Интеллекты из игрушек для учёных всё активнее включались в экономико — производственные цепочки страны. Направление создания и воспитания интеллектов приобретало всё большую популярность. К нему тянулись самые разнообразные люди: от учёных до бюрократов. И это тоже представляло определённое неудобство. Маститые научные зубры могли просто отодвинуть молодых учёных в сторону. Так бы наверняка и произошло, если бы не тройка искусственных интеллектов успевших приобрести определённое, хотя и специфическое, влияние на политическом олимпе советского союза.
Старые, как мир, внутристайные человеческие игры. Может быть, когда — нибудь, новый человек сможет обойтись без этих бесполезных ритуалов. Он будет силён и умён, а потому добр и храбр, этот человек из будущего. Будущего, в котором не будет ни войн, ни болезней и, может быть, даже смерти и той больше не станет. Зато будут звёзды, целая вселенная звёзд. Целая вселенная, понимаете?
Ну а пока этого нет, приходится работать с тем, что есть. С хорошими людьми, которые иногда совершают не очень хорошие поступки. С умными людьми, которые, несмотря на весь ум, иногда ошибаются. С обычными людьми: уже не зверями, ещё не богами, причудливо сочетающими в себе и доблесть и подлость и трусость и смелость — способными любить и умеющими предавать. А что делать? Ни коммунизм, ни звёзды сами по себе не наступят. До них нужно дотянуться. Их можно заслужить только в борьбе.
Пусть ошибаться! Пусть падать! Мы обычные люди и потому нам можно и падать и ошибаться и не знать в точности: каким оно должно быть, звёздное будущее человечества. Но после каждой ошибки, после любого падения мы встанем и попробуем ещё раз. Не зная точно, что именно мы хотим построить и чего в точности достигнуть. Будем строить и достигать, потому, что другой выход и не выход вовсе, а так…
На земле нет сверхчеловека, увы. Есть только обычные люди вроде меня и тебя, читатель, мой дорогой друг. Мой дорогой друг.
Поэтому не нужно стыдиться ни ошибок ни животного наследства первобытных веков. Мы те, кто когда — нибудь достигнет звёзд. И это дорого стоит.
Пусть внутристайные игры. Говорите: человеческое, слишком человеческое? Пусть!
Пусть интриги на научно — политическом небосклоне. Пусть зависть тех, кто не верил, отошёл в сторону и сейчас злится на «удачливых молокососов» Мотылька и Коня, хотя по — настоящему злиться следует на самого себя. Пусть всё это, лишь бы был какой-то полезный выхлоп. Лишь бы был результат. А результат был.
Интеллекты всё прочнее входили в жизнь огромной страны. Ещё немного и будет сложно представить, как можно было раньше обходиться без них, как? И если всего три искусственных интеллекта так сильно изменили всё вокруг, что же будет когда их станет двадцать, пятьдесят, сто или тысяча? Как изменится привычный мир? Насколько долгим и болезненным может быть это изменение? И как будет после? Нехоженая территория. Неизведанная земля. Время terra incognita.
Неудобное для жизни, но притягательное и манящее время. И на многие столетия вперёд мальчишки будут завидовать нам, жившим здесь и сейчас — обычным людям, сделавшим то, что мы сделаем, совершившим то, что мы ещё совершим.
Не сверхчеловеки. Люди. Такие же как я и ты, читатель, мой дорогой друг. А может быть не такие же? Может быть это мы и есть? Мой дорогой друг. Мой друг.
— Что такой хмурый? — поинтересовался Конь: — Мы с тобой в Москве!
Как будто в Москве нельзя быть хмурым. Да здесь хмурых, с пасмурным настроением, как бы ни больше чем в иных городах. Как, впрочем, и радостных и улыбающихся лиц. Просто у Мотылька сейчас меланхолическое настроение и от того окружающее видится в серых тонах. Устал.
А вот Конь, напротив, доволен как… как слон! Вроде бы вместе чуть ли не неделю мотались по инстанциям, выступали на заседаниях, интриговали в кулуарах. Однако же сидит весь такой освещённый солнцем, на солнечной стороне, щурится, провожает взглядом москвичек, будто бы не ждут его в Красловске целых две красавицы ничуть не хуже.
Коротая время в ожидании вечера и обратного рейса, друзья сидели в кафе на Садово — Черногрязевской. По летнему времени доступны балкончики на один, два столика. Там-то они и обосновались. Причём Конь выбрал солнечную сторону, а уставший и недовольный Мотылёк спрятался в отбрасываемой козырьком тени.
Конь продолжал тормошить товарища: — Не понимаю, чего такой недовольный? Всё получилось ещё лучше, чем рассчитывали. Процессорное время выделили. Другие дела тоже решились. Подумаешь, один профессор из МГУ со злости бросил антикварную ручку. Старика можно понять. Из — за нас его теоретические исследования алгоритмов затормозились на неопределённый срок.
Мотылёк потёр оставшуюся на лбу царапину. Седовласый профессор метнул ручку неумело, но с рождённой праведным гневом силой. Антикварная, тяжёлая, полностью бесполезная вещь. Она, к слову, покоится у него в сумке. Профессор, отойдя, долго извинялся за несдержанность и просил принять ранившую Мотылька ручку в дар. Он принял, но совершенно не представлял, что с ней делать.
