на его перекошенном лице застыл ужас.
Глава 15
Тоня сидела на стуле в углу кухни, вся сжавшись. Следователь напротив нее заполнял на столе какие-то бланки, а в остальных комнатах слышался шум выдвигаемых ящиков, вытряхиваемых вещей, громких разговоров. Тоня почувствовала запах дыма. Значит, кто-то закурил прямо в доме, поняла она. И хотела встать, но ощутила, что у нее нет сил даже на это. По большому счету, ей было безразлично.
— Хозяйка, где у вас обувь хранится? — спросил заглянувший в дверь молодой паренек лет двадцати.
— В кладовке, на полках лежит. В бумагу завернута, — зачем-то добавила она.
Парень исчез. Через пару минут в дверь просунулась другая голова.
— Иван Ефремыч, — позвал вошедший, — иди, покажу кое-что.
Следователь встал, не взглянув на Тоню, и вышел из комнаты.
Из окна она видела, как следователь ходит по участку, пристально рассматривая что-то на земле, а другой мужик фотографирует. Потом оба скрылись на крыльце. Оттуда раздались голоса, и она поняла, что тело до сих пор не увезли. «Чего они ждут? — подумала Тоня. — Пока он совсем замерзнет?»
Она вспомнила, что Аркадию Леонидовичу уже все равно, и ее передернуло.
Краем сознания она не воспринимала происходящее. Тело она не видела, потому что Виктор запретил выходить на улицу, и временами ей казалось, что он ошибся, перепутал, потому что она только вчера видела хирурга на его участке, выгуливающего трех песиков, и он помахал ей рукой и что-то крикнул, но она не разобрала, что именно. Только удивилась, что он не в клинике. А утром Виктор сказал, что тело… Она попыталась вспомнить, что же он такое сказал… Изуродовано. Да, тело изуродовано, сказал он, не надо на него смотреть. И невозможно было представить, что человек, который вчера махал ей рукой, сегодня лежит, изуродованный, на их крыльце. Тем более что она его не видела.
В прошлый раз, когда она нашла Глафиру и моментально решила, что причиной ее смерти является она, Тоня, так как что-то неизвестное, необъяснимое произошло у колдуньи, она испытала ужас. Чувствовать себя виноватой и не понимать, что происходит, было невыносимо. Но тяжесть ушла, когда участковый сообщил об убийстве. Кажется, она тогда даже рассмеялась от радости. Впрочем, нет, не рассмеялась.
А сейчас она не испытывала ничего, кроме отупения. Последнее время это состояние настигало ее все чаще и чаще. Оно навалилось вязким облаком и теперь, когда она в одну долю секунды после слов Виктора вспомнила, что только вчера ходила к Антонине взять еще проклятого зелья. С другой стороны, ведь колдунья попросила только деньги…
К этой спасительной мысли, единственной ниточке, тянущейся из мутного тумана, в котором она сейчас пребывала, Тоня возвращалась снова и снова. Ведь Антонина попросила деньги, только деньги! И ничего больше! Она не просила никого ей отдавать, не заставляла разглядывать завораживающие рисунки, ничего не хотела от Тони! Но почему же тогда изуродованное тело их соседа оказалось на их крыльце?
Степан Капица остановился в дверях кухни и посмотрел на сжавшуюся в комок молодую женщину. Обычно улыбчивое круглое лицо участкового было сейчас мрачным. Дело обстояло плохо. Прав был мальчик Сережа, говоривший о маньяке, потому что сделать такое мог только сумасшедший. Пристально рассматривая жену Виктора Чернявского, Степан обдумывал, подходит ли она на роль маньяка — ведь убийства начались с ее появлением. Хотя, елки-палки, одернул он себя, не ее , а их . Антонину и Виктора Чернявских. Так что и прикидывать маску убийцы стоит на обоих, хотя на Тоню с ее перепуганным, каким-то затравленным взглядом она никак не хотела примеряться. Вот Виктор… с ним, пожалуй, все не так однозначно.
Примерно так рассуждали и сотрудники райцентровской прокуратуры, уже час допрашивавшие хозяина дома по поводу обоих преступлений. Причем за дело еще не брался сам следователь, мужик дотошный, хоть и крепко выпивающий, что, однако, не мешало ему в работе, а скорее помогало. «Черт, а кто сейчас не пьет?» — мысленно спросил Капица самого себя. Да и как тут не пить, а?! Ему вспомнилось тело на крыльце, которое сейчас собирались увозить, и он поморщился.
— Антонина Сергеевна, — позвал участковый и увидел, как девушка подняла на него измученные глаза. И он в который раз подумал, что слово «женщина» к жене Виктора не подходит, хотя, кажется, ей уж к тридцати годам. — Антонина Сергеевна, вы бы чайку себе сделали. А заодно и мне.
Тоня молча встала, налила воды и нагрела чайник. Она ожидала вопросов, но Капица молча прихлебывал чай, разглядывая сад из окна. «Иван Коломеев мужик въедливый, он сейчас из Витьки душу вытряхнет, — размышлял участковый, — и неплохо бы мне при их разговоре присутствовать…»
Из коридора раздался голос следователя:
— Ну что, Артем, закончили?
— Да, Иван Ефремович, все осмотрели. Все чисто, ничего нет, следы не совпадают.
«Слава богу, — подумала, услышав, Тоня, — кажется, Витю они не подозревают. Но почему тогда так долго его допрашивают?»
Словно в ответ на ее вопрос в комнату вошел следователь и, тяжело опустившись на стул, вздохнул.
