Нож приближался, но ранить человеческое тело обычному кухонному ножу в этот раз не пришлось. Старички с остановки сбили «психа» с ног. Один сделал подсечку, другой прошёлся по рефлекторным точкам, отчего заражённый сразу растерял половину резвости. Девушки: и младшая и старшая, держали «психу» ноги. Только женщина, словно сова, крутила головой и как-то механически, с равными промежутками, охала. Сумки она не выпустила из рук, наоборот — прижала к себе — будто полагала, что сейчас все заражённые в городе прибегут отбирать у неё драгоценные сумки.
— Нужно доставить его в больницу — предположил Кораллов. Встав, он смотрел на отлетевший в сторону нож и почему-то никак не мог отвести глаз от воткнувшегося в мокрую снежную кашу лезвия. Вдобавок все штаны испачкал в грязном подтаявшем снегу — ногам холодно.
Старички умело связали потерпевшего его же одеждой.
— Больницы не работают — сказал тот старичок, что сбил «психа» с ног.
Кораллов глупо спросил: — Почему?
— Диверсия — коротко ответил другой.
— Какая диверсия?
— А этот — старик слегка пнул дёргающегося но не способного вырваться заражённого: — Откуда взялся? Диверсия! Наши прохлопали ушами — недопёски!
— Может быть и вторжение — обнадёжил второй старик: — Или война. Видишь, одежда у него почти чистая. Значит недавно бедолагу зомбировали. Интересно, куда он шёл. И проверим карманы.
В карманах нашлись два инъектора с полусотней ампул без надписей и два полевых «программатора» — дьявольское изобретение способное заменить личность не очень сильного или одурманенного наркотиком человека на набор психопрограмм.
— Размножаться готовятся — прокомментировал старик и вдруг пнул мычащего «психа».
Кораллов дёрнулся было сказать, что так нельзя обращаться с больным, нужно доставить его в больницу, где можно будет провести реабилитационную терапию, но промолчал.
— Комсомолец? — спросил другой старик, не тот, что пнул заражённого.
Сергей молча показал значок.
— Так и дуй к своим! Инструкций не знаешь?
— А…
— Девочек мы проводим — пообещал старик: — Не беспокойся: десантники бывшими не бывают. И ту кошёлку тоже захватим. Эй, женщина, хватит уже сиреной работать.
Словно дожидаясь его слов, в городе взвыли настоящие сирены. Женщина на остановке смолкла, будто прислушиваясь. Уронила сумки и спрятав лицо в ладонях запричитала: — Что же это делается!
— Тихо ты! — прикрикнул старый десантник.
Ожили громкоговорители призывая граждан действовать согласно отработанным во время учебных тревог инструкциям.
— Чего встал? — потребовал ответа у Сергея старик: — Бегом. Комсомолец!
Кораллов показал на продолжающего дёргаться связанного заражённого: — А он?
— Пусть лежит, потом подберём, как всё уляжется.
— Он простудится — подала голос старшая девушка: — Давайте оттащим в подъезд, там тепло.
Старики колебались. Сирены сменили тональность и тот же голос из громкоговорителя зачитал: — Внимание! Опасность применения психопрограммирующего оружия. Эпидемиологическая опасность. Внимание!
— Это наш человек, советский — наставила девушка: — Просто его зазомбировали. Пройдёт реабилитацию и снова станет нормальным. Может быть он учёный какой — нибудь или писатель или, даже, врач.
— Давай оттащим — сдались старики: — Только быстро!
Сергей не слышал окончания спора. Он уже бежал по улице Красной, через два квартала она пересечётся с Октябрьской и там уже рукой подать до Интернационалистической, вначале которой стоит бывший городской дворец музыки, а ныне штаб чернореченский комсомольцев.
Сирена оборвала Малиновскую Светлану, командира одного из комсомольских отрядов, на полуслове.
— Учебная? — беспокойно спросила мать.
Их прерванный завывшими сиренами разговор проходил дома, в Светиной комнате. Обсуждали празднование приближающегося дня рождения Анечки — самой младшей Светиной сестрёнки. Сестрёнке исполнялось целых пять лет, а мать все ещё считала её неразумной малышкой и соответственно обращалась с ней. По Светиному мнению: материнские попытки оградить Анечку от любой ответственности отнюдь не шли на пользу сестре.
Она как раз с жаром убеждала мать, что в пять лет человек должен быть уже практически самостоятельным. Вдруг протяжно и тревожно включились сирены. Судя по множащемуся эху — сирены включились по всему городу.
Мать взволнованно спросила: — Учебная?
— Какая разница! — воскликнула Света: — Мне нужно немедленно бежать в штаб, а тебе в убежище.
Вскочив, словно подброшенная пружиной, она начала немедленно собираться. Из одёжного шкафа на кровать полетела мешающая в поисках верхняя одежда.
— Может быть не пойдёшь? — спросила мать.
Вопрос настолько удивил Свету, что она прекратила рыться в шкафу — тем более уже нашла то, что искала — и села на кровать, удивлённо разглядывая мать.
— То есть, почему?!
— Вдруг тревога настоящая? — объяснила мама.
— Тогда тем более нужно идти — строго высказала Света: — Всё, разговор окончен. Ты тоже собирайся, возьми тёплую одежду, поесть и не забудь коммуникатор.
