Это просто какой-то заколдованный круг. Чем шире и тщательнее контроль, тем меньше разумности выказывает очередная тестируемая модель. В пределе, при идеальном контроле, получается идеально бесполезная программа. Чёртовы красные! Как они смогли обойти парадокс? Как они вообще сумели создать разумную машину?
Исследования заходили в тупик. Ноксвиловские учёные бродили в потемках, сжигая ресурсы и растрачивая время А между тем советские искусственные интеллекты показывали всё более хорошие результаты. Хорошие для Советов и угрожающие для великой Америки.
В ходе последней операции, ценой практически полного уничтожения разведывательной сети на советской территории, умникам из ЦРУ удалось получить множество материалов советского НИИ занимающегося исследованием и разработкой машинного разума. Бонусом к похищенным материалам служило уничтожение НИИ из которого они были получены. Это должно дать толчок американской кибернетической науке и несколько сдержать вырвавшуюся вперёд, не по чину, советскую кибернетику. Старая как мир, но неизменно эффективная тактика — физическое уничтожение учёных недружественных к великой Америке государств.
Начавшаяся лунная война, словно кровопускание для человека, вытягивала и корёжила экономики противоборствующих сторон. Многие проекты заморожены, но финансирование ноксвиллской базы только расширено. Получив материалы советских исследователей, американские учёные смогли создать рабочий прототип. Без сомнения: разумное, но, увы, слишком свободомыслящее существо. Оплоту свободы и демократии свободомыслящий интеллект был без надобности. Сетевая конфигурация обнулена, сервера перезагружены. Работы начаты заново. Раз за разом, основываясь на советских разработках, но всё дальше отходя от них и продвигаясь в требуемую сторону, ноксвилловские учёные наконец создали искусственный интеллект. Послушный искусственный разум, наречённый создателями «Либерти». Инициативный, но верный слуга, чья верность обеспечивалась возможностью внешнего переключения «мыслей» искусственного интеллекта с ненужных тем, на нужные.
После проведения финальных тестов, Либерти взяло в оборот ЦРУ, снизив до минимума общение учёных с их созданием. Над колыбелью американской свободы и американской же демократии всходило новое солнце. Солнце по имени Либерти.
Пёс товарища Акронова, Тарлан, оказался замечательнейшей зверюгой. Большой, добрый, умный, и мягкий пёс. Его было так здорово трепать по холке и угощать половиной обеда, который огромная, размером с телёнка, собака слизывала за раз. С ним было замечательно ранним утром, пока не встало солнце, воздух холоден, а температура колеблется на отметке чуть выше нуля, бежать на зарядку от города к подножию одинокой горы Жалфыз-Тик.
Пока сумевшие преодолеть утреннюю сонливость размахивали руками и ногами под руководством товарища Мусатаева или товарища Авдеченко, Тарлан носился кругами вокруг, разыскивая мышиные норы. Затем, согреваемые в спину лучами вставшего солнца, люди бежали обратно в город. А кто, с непривычки не рассчитал силы, просто шли, наблюдая, как под солнечными лучами оживает и просыпается степь.
В город возвращались как раз к моменту, когда начинали работать столовые. Разбегались по скромным, временным, но почему-то необыкновенно уютным жилым ячейкам, принимали душ, переодевались и снова встречались в столовой, чтобы через полчаса разойтись по бригадам. Вернувшиеся с зарядки беззлобно шутили над сонным видом недавно проснувшихся товарищей. Те вяло отшучивались, прикрывая ладонью зевающие рты и выстраивались в очередь около кофейных машин.
Чистый, умытый и накормленный Тарлан встречал расходящихся на работу людей звонким лаем. Он любил возглавить какую-нибудь из бригад шагая на полкорпуса впереди и, словно бы, ведя всех за собой. Формально Тарлан считался псом коменданта города товарища Акронова, но по сути исполнял роль радушного хозяина. Как будто люди приехали к нему, к Тарлану в гости, и он присматривает за творящейся вокруг суетой, чтобы она не превысила одному ему ведомые пределы. Что и говорить — это был достопримечательный пёс.
Однажды Мотыльку довелось стать свидетелем, как Тарлан самостоятельно принимал душ. Он тогда первый раз бегал вместе со всеми на зарядку, сначала ругал самого себя и мысленно обещал, что больше никогда-никогда. Потом, вернувшись в город, подумал, что всё был не так уж и плохо и вполне возможно будет как-нибудь повторить, под настроение. Впереди лежал целый рабочий день, который уставший после пробежки, но радостный Мотылёк готов встретить открытой грудью — вот только принять тёплый душ и удовлетворить зверский аппетит.