— Ну, братцы кролики, теперь кое-что проясняется. Артем, — обратился он к парню в дверях, — приведи Чернявского сюда, и будем разбираться, как же нам дальше жить.
Он неожиданно подмигнул Капице и, достав из вороха бумаг на столе самую нижнюю, принялся методично ее заполнять. В комнату вошел Виктор, глянул на Тоню, кивнул. «Бледный какой!» — с жалостью заметила она. Молодой Артем пристроился на принесенном из зала стуле, и в маленькой кухне стало совсем тесно.
— А не перейти ли нам в зал? — спросил следователь, не отрывая глаз от бумаги. — Хозяева не против?
— Не против. — Виктор встал и пошел к выходу. За ним двинулись и все остальные.
Когда Тоня вошла в зал, глаза ее расширились. Искали на совесть! Выдвинутые ящики, сложенные грудой на полу книги, диван, оставленный открытым, словно раззявивший огромную пасть…
— Да, — хмыкнул Виктор, — на славу вы постарались.
Оставив его замечание без внимания, следователь закрыл скрипнувший диван, разложил бумаги на столе и уселся на стул.
— Присаживайтесь, — пригласил он стоящих у стены Виктора и Тоню. — И ты, Степан, устраивайся поудобнее.
Капицу не пришлось долго уговаривать — с озабоченным видом он пристроился на диване.
— Артем, понятых можно отпускать, я так полагаю, — обратился следователь к оперу. — Вы там посмотрите, чтобы правильно было все оформлено, ладненько?
— Сделаем, — отозвался парень и вышел.
В комнате наступило молчание.
— Ну, так что я вам скажу, — нарушил его наконец следователь. — Скрывать мне от вас нечего. Аркадия Леонидовича Мысина убили в его собственном доме, перерезав ему горло. То есть либо убитый преступника знал, либо просто держал дверь вечером незапертой, что, я так полагаю, весьма и весьма сомнительно. Хотя… Вы тут, Иваныч, на ночь запираетесь?
— Так ведь кто как, — развел руками Капица. — Я вот человек открытый, гостям радуюсь, даже и незваным, а про Мысиных сказать ничего не могу.
— Ну, значит, неизвестно. Так вот, убив Мысина, преступник над своей жертвой поглумился, привязав ей щеки к ушам.
Тоня вздрогнула.
— Как это? — шепотом спросила она.
Следователь бросил взгляд на участкового, потом спохватился:
— Ах да, вы же у нас на крыльцо-то не выходили! Или выходили?
Тоня помотала головой.
— Я уже вашим сто раз говорил, — сквозь зубы проговорил Виктор. — Дома она сидела, ничего не видела.
— И ничего не потеряли, — заметил следователь. — Так вот, убийца губы своей жертве прошил и привязал к ушам, чтобы держались.
— Зачем держались? — У Тони возникло ощущение, что следователь пьян, но все остальные слушали без всякого удивления.
— У него улыбка была на лице, — хмуро ответил ей Виктор.
— Да, чтобы он, так сказать, улыбался, — согласился следователь. — Зубы скалил, выражаясь точнее. Тридцать лет работаю, — повернулся он к Капице, — подобной работы не видел.
Тот молча кивнул, и Коломеев продолжил:
— Проделав данную операцию, преступник вынес тело из дома и протащил сначала по улице, а потом и через весь ваш сад. Ну а дальше, как вы сами знаете, усадил у вас на крыльце и оставил в таком виде до утра. Смерть наступила вечером, точнее потом определят, но не позже одиннадцати. Так что убийца шел на большой риск, когда волок свою жертву по деревне — и фонари горят, и люди по деревне, я полагаю, ходят. Да мало ли кто мог его увидеть! А он все-таки тащил, следы на земле это неопровержимо доказывают. За ним целая дорога осталась на снегу. И следы обуви, кстати сказать. Ну, со следами мы позднее разберемся. А теперь, дорогие мои, я перехожу к главному. Убили двух человек за последний месяц. Обе жертвы были убиты в другом месте, а на ваш участок перенесены позднее, и инсценировано… в общем, что-то инсценировано. Причем во втором случае явно чтобы обратить ваше внимание. Убийца шел на большой риск, желая провернуть все дело именно таким образом, что, видимо, для него было очень важно.
Следователь отложил листок бумаги в сторону, повертел в руках ручку и, переводя взгляд с Виктора на Тоню, произнес:
— И кому же вы так насолили, любезные мои?
Опять наступило молчание. И когда Тоня уже хотела прервать его и рассказать, что виновата она и все дело в колдунье и ее отваре, из-за которого уже второй человек так ужасно умирает, раздался голос Капицы:
— Ну что, Витя, ты будешь рассказывать или мне за тебя рассказать?
— Сам расскажу, — отрывисто бросил Виктор. — Вы, Степан Иванович, еще кое-чего не знаете.
— Вы о чем? — заинтересовался следователь. — Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
— Я знаю, кажется, кто убийца, — помолчав, ответил Виктор. — Точнее, кто им может быть.
Тоня только переводила непонимающий взгляд с одного на другого.
Женька бежала изо всех сил, мчалась, перепрыгивая через канавы. Сердце в груди бешено колотилось, губы пересохли, руку она до крови ободрала о какой-то куст, срезая дорогу, но не обращала на это внимания. «Только бы успеть, только бы успеть… — повторяла она про себя, сворачивая и выбирая самый короткий путь. — Господи, — в первый раз взмолилась Женька про себя, — только дай мне успеть, пока они не начали, и я всегда буду в тебя верить!»