— Не возражаете, если присяду за ваш стол? А то пить в одиночку как-то не хочется.
Сказано было негромко, вежливо, но я ответил не сразу — передо мной стоял Лысый! Нацепил на себя жилетку, фартук, скорчил скромную морду, но ошибиться же я не мог! Наконец я ответил.
— Не возражаю. Пить в одиночку и в самом деле скучно.
Лысый неспешно уселся напротив меня, налил себе вина и стал неспешно пить. Сделает глоток, посмотрит в окно, на меня, себе в кружку, и снова пригубит вино. И всё это молча!
Минут через пять я не выдержал.
— Вот уж кого-кого, а тебя я точно не ожидал увидеть снова. Что ты здесь делаешь?
— Да я что-то подумал, подумал... Жизнь идёт, а у меня ни кола, ни двора. Вот и решил корни пустить. Собрал деньжат, прикупил вот таверну. Свежим взглядом посмотрел — дел конечно много, что-то переделать придётся, но на жизнь хватит. Может, женюсь даже.
— Хорошее дело — я пригубил вина — Только с вывеской непонятно.
— А чего непонятного? Какой знак нарисовал, такая и вывеска — Лысый откровенно усмехнулся.
— Так ты...
— Ну, я подумал-подумал... Работа вряд ли будет скучной, а если живой останусь, то обеспеченным человеком стану. Шестьдесят бойцов уже в городе и окрестных деревнях. Кто постарше — хозяйство себе по склонностям прикупили, кто помоложе — в работники нанялись или по городу гуляют. Я вон постройки решил подновить, так все плотники — из наших.
У меня невольно перехватило дыхание.
— И... сколько всего будет?
— Как ты и говорил — сотня. Через пару недель все здесь соберутся.
— За деньгами поехали?
— За деньгами — это само собой, — не стал отпираться Лысый — но многим интересно стало — чем всё это обернется. Я даже и не слышал, чтобы такие заказы были — он снова отхлебнул вина — Так что командуй, мы готовы.
Легко сказать — «Командуй». Я ещё сам толком не разобрался, что здесь хорошо, а что плохо. Но что-то говорить надо.
— Команда пока прежняя — устроиться, примелькаться местным и не выделяться. Смотреть во все глаза, слушать во все уши что народ говорит. Что хорошо, что плохо. Кто мешает жить, кто помогает, что бы надо сделать, чтобы жизнь наладилась. Неплохо бы отправить несколько обозов в разные стороны — узнать что там творится. Может даже не обозы, а так, «приказчиков». Может товары ищут, может покупателей богатых, может ещё что. Короче, разведка.
Лысый кивнул.
— Сделаем.
— Как связь держите?
Лысый молча ткнул пальцем себе в район сердца.
— И что это значит? — не понял я.
— У всех наших вот такой знак — он снова ткнул пальцем.
Только теперь я разглядел небольшой серенький шеврон, на котором едва выделялись три волнистые линии — одна длинная горизонтальная и две пересекающих её коротких вертикальных. При некоторой фантазии это можно было принять за схематичное изображение дракона — изогнутое тело и лапы.
— Неплохо — похвалил я — Значит, если я вижу человека с такой нашивкой, то могу ему приказывать?
— С какой стати? — охладил меня Лысый — Тебя знают только те десять человек, с которыми ты разговаривал в нашей таверне. Для всех остальных ты — непонятный хрен с горы, которого можно послать подальше.
— И что, мне теперь каждый раз к тебе бегать, если что надо будет сделать?
— Если разом поднять всю сотню — то ко мне. Я даю команду десятникам, а они уже всем остальным. Да и бегать не обязательно — теперь у замка всё время будет дежурить какой-нибудь мальчишка. Выйдешь за ворота, поднимешь руку, он к тебе и прибежит.
— Откуда знаешь, что я в замке? — насторожился я.
— Так сам же говорил — разведка — хмыкнул Лысый.
— Ну... — только и смог проговорить я.
— А если надо будет приказать кому напрямую, покажешь вот это — Лысый достал из кармана и положил передо мной массивную золотую цепочку.
Я с интересом покрутил её в руках. Если не подделка — то чистое золото. А самое главное — медальон, закреплённый на цепочке. Тоже золотая прямоугольная пластинка, на которой выгравирован настоящий восточный дракон, как я его нарисовал сам.
— Хитро придумано — хмыкнул уже я — Вроде простенько, но не ошибёшься, кто есть кто.
— А то — Лысый выглядел довольным.
Мы ещё немного посидели, и напоследок, желая сделать приятное Лысому, я похвалил понравившееся вино.
— А мужики не зря хвалили твоё вино. Я уже и не помню, когда пил такое.
- Такое — только для тебя. По золотому за бутылку, — наверное, у меня вытянулось лицо, потому что Лысый с трудом сдержал улыбку — но тебе, как командиру — за счёт заведения.
Снова потянулись солдатские будни, только вот победа в учёбном бою вышла мне боком — побитых и калечных перевели на дневные смены, а мне, как самому здоровому — сплошные ночные. Не поспать ночку — это вполне нормально, но после третьей ночи я вдруг подумал, что, наверное, лучше было проиграть. Подумаешь, ребро бы сломали. Зато сейчас бы спал как человек. После четвертой появились сомнения — а нафига мне это надо? Если бы не Верона...