— Очень уж многим мы оттоптали ноги. Как бы потом боком не вышло. У всех вычислительные ресурсы «отжали» — проговорил Мотылёк поглаживая уже почти зажившую царапину.
— Так мы не для себя. Для дела — пожал плечами Конь.
— А тот полковник?
— Дурак он — жестоко сказал Конь: — Не понимает, что искусственные интеллекты поднимут обороноспособность страны куда больше, чем лишний десяток десантных экранопланов или дополнительная пара рот ББМ.
— Наверное.
— Вот и не хмурься. Смотри, какая погода. А какие девочки. Лето!
Перегнувшись через перила, Мотылёк посмотрел: — Подумаешь. Наташа лучше.
— И мои лучше — легко согласился Конь: — Однако же разнообразие…
— У нас вылет через четыре часа, а тебе разнообразие.
— Так я смотрю, но не трогаю — рассмеялся Конь: — Смотреть можно и даже полезно. Эстетическое удовольствие. Для этого люди в музеи ходят.
Слегка растерявшийся от неожиданной аргументации, Мотылёк возразил: — В музеях произведения искусства.
— А здесь разве не произведения? — оборвал друга Конь: — И вообще: не хочешь смотреть — не смотри, а другим не мешай. У меня на музеи времени нет. Так хоть здесь, мимоходом, приобщусь к прекрасному.
Мысленно махнув рукой, Мотылёк вернулся к салату. Месяц назад импровизированный консилиум из двух интеллектов отчитал создателя за пренебрежения здоровьем, потребовав есть больше зелени, фруктов и овощей. Не выдержав зрелища своей голографической копии, на которой Новосибирск и Эра показывали где, что, когда и с какой вероятностью может у него отказать, если он не станет выполнять их рекомендаций, Мотылёк сдался. Тайно теплилась надежда со всем согласиться, а потом, как выражался Конь, спустить на тормозах. Однако интеллекты заручились поддержкой тяжёлой артиллерии в виде Наташи, обставив Мотылька по всем позициям. Нет, он понимал, что всё для его же пользы. Но честное слово, это совсем излишняя забота. Да и не так пугают проблемы со здоровьем, если они проявятся не раньше чем через сорок лет, и отнюдь не с стопроцентной вероятностью. Сколько ему тогда будет? Ужасно много. Чуть ли не семьдесят лет!
Ветер шевелил листья декоративного винограда росшего на балкончиках и спускающегося к земле. Тепло. Хорошо. Да, хорошо. Впервые за всю неделю, Мотылёк почувствовал, что ему сейчас хорошо. Дела закончены. Через четыре часа самолёт. Там Наташа, работа. Интересно — сколько всего произошло за время их отсутствия? Насколько развились зародыши? Из — за недостатка ресурсов их развитие, насколько смогли, притормозили. Но сейчас они должны уже активно навёрстывать пропущенное. Большая часть вычислительных ресурсов уходила на высчитывание в реальном времени изменений в топологии сети, чтобы те развивались совместно, а не стремились включить в себя соседних. Они ведь ещё глупенькие и совсем неразумные, зародыши будущих искусственных интеллектов.
Выставленную за пределы отбрасываемой козырьком тени руку нагревало солнце. Кожа белая, не загоревшая. Самое начало лета. Да у него и не было ни времени, ни возможности как следует загореть.
Солнце сегодня ласковое. Воздух тёплый, но без признаков духоты. Хорошо.
— Поехали в аэропорт? — предложил Конь.
— А не рано?
— Рано. Завалимся в комнату отдыха пассажиров. Поспим как нормальные люди, в кроватях, а не в самолётных креслах.
— Выспаться это хорошо — согласился Мотылёк: — Дай только салат доесть.
— Не надоело траву жевать? — удивился Конь: — Меня Нэлли тоже пыталась лечить. Все кони, кроме меня, травоядные животные. Я же предпочитаю мясо, ну и пироги тоже потребляю. И не собираюсь жить до ста лет. Вот скажи, что я буду в сто лет делать?
Мобиль общественного транспорта почти довёз их до аэропорта, как вдруг остановился и замер. Высунув голову в окно, Мотылёк убедился, что дорога впереди свободна. Более того, следующая за ними парочка мобилей также остановилась. Только караван из трёх грузовых мобилей, как ни в чём не бывало, продолжал движение.
— Что там? — спросил Конь.
Прежде чем Мотылёк успел ответить, ожил динамик: — Уважаемые товарищи, просьба оставаться на местах и сохранять спокойствие. Рейсы воздушных путей сообщения временно отменены. Мобиль доставит вас в ближайшее убежище при аэропорте. По мере прояснения ситуации мы постараемся держать вас в курсе. Администрация аэропорта примет все меры к выяснению ситуации. Просьба сохранять спокойствие. Мобиль доставит вас в ближайшее к аэропорту убежище.
— … - выругался Конь: — Это что же происходит? Что происходит, спрашиваю?
Пассажиры взволнованно загалдели. Полезли в коммуникаторы, выходя на новостные порталы. Мобиль дёрнулся, начиная движение. Проехав с полкиллометра, свернул с ведущей к аэропорту дороги. Динамик молчал. Дополнительных сведений не поступало. Видимо администрации аэропорта не получила разъясняющей информации или ей было просто не до них.