– Да что ты?! – поразилась жена. – Продать фабрики, газеты и пароходы обратно эксплуататорам?! И это говорит без пяти минут руководитель Советского Союза? – Она демонстративно всплеснула руками. – Что ж в мире-то делается?![235]
– Как иначе удержать контроль над страной? – решительно, насколько это возможно сделать в кресле за накрытым столом, рубанул воздух ладонью Шелепин. – Пока еще не поздно, но вера в коммунизм иссякает на глазах, а без веры… Семичастный устраивал, как их, соцопросы анонимные, так ведь кошмар творится прямо за дверями парткомов. Чуть не половина рабочих открыто призналась, что не считает воровство на своем заводе зазорным! А сколько людей постеснялись об этом сказать? Вдобавок значительное число неворующих отметили, что им просто нечего красть.
– Ни фига себе! – аж подпрыгнула от удивления Вера Борисовна. – Но все равно, чем ты будешь лучше Горбачева из истории Петра? Хочешь, как он, – на старости лет чемоданы рекламировать?
– Все лучше, чем в домино в московском дворе со стариками шпилить, кефир на пенсию в гастрономе покупать да былые дни вспоминать, – огрызнулся Александр Николаевич. – Если серьезно, то у нас реализуется далеко не худший сценарий. Лет пять ситуацию под контролем мы удержим гарантированно, так что времени достаточно, но использовать его придется с толком. А если еще инфляцию и преступность в рамках удержим, так совсем хорошо. Тут я сильно надеюсь на личные банковские карты, с ними любое взяточничество как на ладони. К началу переходного периода мы еще и крупные купюры внезапно изымем из оборота, и Уголовный кодекс под новые условия подредактируем. Сколько там берут штрафа за жевательную резинку в Сингапуре будущего? Тысячу долларов?[236] Вот и у нас сделаем рублей эдак сто… Обещаю тебе, разгула преступности не допустим!
– С такой простой и действенной программой зачем вообще народное добро продавать? – скептически поморщилась Вера Борисовна. – И вообще, давай осторожнее, контрреволюцию никто не поймет! Это ж капитуляция, с какой стороны ни посмотри!
– Так уж и никто? – как-то неестественно то ли рассмеялся, то ли закашлялся Александр Николаевич. – Старый кооператор Косыгин в курсе, Брежнев, кажется, в душе одобряет, но готов ножку, если что, подставить. А молодежь… Идеалистов осталось очень мало! Вспомни будущее Петра, коммунисты и комсомольцы за пятилетку не только идеологически перековались, они аж в Бога уверовали! Пошли по церквям, венчались, крестили детей, стали бизнесменами, финансистами и тому подобное. Может, у кого-то и екнуло, но не смогли поступиться принципами единицы, о которых господин Воронов ни фига не знает. Так что… И вообще, сколько сейчас коммунистов-эксплуататоров партвзносы платят? На тысячи ведь счет уже пошел!
– Саш, ты стал жутко циничен… Я боюсь за тебя!
– Хуже! Многим хуже! – Шелепин шутливо оскалился в широкой улыбке. – Я еще и до задницы предусмотрительный! Так как понимаю, провести такие офигенные преобразования и нигде не споткнуться – невозможно. Нам придется много, ох как много менять и в политике, и в идеологии. Так что, Верусик, прости уж меня за Микояна и все эти игры. Скоро верные люди в ЦК, регионкомах и даже горкомах нам позарез будут нужны. А пролетариат и крестьянство… Они еще не такое переживут.
– А не боишься, что большевики опять все отнимут? – Вера Борисовна подначила мужа словами из анекдота про Брежнева.
– Боюсь! – честно сознался Шелепин. – Но чемоданы рекламировать ни фига не хочу. И в домино играть со стариками. Так что в задницу Горбачевых и Ельциных! – На секунду его взгляд обрел трезвость. – Вот погоди, красный папа Микоян отслужит свое, враз на его место Брежнева подвинем, вооружим самой современной постиндустриальной доктриной, а я пост первого секретаря ЦК заберу под себя и полновластным президентом[237] стану, а ты президентшей. Устроим к семьдесят пятому году новый пор-р-рядок!
– Ну все! – не выдержала жена. – Пойдем-ка лучше спать от греха подальше! Не дай бог, услышит кто…
– Подчиняюсь превосходящей силе! – послушно поднялся из-за стола Александр Николаевич.
Покачнулся, но, поддержанный супругой, все же сумел удержаться на ногах. Через несколько минут, раздетый и уложенный в кровать, Председатель Президиума Верховного Совета СССР спал…
…Окружающий типично среднерусский ландшафт плавно покачивался в такт неторопливой поступи желтой клячи, между ушами которой блестела никелированная эмблема «ЗИЛ». Сам Шелепин сидел в старинном рыцарском седле, но вместо доспехов на нем был надет новый итальянский костюм от Эмилио Пуччи из темно-серой, можно сказать, черной шерсти в мелкую, едва различимую красную полоску. Широкие полосы белоснежных манжетов сорочки странным образом гармонировали с грязными кирзовыми сапогами. Одна рука была, как и полагается, занята поводьями, во второй он сжимал длинный бич с удобной пистолетной рукояткой. Голову Председателя Президиума Верховного Совета венчала шапка Мономаха.