Ночка выдалась тяжелая, и как только удалось добраться до лежака, я сразу «поплыл». Только закрыл глаза, и меня тут же кто-то начал трясти за плечо. С трудом сдерживая рвущийся мат, приоткрыл один глаз. Хальмик, наш десятник, мать его ...
— Чего, уже на пост?
— Не, леди Верона вызывает!
Я и так плохо соображал, а тут вовсе...
— Верона? Меня?
— Тебя, тебя.
— Зачем?
Хальмик начал злиться.
— Ей что, перед тобой отчитываться или приглашение за неделю присылать?! Пошли давай!
Отчитываться, разумеется, она не обязана, но что такого случилось, что госпожа меня, простого солдата, вызывает лично? Если бы надо было что-то сделать, так ей достаточно приказать лейтенанту, тот десятнику, а тот уж сам выберет кому что делать. Так зачем вызывают именно меня? Ладно, явных промашек за мной нет, так что вроде как и наказывать меня не за что.
Хальмик не уходил, значит придется идти прям щас. Матерясь, я сполз с топчана, сполоснул лицо из бочки с дождевой водой и буркнул:
— Ладно, пошли.
Неспешно дошли до жилого корпуса, поднялись на второй этаж, но там Хальмик почему-то повернул не к кабинету Вероны, а в зал для приемов. Странно, чего мы там забыли, но, вообще-то, моё дело телячье. Сказали прийти, значит чего-то надо.
В зале я не был с тех пор, как устроил здесь побоище, но даже спустя полгода здесь мало что изменилось. Те же пыльные шторы на окнах, тот же щербатый паркет под ногами. Кровь, правда, всё-таки замыли, но прошлый раз её было столько, что пол стал пятнистым.
Верона сидела в кресле-троне в дальнем конце зала. Светло-зелёное бархатное платье выглядело очень неплохо, но почти совпадало по цвету с лицом Вероны. Усталая, бледная и какая-то напряженная. Ей бы лежать в постели, а не дела решать, с неожиданной жалостью подумал я. Что опять случилось?
Мы остановились в нескольких шагах от трона, и летёха, стоявший справа от Вероны, сдвинулся чуть вперёд.
— Леди Верона хочет, чтобы ты принёс ей присягу верности — резко бросил он мне.
— Присягу? — опешил я. Присяга была обычным делом, но приносили её, так сказать, вассалы своему сюзерену, и уже они отвечали за верность своих подчиненных и солдат. А я как раз солдат и за мою верность госпоже несёт ответственность этот самый летёха. Так зачем тогда делать масло масленым? — Так я вроде уже... это... вам... — замямлил я, не понимая смысла происходящего.
— Леди Верона хочет, чтобы ты сделал это здесь и сейчас. Или ты отказываешься? — закончил он уже нехорошим тоном и многозначительно сдвинул руку к мечу.
Судя по непонятному напряжению, разлитому в воздухе, меня подозревали непонятно в чём. Верона встала с кресла и требовательно смотрела на меня. Пришлось подойти к ней и опуститься на одно колено. Текст клятвы был простенький, и я его помнил ещё по прежним временам.
— Я, Адраг, присягаю тебе, леди Верона, и клянусь в верности, пока смерть не разорвёт эту клятву.
Верона, как и полагалось, в ответ положила руку мне на плечо, и чуть дрожащим голосом произнесла:
— Я, леди Верона, принимаю верность твою, — она словно споткнулась на моём имени — Адраг. Клянусь заботиться о тебе, пока я жива и имею для этого силы.
После этого полагалось поцеловать руку госпожи, но с этим у нас вышла заминка. Верона протянула руку, я чуть коснулся её губами, и тут меня переклинило. Вроде такая ерунда — чмокнуть хозяйскую ручку, но это была рука Вероны. Маленькая кисть с тонкими пальчиками, её аромат, её вкус на губах. Всё, что я так старательно давил в себе, взорвалось внутри, и я замер, не в силах пошевелиться. Сколько было ласки и нежности в этих руках, когда мы...
Верона осторожно убрала руку, и я опомнился. Медленно встал, несмело поднял на неё взгляд и поразился — она тоже была взволнована. Румянец на щеках, дыхание прерывистое. С чего бы это? Захотелось обнять, успокоить, но... нельзя. Что обо мне подумают? Верона за такие вольности вообще имеет полное право вздернуть меня на виселице. Даже то, что мы стоим так близко, уже выглядит неприлично. Старательно прижимая руки к телу, я осторожно отступил на пару шагов и замер. Ну, что дальше?
Верона сделала над собой ясно видимое усилие, но заговорила уже своим обычным голосом.
— Ты, наверное, удивлён, почему я потребовала от тебя присягу на верность? — удивлён? Не то слово, но я только чуть кивнул — Поясню — Верона не сводила с меня взгляд — У меня очень много врагов, и далеко не всегда они действуют открыто, стараясь ужалить исподтишка. Мне нужен доверенный человек, который всегда будет рядом, будет защищать меня, и может быть, исполнять — снова какая-то непонятная пауза — особые поручения. Ты показал себя в бою, и я хочу, чтобы таким человеком стал ты.
Верона не сводила с меня взгляда, а я снова впал ступор. Молчание затягивалось, и Верона не выдержала.
— Ну, — резко спросила она — что скажешь?
— Э... — растерянно замямлил я — Госпожа хочет, чтобы я стал её телохранителем?!