Вот теперь она закричала. Страшно, оглушительно громко — в межвременье, напрочь лишённом звуков. Или это в моей голове стоял её крик? Или я сам кричал от ужаса? Потому что понял — сразу, мгновенно — не удержу.
Серое марево отбирало у меня дочь. Вырывало из рук, растворяло, как когда-то растворяло «витей» в гостинице. Ворон вновь встал на моём пути и всё испортил. Его удар выбил Ксюшу за пределы моего кокона.
Я взмахнул левой рукой, пытаясь поймать её, удержать. Тщетно! Даже не успел понять, куда я проваливаюсь, в прошлое или в будущее. Время пропускало меня беспрепятственно. Меня, но не Ксюшу. Девочка для него была всего лишь одним из цветных стёклышек.
Вынырнул я легко, быстро, не задумавшись даже, как это у меня получается. И всё-таки чуть-чуть не успел. Мои руки сжимали маленькую бирюзовую туфельку с перламутровой застёжкой. Серый монстр всё-таки разлучил нас…
— Куда преешь⁈ Глаз, что ли, нету⁈
— Да он их позаливал с утра пораньше. На рожу-то глянь!
— Тьфу, образина!
В спину сердито толкнули локтем. А едва обернулся, протянули тачку чуть ли не по ногам. Ещё и выматерили.
Я провалился в прошлое. Совсем ненадолго, на несколько часов от силы. Вокруг по-прежнему был зал ожидания, тусклый, неухоженный, забитый людьми, сумками, гомоном и густым запахом нищеты. Лишь милиционеры исчезли. И пустовал простенок между окнами. А мешочницы — те самые, я узнал лица, — только начинали возводить свою башню.
Моего появления никто не заметил. Как раз объявили посадку на поезд, народ начал подниматься с насиженных мест, заспешил к выходу. Другие ещё проворнее ринулись занимать освобождающие стульчики. Несколько минут суеты и неразберихи, когда не то, что человека, коня в пальто не заметят.
Я заставил себя успокоиться. Ничего страшного ведь не случилось? Я утащил Ксюшу в прошлое, но удержать не смог. Значит, с минуты на минуту она тоже вывалится из межвременья на этом самом месте, нужно просто стоять и ждать. А потом мы уедем, далеко-далеко.
— Что стал столбом? — тётка-мешочница перла прямо на меня кучмовоз-вездеход. — Посторонись!
— Вам места мало?
— А тебе? — тут же поспешила другая на помощь товарке. — Сказали же по-хорошему, в сторону отвали!
Мне пришлось отойти, иначе они начали бы кидать свои баулы прямо мне на ноги. Я уже готов был высказаться о подобной бесцеремонности — не уверен, что цензурно. И вдруг что-то кольнуло под ложечкой. Лица мешочниц были знакомые. Но башню свою они сооружали не там, где должны были! И выглядела она не так, как ещё совсем недавно, в будущем.
Чувствуя, как испарина заставляет тенниску прилипнуть к спине, я оглядел зал. Быстро пошёл к дедку, читающему газету.
— Извините, не скажите, какое сегодня число?
Вопрос прозвучал глупо. И зачем я именно к этому деду пошёл? У любого ведь спросить мог. Дед опустил газету, воззрился на меня поверх очков. Открывшаяся картина ему не понравилась. А кому бы понравилась — покрытая щетиной рожа со свежим кровоподтёком на скуле. Дед брезгливо скривился, пожевал губами:
— Семнадцатое мая, разумеется.
— Как мая?
Я не помнил точно дату, когда приключился тот инцидент на вокзале — сколько лет ведь прошло! И двигался я к нему по наитию, ничего не рассчитывая. Но тогда было лето, однозначно. Получается, я сместился на несколько дней, а не часов? И Ксюшу придётся ждать гораздо дольше, чем я надеялся?
— Хоть год-то девяносто третий?
Дед успел снова прикрыться газетой. Всем видом показывал, что не желает продолжать беседу с каким-то ненормальным. Но я должен был услышать ответ на свой вопрос!
— Год, спрашиваю, девяносто третий⁈
— Вы что хулиганите⁈ Милицию позвать? — взвился старичок. Но в глазах моих, видно, было что-то такое нехорошее, что он сразу же и осел. Пробурчал: — Девяносто третий, девяносто третий. Какой же ещё.
Не знаю, хватило бы у него смелости звать милицию. И вообще, зачем я к нему приклепался? Я был в какой-то прострации, с трудом соображал…
— Ой, а где вы эту туфельку нашли?
Я повернулся к соседке деда, молодой женщине. Тоже в очках, и тоже делает вид, что увлечена чтением, только не газеты, а книжки в мягком, обтёртом по углам переплёте. Минуту назад делала вид, до того, как я подошёл и начал задавать идиотские вопросы. Теперь женщина смотрела на меня. Вернее, на Ксюшину туфельку у меня в руках. И я посмотрел, что твой баран на новые ворота.
— Это же та девочка обронила!
— Какая девочка? — мысли в моей голове ворочались грузно, неспешно.
— Девочка здесь потерялась. Маленькая, годика четыре. Плачет, а где родители не говорит. На ней одна туфелька была, такая, как эта.
Оцепенение, сковавшее мои мозги, осыпалось глиняной коркой. Ксюша уже здесь⁈ В этом настоящем? Но разве она могла сдвинуться в прошлое дальше, чем я? Она же вынырнула раньше… Или всё же могла?
— Давно? Девочка давно здесь была⁈
Еле сдержался, чтобы не схватить женщину за плечи, не встряхнуть — быстрее, быстрее отвечай!
