— Значит, так, — начал Виктор чертить на листке план, — Колька и Сашка на стреме стоят, а я Антонину отвлекаю. А вы, — он кивнул Сеньке с Мишкой, — все сделаете, как решили. И сразу сматывайтесь, поняли? А то не хватало еще материальный ущерб компенсировать.
Парни с уважением посмотрели на него.
— Блин, Вить, откуда ты только все знаешь, а? — удивился непосредственный Сенька.
— Умный очень, — буркнул Витька в ответ. — Да нет, у меня же батя — юрист, оттуда и знаю. Ну и, конечно, умный.
Сашка ухмыльнулся. Витька еще раз посмотрел на свой аккуратный рисунок и неожиданно сказал:
— Не, парни, давайте-ка переиграем.
— Как — переиграем? — насторожился Мишка.
— Ну так. То, что вам с Сенькой нужно будет сделать, — самое опасное. Так что давайте-ка этим я займусь, а Сенька мне поможет. А ты, Миш, к Антонине зайдешь и отвлечешь ее чем-нибудь, завтра обговорим, чем именно. Лады?
Братья переглянулись. Витька ожидал их ответа, абсолютно уверенный в том, каким он будет. И не ошибся.
— Не, Вить, — протянул Мишка. — Да я лучше сто раз все сделаю, — он кивнул на рисунок, — чем к Антонине зайду. Как ты-то к ней идешь, я не понимаю! Честно тебе сказать, Вить, боюсь я ее, вот как на духу.
Остальные трое согласно закивали, глядя на Витьку, задумчиво покачивавшего головой. Когда он час назад сказал, что пойдет отвлекать ведьму, они воззрились на него с невольным ужасом. А через секунду поняли, насколько он, Витька, бесстрашнее их всех. И прониклись соответствующим уважением. А сейчас только подкрепили Мишкины слова. Витька почувствовал глубокую гордость. Наконец-то понятно, кто из них главный.
— Миш, ты пойми, ну как вы с Сенькой пойдете? А если поймают вас? Получится, что я вас подговорил, а сам в стороне остался?
— Ни фига себе сторона! — присвистнул Сенька. — К Антонине самому идти, это же… ну я не знаю… в общем, офигеть!
Такой способ изъявления мнения, хоть и слегка невнятный, Витьку вполне устроил.
— А потом, — подал голос Мишка, — ничего ты нас не подговаривал. Что мы, маленькие, что ли? Все обсудили, все решили. Так и сделаем. Когда только?
— Завтра, может, — предложил Сашка.
— Давайте завтра, — согласился Витька. — Какая разница? Главное — аккуратно. Один льет, другой поджигает. Мы двух зайцев убьем: и ведьму испугаем, и этот гад к себе смоется.
— А вдруг не смоется? — засомневался Колька. — Подумаешь, сарай сгорит…
— Глупый ты, Колька, — снисходительно сказал Витька. — Во-первых, не просто сарай сгорит, а будет понятно, что его подожгли. Во-вторых, мы потом уроду какую-нибудь записку подкинем, чтобы у него сомнений не оставалось. Слушай, обговаривали же все сто раз!
Помолчали.
— Вить, я вот что думаю, — подал голос Сашка. — А на фига тебе к Антонине-то идти?
— То есть как? — удивился Витька.
— А точно! — поднял голову Мишка. — Тут мы недопетрили немного. Витек, и вправду: зачем тебе она сдалась? Мы же вечером будем, так она, поди, спать ляжет.
— А если не ляжет?
— Ну, не ляжет, так в доме будет, не услышит ничего. А если в огород выйдет, перенесем на другой раз, и всех делов.
— Правда, — поддержал и Сашка. — Антонине вообще лучше на глаза не показываться. Мало ли, может, она вспомнит, что всех нас вместе видела.
Виктор увидел, что в глазах остальных промелькнуло понимание того, что сделает с ними тогда ведьма, и он мысленно хмыкнул. Молодцы, ребята, все сказали сами, ему даже руководить не пришлось.
— Ну, не знаю… — протянул он. — Выходит, вы будете дело делать, а я в стороне стоять? Нет, не пойдет. Пойду к Антонине. Да не бойтесь — ну, узнает она про вас… Ничего не сделает, глупости это все!
— Нет, Витек, не глупости, — решительно заявил Мишка. — Ты, конечно, извини, но мы лучше знаем. Давай-ка ты будешь на стреме стоять, вот что.
— Ага, круто — три человека на стреме! На нас все Калиново сбежится посмотреть.
— А тогда вообще дома оставайся, — предложил Колька. — Ты же у нас, как это… мозг операции, во! Вот и сиди, мозг!
Предложение Кольки было встречено одобрительно. Мысль о том, что благодаря безбашенной Витькиной смелости Антонина может узнать и про них, привела парней в такое состояние, что они встретили бы одобрительно любую идею, не дающую Витьке возможности вообще подходить в страшному дому. Посопротивлявшись для вида, Витька наконец согласился.
Через пять минут Колька с Сашкой осторожно прокрались огородом за околицу и пошли домой, а Витька с Мишкой и Сенькой остались сидеть. И вот тут в стройном Витькином плане впервые наметилась трещина.
— Слушай, Вить, а может, ну его на хрен? — неожиданно сказал Мишка, вертя палочкой дырку в земле.
— С чего вдруг? — обалдел Витька.
— Да не знаю. Кажется мне, зря мы это все затеяли. Вроде, пока говорили, нормально было, а закончили — я и думаю: ну чего мы прицепились к тому наркоману несчастному? Может, она его вылечит в самом деле. А мы сарай ей подожжем… Я не трушу, ты сам знаешь. Просто… Может, и правда зря?