Слева от него тройка лошадей все той же странной масти понуро тянула воз, на котором возвышалась небрежно сколоченная из березового горбыля копия Мавзолея. На трибуне, по сути, на месте кучера, хитро щурился товарищ Сталин. В правой руке он держал ледоруб, в левой зажал огромную дамскую сумку от Louis Vuitton, причем выбитые в коже перекрещенные буквы L и V через одну были заменены на привычные серп и молот. Справа господин Ельцин, пьяный и веселый, дирижировал оркестром бундесвера. Вместо дирижерских палочек в его руках были зажаты батон сервелата и здоровенный православный крест кроваво-красного цвета.
Впереди же колыхалось огромное стадо овец, разных, темных, светлых, в пальто, телогрейках и даже каракулевых шубах. То тут, то там из-под общей массы виднелись горделиво вытянутые вверх сквозь пыжиковые шапки рожки козлов-начальников. Иногда казалось, что за злобно блеющими мордами проглядывают легко узнаваемые человеческие лица, но стоило только присмотреться попристальнее, картина сразу размывалась и оставалось лишь мелькание бессмысленных глаз. Все было готово к походу, но вдали, на самом краю поля, стеной стоял темный густой лес, из-под веток которого то и дело выглядывали волки, лисы и медведи, поразительно похожие на капиталистов с карикатур «Крокодила».
Александр Николаевич колебался, неизвестность стальным обручем сжимала его горло. В поисках решения он в очередной раз оглянулся по сторонам, но вместо советчиков увидел только овчарок, почему-то одетых в военные мундиры.
Волнение нарастало, казалось, еще немного, и его можно будет потрогать прямо руками… Широкий луч яркого солнечного света упал откуда-то сверху, на мгновение ослепив глаза. Тут же пришли спокойствие и понимание буквально всего, что было, есть и может быть на свете. Шелепин резко взмахнул над головой кнутом и прокричал рвущиеся прямо от сердца слова:
– Вперед, товарищи! Еще не поздно! Все на новое пастбище!
И проснулся.
Глава 12Удар автопробегом
Как повелось, с первыми весенними проталинами по неудобьям и пустырям Москвы и Подмосковья повылезали подснежники. Но куда там знакомым всем по детским сказкам белым цветам, их с хорошим отрывом успели опередить многочисленные автолюбители, предпочитающие ставить свою «ласточку» зимовать в гараж, на подставки-пирамидки для сохранения упругих свойств подвески и во избежание трещин в резине шин. Почтенные отцы семейств, а часто и их сыновья, зятья и прочие внуки дружно отгребали от тяжелых, тронутых ржавчиной дверей остатки сугробов, раскладывали на залитом отработкой куске фанеры гаечные ключи, стекляшки, резинки и прочие хитрые железки, то есть готовились к новому сезону поездок по пыльным советским дорогам. Длинные ряды металлических коробок наполнялись гулом голосов, лязгом металла, судорожным кашлем, а потом и ревом прогреваемых моторов… Так просыпалось от зимней спячки особое мужское гетто, насквозь пропитанное атмосферой соленого слова и наигранного цинизма, попасть в которое женщины могли только под покровом ночи, тайно, для короткой любви на заднем сиденье железного друга.
Надо понимать, самое главное в архипелаге «Гараж» не ремонт автомобиля или хранение припасов, куда важнее компания. Великий повод не нужен: кто-то, покопавшись для вида под капотом своего сокровища, созывает соседей: «Тут мне свояк с Харькова шмат сала послал». Инициативу мгновенно подхватывает сосед: «Я с осени бабкин первач забыл в яме. На корице!» Спустя несколько минут на подсохшем от грязи пятачке щебня весело пыхтит дачный керогаз, на сковородке подрумянивается картошка со шкварками, а на старой газете вокруг пыльной бутылки громоздятся круто просолившиеся за зиму огурцы и помидоры, перекисшая капуста, порезанный основательными кольцами проросший лук… Более чем привычная картина для двух часов пополудни в погожий субботний день!
Девятнадцатое апреля тысяча девятьсот семидесятого года не стало исключением.
С трудом дождавшись, когда в общий котел ляжет последний продукт, бригадир слесарки с экспедиционной автобазы Академии наук Сан Саныч, изрядно раздувшийся в животе, но еще крепкий мужик лет сорока, а заодно признанный авторитет гаражного тупичка, открыл собрание, выдернув крепкими желтыми зубами пробку из бутылки:
– Ну, с почином, мужики! – Он быстро, по-хозяйски, обнес чуть коричневатой жидкостью разнокалиберную тару соседей. – И за твой фиг в стакан, Василич, чтоб держал!
Странный на первый взгляд тост не вызвал удивления: все присутствующие прекрасно знали, что «стакан» – на самом деле корпус маслофильтра с двигателя новехонького «Москвича 412». Ну, «фиговым» он стал после поездки на рыбалку, во время которой и произошла досадная встреча березового пенька с некстати выступающей вниз частью автомобиля. В результате которой тонкий, выфрезерованный под резиновое уплотнение бортик силуминовой детали скололся по краю, открыв дорогу маслу – разумеется, с самыми неприятными последствиями.