Пошарил во внутреннем кармане пиджака, вынул какую-то бумажку, положил на стол.
— Вот дурья башка, я же спросить хотел. Тут супруга адрес дочки написала, и как проехать. А я не соображу, в какую сторону мне сейчас идти. Не подскажешь?
С минуту я тупо таращился в бумажку. Потом покачал головой.
— Да я тоже не совсем местный. В смысле, редко в Симферополь наведываюсь.
— А-а-а… — с сожалением протянул Мишаня. Сгрёб бумажку. — Ничего, у другого кого спрошу.
— Постой! — подался я к нему с неожиданно вспыхнувшей глупой надеждой. — А ты надолго приехал? Когда назад собираешься?
Он удивлённо уставился на меня.
— Недельку погощу. А что?
— Что так мало-то?
— Дык, честь знать нужно. Чего молодым мешать зазря? Да и с младенчиком в одной комнате тяжко.
— А может, потом у меня погостишь? — принялся уговаривать я. Понимал, что несу чушь, но остановиться не мог. Почему-то казалось — задержу Мишаню в Крыму, не будет его в городе первого июля, и всё получится. Ничто не помешает Ксюшу уберечь. — Квартира у меня, считай, на берегу моря. А прямо под балконом — лес, белки по деревьям скачут. Красота! И воздух! Ты такого и не нюхал никогда.
Он крякнул, почесал затылок обескуражено.
— Спасибо конечно. Но никак не могу. У меня жена дома, дети, делов полно. А я тут отдыхать затеюсь с бухты-барахты. — Он помолчал. Добавил нерешительно: — Но если ты квартиру недорого сдаёшь, адресок оставь. Может, когда и приедем всей семьёй.
Появление Мишани выбило меня из колеи надолго. Его давно и след простыл, а я всё стоял и думал, к чему бы это? Пришлось второй бокальчик взять, чтобы остудить бушующую внутри горячку. А за ним и ещё один. Потягивал пиво и думал — неспроста эта встреча. Не зря Время мне его подсовывает. Человек один и тот же, а разговор у нас с ним каждый раз иной выходит. Будто намёк какой-то хитрый. А на что намекают — не могу понять, хоть тресни! Каверза какая-то очередная, не иначе. Опять же, зачем он о Ксюше спросил? И сказал нехорошо так: «…не дай бог, случится с ней что…» Ох, надо было ему кружкой въехать по носу с самого начала! Или сбежать.
В общем, размышлял я так, размышлял, а пришёл к одному — не к добру эта встреча. Вновь Время упрямое меня в оборот брать начинает. Закончилась передышка. Отныне ухо востро держать надо, неприятности так и посыплются! Оказалось — как в воду глядел. Неприятности начались даже раньше, чем я ожидал.
Очередь в кассу за билетами на троллейбус до ЮБК была не так, чтобы очень, но была. И как у нас водится, кому-то она показалась излишне длинной. Есть люди, которым собственная спесь не позволяет в очередях спокойно стоять. Обычно это молодые девицы, мнящие себя «великим цабе». Вырастили такую «маленькую принцессу» в полной уверенности, что весь мир им с рождения должен, они же могут на всех и на всё чихать. Да, согласен, пороть детей нельзя. Но иногда надо. Включит такая фифа «дурочку» и прёт мимо очереди. И слова ей не скажи, сам виноватым окажешься — обидел девочку, оскорбил.
Однако сегодня в центре скандала, разгорающегося прямо у меня за спиной, оказался благообразного вида старик. Даже не старик, мужичок лет шестидесяти, пухленький, живенький, небольшого росточка, в белых брюках, белых сандалетах, белой рубашке на выпуск. Венчик белых волос затейливо прикрывал начинающую разрастаться лысину. Под мышкой мужичок держал чёрный портфель, на круглом румяном лице — растерянная улыбка.
— Куда вы лезете⁈ Куда вы лезете без очереди⁈ — наседала на него дородная матрона в ситцевом платье, вызывающе обтянувшем грудь по крайней мере восьмого размера.
— Как же без очереди? — оправдывался мужичок. — Вот тут я занимал.
Меня бы этот спор никоим образом не касался, если бы не происходил в непосредственной близости. Мужичок пытался втиснуться между буферами и моей спиной, женщина в ответ напирала, стараясь воспрепятствовать. В итоге меня начали задевать, подталкивать.
— Поаккуратнее можно? — бросил я через плечо.
— Извините, — сконфузился благообразный. — Это дама толкается.
— Я ещё и виновата! — взвилась матрона. — Щемится в очередь как угорь, а ещё интеллигент!