— А Миша и Анечка?
— Они пойдут вместе со школьным классом и детским садом. Отправь по сети запрос, чтобы узнать к какому убежищу приписаны их школа и сад. Мам, да не сиди ты! Подумаешь тревога. Наверняка учебная, как два года назад, помнишь? Ты ещё тогда отпускать меня не хотела. Чуть было не связала и не оставила дома. — улыбнулась Света.
— Теперь тебя не остановишь — вздохнула мама.
— Не остановишь — согласилась Света пытаясь влезть в защитный комбинезон для полевых работ с красной полоской дружинника и значком комсомольского отряда на груди.
Мама было встала, но затем снова села: — Нужно отцу позвонить на работу…
— Мама, ты всё позабыла? — возмутилась Света, протискивая одну ногу в комбинезон. Тот наконец-то сообразил, что его пытаются надеть и немного раздулся. Дело пошло на лад: — Папа приписан к двадцать третьему заводскому отряду гражданской обороны. Он, должно быть, уже на месте. Это я здесь с тобой мучаюсь. Проверь почту, может быть он уже что-то написал?
Мать взяла коммуникатор, повертела в руках, отложила и как-то жалобно сказала: — Сети нет.
— Как нет?
— Это не учебная тревога, Света. На учебной тревоге никто не станет отключать сеть.
Сирены сменили тональность. Аварийная система информирования населения сообщила: — Внимание! Опасность применения психопрограммирующего оружия. Эпидемиологическая опасность. Внимание!
Хотя и сидела, мать всё равно схватилась за столик: — Света?!
В дверь заколотили. Малиновская вздрогнула, будто ожидая, что это уже заражённые проникли в подъезд и ломятся по квартирам. К счастью из — за двери послышался голос их старшего по дому, Никифора Павловича: — Малиновские, вы дома! Слышали тревогу? Немедленно идите в убежище! Эй!
— Как хорошо, что вы пришли! — воскликнула Света открывая дверь и обнимая старшего по дому: — Проводите маму.
— Провожу — пообещал Никифор Павлович: — Мы все квартиры обходим. Соберём группу и пойдём.
— Спасибо! — поблагодарила Света, скатываясь по лестнице. Мимо соседей и знакомых. Ей удивлённо смотрели вслед, но, замечая красную полоску на плече, понимающе кивали.
Света выскочила на улицу сразу за братьями — близнецами, жившими на два этажа ниже. Парни занимались каким-то спортом, она не помнила каким конкретно. Разглядев друг на друге красные повязки они обменялись улыбками и разбежались в разные стороны. Света торопилась в штаб чернореченских комсомольцев, а парни спешили в место сбора своего отряда гражданской обороны.
Улицы непривычно пустынны. Людей в разы меньше обычного. Все, кого видишь, торопятся, спешат. На перекрёстке стоит милиционер, пристально вглядываясь в бегущих мимо людей.
— Что же он, посреди улицы? — подумала Светлана пробегая мимо: — Впрочем, кто она такая, чтобы учить милиционера.
Ботинки месили жидкую грязь. На газонах, на подоконниках и запутавшись в ветвях деревьев, лежит белый снег. Но на дорогах, истоптанных сотнями тысяч ног, выпавший вчера снег превратился в серую, хлюпающую взвесь.
Неожиданно, будто из под земли, выросли трое дружинников в таких же защитных комбинезонах, как она сама. Света остановилась, переводя дыхание. Дружинники вооружены милицейскими парализующими пневмопистолетами — пулеметами. На поясе у стоящего по центру висел укороченный милицейский автомат.
— Кто такая?
— Малиновская, двенадцатый комсомольский отряд — ответила Света: — Я в порядке. Нормальная.
— Сейчас посмотрим — недоверчиво, словно ворчливый преподаватель подозревающий ученика в использовании шпаргалки, проворчал стоящий слева: — Подними лицо.
Света послушно подняла и безропотно терпела, пока тот, что с автоматом, светил ей в глаза из карманного фонарика, наблюдая за реакцией зрачков на свет.
— Она в порядке — сказал он. Света моргала. В глазах плясали золотые окружности. Сзади подошли ещё двое дружинников. На груди обоих значилось: сто второй отряд гражданской самообороны на базе спортивного комплекса «Рассвет».
— Светка, привет!
— Привет — наугад отозвалась Света, стараясь проморгаться. Не фонарик, а какой-то прожектор.
— К своим бежишь?
— Ага.
— Здесь не пройдёшь — посоветовал тот, который светил: — Там безопасники диверсантов ловят. Нас поставили в заставу. Никого не пускать. Кто попытается пройти — разворачивать. Не разворачиваются — задерживать.
— Многих задержали? — поинтересовалась Малиновская. Круги в глазах наконец-то проходили.
— Да вот — махнул рукой дружинник: — Пока двоих.
Проследив по направлению руки, она увидела две измазанные в грязи фигуры, тихо и спокойно лежащих на сложенном вдвое тенте. Сверху их укрыли плотной тканью, чтобы не замёрзли.
— Один сразу три парализующие шприц — пули словил — продолжал делиться словоохотливый дружинник: — Пришлось искусственное дыхание делать. Но вроде теперь нормально. Скорую ждём, должна вот — вот приехать. Ты «психов» раньше вживую видела? Я вот не видел. Эти первые.