Сенька сидел молча, переводя взгляд с Витьки на брата и обратно. Витька задумался. К такому повороту он оказался не готов, а уж, казалось бы, все просчитал. Теперь ошибиться было нельзя. Он помолчал минуты две, лениво глядя на зеленые вилки капусты за Мишкиной спиной, потом проговорил:
— Знаешь, может, ты и прав. Хлопот много, да и вообще… Одно только меня смущает, Миш.
Он перевел взгляд, в котором не осталось ни капли лени, на Мишку, и жестко произнес, отчеканивая каждое слово:
— Вот если тот придурок, который родную семью целиком вырезал, сестру твою подстережет или, вон, Сеньку, чтобы с них, мертвых, одежду снять, продать, а потом дозу себе купить, то ты что потом себе скажешь? Что зря мы прицепились к наркоману несчастному? Или что?
— Да ладно тебе, Вить…. — начал было Мишка, но Витька перебил его:
— Мишань, ты говоришь, что я в вашей ведьме ни черта не понимаю. А ты не понимаешь в наркоманах. Потому что нет их у вас? Не-ет! А я знаю, что они такое. Есть такой поэт, Бродский, он даже стихи про наркоманию написал, слушай:
Ропот листьев цвета денег,
Комариный ровный зуммер…
Глаз не в силах увеличить
Шесть на девять тех, кто умер,
Кто пророс густой травой.
Впрочем, это не впервой.
Понимаешь, что это значит? Он же писал, сколько людей умерло из-за нее и сколько еще умрет. Лично я хочу только одного — помешать гаду, наркоману и убийце, что-нибудь в Калинове сотворить. А что Антонина его вылечит, я не верю. Наркомания, как всем известно, неизлечима.
Он замолчал. Мишка тоже не говорил ни слова, только сидел с помрачневшим лицом.
— Ты правда думаешь, — выдавил он наконец, — что тот урод кого-нибудь из нас… из наших… может убить?
— Вполне, — искренне сказал Витька. — Если бы не думал, не затевал бы ничего.
— Тогда давай, в самом деле, на завтра. Ладно, мы отчалили. Пошли, Сень.
Оба встали и скрылись за подсолнухами. Витька задумчиво посмотрел им вслед и поздравил себя: если бы сейчас ему не удалось уговорить Мишку, на его авторитете можно было бы ставить крест. Но вроде бы убедил. Черт, ведь неожиданно — вот что главное! Но говорил он, похоже, проникновенно и убедительно. Еще и стихи откуда-то вылезли, ни к селу ни к городу.
Витька вспомнил, как цитировал Бродского, и рассмеялся. Надо же! Но ведь прокатило, и еще как прокатило. Вот что значит талант!
Довольный собой, Витька поднялся и осторожно пошел по следам Мишки с Сенькой, не думая ни о состоявшемся разговоре, ни о завтрашнем вечере.
Глава 14
Хи-хи, всполошились! Ишь, сколько суеты, и все из-за одной маленькой бумажки со стихами. А ты вспомнил, правда? Сразу вспомнил, потому и запаниковал.
Вот оно! Вот это сладостное чувство, которое охватывает меня, когда я вижу твое растерянное лицо. Правда, пока только растерянное…
Я не могу даже представить, какое же ощущение овладеет мной, когда я сделаю то, что надо. Наверное, это будет счастье.
Ищи, ищи. Думай, думай. Кричи на нее, глупую…
Скоро я приду к тебе еще раз, и на этот раз я буду ближе. А потом совсем близко.
А потом тебя не будет.
Одеваясь, она взяла с собой банку и засунула ее в пакет. Кто знает, вдруг у Антонины нет лишних банок. И что тогда? А так — пожалуйста, тара с собой. Стараясь подбодрить себя этими веселенькими мыслями, Тоня вышла и закрыла дверь. Новый замок запирался плохо: мастер предупредил, что так и будет, пока он не разработается. Интересно, подумала она, сколько еще ждать. Ключ провернулся с таким трудом, что даже пальцам стало больно. Тоня оглядела черные деревья, постояла в нерешительности на крыльце и шагнула на дорожку.
Поле теперь было покрыто снегом, и за Тоней осталась дорожка следов. Ей пришла в голову сумасшедшая мысль, что Виктор захочет за ней проследить и легко найдет ее по следам, как зверя. «Что за глупости, — поморщилась она, — перестань ерундой голову забивать». Легко было сказать — перестань, когда дом Антонины уже показался за лесом, но гораздо сложнее сделать: в голову, как назло, полезли бредовые, страшные мысли. Тоня ускорила шаг, обогнула лес и вышла к забору.
Калитка оказалась открытой, но колоды во дворе не было, что она отметила с облегчением. Тоня прошла вокруг дома и постучалась в ближнее окно. Отдернулась занавеска, и за стеклом показалось хмурое, заспанное темное лицо. Несколько секунд Антонина не сводила с Тони взгляда раскосых темных глаз, потом занавеска закрылась. Через минуту послышалось, как стукнула входная дверь, и Тоня пошла обратно.
Ведьма — по-другому Тоня страшную женщину уже не называла — куталась в большой черный платок, стоя на крыльце в тапочках на босу ногу. Тоня зацепилась взглядом за ее крепкие, жилистые, все в синих венах ноги и никак не могла начать говорить.
— Что таращишься? — хрипло спросила Антонина. — Чего пришла-то, говори.
— У меня… — начала Тоня, — закончился… вот…