— Около часа назад…
— Где она?
— Не знаю… — Она быстро поправилась, вспомнив, должно быть, как я третировал перед этим деда: — Её к дежурному по вокзалу отвели, родители же не нашлись… А вы ей кто?
Я не ответил. Развернулся, кинулся прочь из зала ожидания. По дороге зацепил ногой чей-то баул, поддал в сердцах, в спину ударили отборные маты… Да пошли вы все!
За окошком дежурного по вокзалу восседала девица в форменном кителе. Носатая, длиннолицая, смахивающая на лошадь. Девица была занята — подкрашивала губки, таращась в круглое зеркальце на столе. На мой вкус, красивей она от этого не становилась. Поняв, что процедура раскрашивания может затянуться надолго, я забарабанил костяшками пальцев в стекло. Лошица удостоила меня взглядом.
— Что вы хотели, мужчина?
— У вас девочка, которая потерялась?
Девица молчала. Разглядывала меня, словно какой-то экспонат.
— Маленькая такая, четыре годика. Волосы русые, в косички заплетены. Платье жёлтое, со штучками такими… — я поднял руки к плечам, пытаясь показать украшения, название которых давно позабыл. Опять увидел туфельку. — На ней одна туфелька была, вот такая.
Лошица нахмурилась.
— А вы ей кто?
— Отец. Где девочка?
Девица потянулась к телефону, сняла трубку, набрала номер. Заговорила. Голос её неожиданно показался смутно знакомым. Да и лицо тоже. Я отмахнулся мысленно. Ерунда, сегодня половина вокзала кажутся знакомыми. Наверное, день такой.
— Серёжа, можешь ко мне подойти? Тут объявился якобы отец девочки. Какой-какой — той, что я час назад к тебе приводила, потерянной. Она у вас? — Дежурная замолчала, слушая ответ. Вновь взглянула на меня. Весьма скептически. — Да? Ну, подойди пожалуйста, разберись.
Положила трубку. Кажется, мне она объяснять ничего не собиралась. Я не выдержал:
— И что? Где девочка?
— Подождите минутку.
Ждать пришлось не минуту, чуть дольше. Три? Пять? А затем за спиной раздался резкий мужской голос. И тоже — знакомый.
— Это вы отец девочки?
Я обернулся. На секунду показалось, что в глазах темнеет, и пол под ногами ощутимо дрогнул. Наваждение? Марево какое-то? Я даже головой тряхнул.
Но это было не наваждение. Передо мной стоял майор Мазур.
— Вы девочку искали?
Нет, не майор пока, старший лейтенант милиции. Молодой, ещё не успевший набраться ментовской наглости и бесцеремонности.
Я не успел ответить, за меня это сделала дежурная:
— Он, он.
Теперь я и её узнал — жена Мазура. Или будущая жена, пацанёнок их точно ещё не родился. Вот, оказывается, где они познакомились. Мазур прервал мои размышления:
— Документы предъявите.
Я машинально вытащил из кармана брюк паспорт. Опомнился — что же я делаю? Документ-то у меня липовый, а передо мной — Мазур. Тот самый Мазур! Не паспорт ему давать надо, а сматываться. Ноги в руки и айда из этого настоящего…
Нет, нельзя, Ксюша здесь! А просто убежать вряд ли получится. Вон какой «догоняльщик» стоит. Здоровой, спортивный, молодой.
Собственно, думать-то и поздно было. Потому как документ перекочевал в руки старлея.
— Семашко, значит, Андрей Валентинович?
Сейчас полистает, наткнётся на дату прописки в Малом Утёсе… А это не тётка из гостиницы, тут сказки о паспортистке не прокатят.
— Да. — Я опять вспомнил о туфельке, зажатой руке. Ткнул её Мазуру под нос: — Где Ксюша?
Он недовольно покривился, отстраняясь. Но паспорт закрыл.
— С дочкой вашей всё в порядке, её мама забрала. Что же вы, Андрей Валентинович, с бывшей супругой не договоритесь по-хорошему? Ребёнка друг у друга увозите?
Он ещё что-то спросил, но я уже не слушал. Начало фразы меня будто громом поразило. Да каким макаром Светлана могла сегодня на вокзале оказаться? Сегодня ведь май… Нет, нет, чушь, ерунда, нестыковка какая-то! В мае мы Ксюшу не теряли…
— Так что езжайте-ка, Андрей Валентинович, домой. И побрейтесь хотя бы для приличия, чтобы ребёнка не пугать в следующий раз. А то она крик на весь вокзал подняла.
Он протянул мне паспорт. Я взял. И вдруг шальная мысль блеснула в голове.
— Как она выглядела?
— Кто? — не понял старлей.
— Женщина эта, которая Ксюшу забрала.
— Обычно выглядела. Среднего роста, худощавая, темноволосая…
— Это не она! Не мама Ксюши.
В первый миг я даже облегчение испытал, поняв, что вовсе не Светлана дочь забрала. Потом сообразил — радоваться нечему.
— Что вы хотите сказать? — нахмурился Мазур.
— Вы отдали ребёнка чужой женщине. С чего вы решили, что это мама девочки? На слово поверили? А Ксюша подтвердила? Она назвала её мамой⁈
— Да ваш ребёнок вообще невменяемый! От неё ничего добиться невозможно! — вступилась за старлея подруга.
А Мазур сразу не ответил. Во взгляде его появилась знакомая мне — по будущему — холодная безжалостность. И я запоздало пожалел, что полез со своими обвинениями.
— Раз так, тогда пройдёмте, — наконец вымолвил он.