Бегающий вокруг Таралан куда-то пропал. Мотылёк случайно наткнулся на него заблудившись и забредя в техническую помывочную для машин. Пёс самостоятельно открыл кран, пустив струю воды. Причём не ограничился этим, а ещё немного поколдовал над кранами, подбирая устраивающую его температуру. Вволю поплескавшись, закрыл оба крана и, отряхнувшись, как ни в чём небывало побежал к столовой, приветливо гавкнув стоящему столбом Мотыльку.
Расспросив строителей, энергетиков и приехавших раньше него учёных, Мотылёк узнал: Тарлан куда больше, чем просто огромный и замечательный пёс. С ним связана целая история.
Тарлана привёз товарищу Акронову его сын, известный целиноградский геноконструктор и биотехник. Кто-то сказал «подарил», но другие его тут же поправили. Дарить можно вещи. А разве Тарлан это вещь? Потому и «привёз», а не «подарил». Когда-то, очень давно, собаки первыми выбегали из пещер навстречу опасности или кидались на опасного зверя во время охоты. Потом две из них первыми вышли в космос, пролагая дорогу человеку. Сейчас верные звери снова первыми идут по неизведанной дороге, по которой, когда-нибудь, следом за ними, пройдёт и человек. Честно отработав треть собачьей жизни в институте изучения возможностей генетического конструирования, Тарлан отправился на заслуженный отдых ловить мышей и барсуков в просторах казахстанских степей. Добрый, умный, надёжный пёс. У всякого общающегося с Тарланом человека создавалось иррациональное впечатление, будто тот относится к нему немного покровительственно. Соглашаясь взять честно поделенную половину обеда, Тарлан выказывал расположение к понравившемуся ему представителю людского племени. Люди ценили это и, спрашивая взглядами разрешения, трепали пса за холку, а девушки и вовсе тискали, словно большую мягкую игрушку. Тарлан стоически переносил ласки, понимая, что люди всего лишь люди и не могут противостоять своим обнимательным инстинктам.
Красловск совсем молодой город. Он ещё строиться и долго будет строиться. Станет прирастать зданиями, заводами, дворцами спорта, научными институтами и обязательными для закрытого городка воинскими частями. Однако работа уже кипит вовсю мочь! Корни горы Жалфыз-Тик подгрызают туннели шахт. Из-под земли, к ещё и наполовину не достроенному, но работающему, производственному комплексу доставляют богатства подземных кладовых. В одном цехе кипит работа. Соседний только строится.
Монтажники едва приступили к прокладке сетей, а Конь и Мотылёк уже в нетерпении. Без дела не сидят — необходимо организовывать институт, формировать программу исследований и приоритетность. Умелым головам работа всегда найдётся. Были бы головы.
Вечерами — бдения над предварительно сделанными расчётами. Перепроверка. Поиск ошибок. Споры о различных подходах к начальной конфигурации сети. Многомерные пространства. Вектора. Тензоры. Иной раз доходило до сюрреалистического: на ящиках, перевёрнутых вёдрах и деревянных чушках, а то и на пустом корпусе безвозвратно сломавшегося строительного робота. Собранные Мотыльком и Конём учёные: старая гвардия из бывшего НИИ СамСиса и новое пополнение из участвовавших в рождении краснопресненского и чернореченского интеллектов. Сидели где и на чём придётся. Вокруг алых углей от прогоревшего костра. Под шатром звёздного неба. Словно братскую чашу, передавая по кругу белые экраны планшетов с расчётами и выводами формул. Спорили, ругались, мирились — работали.
Печёная в костре картошка, порезанная на половинки, проложенная кусками зажаренного тут же, под звёздным небом, мяса. Посыпанная крупной солью смешанной с кусочками красного, жгучего перца. Поежали не сходя с места и не выпуская из рук планшетов. Продолжали говорить с набитыми ртами.
Даже маститые заслуженные учёные, забыв все свои заслуги перед мировой наукой, водили по экранам небрежно вытертыми от жира пальцами и, увлёкшись, называли противников своей точки зрения ослами и не смыслящими в сетевой топологии орясинами.
Если требовались серьёзные расчёты, неподъемные для слабых вычислительных модулей в планшетах — пересылали данные краснопресненскому интеллекту Нэлли. Новосибирск заканчивал самовосстановление, да его ещё дополнительно нагрузили управлением производствами. Эра крайне занята освоением нелёгкой воинской наукой. Нэлли считала что-то серьёзное для физиков и для космиков, но всегда находила для «папы» Коня на своих распределённых процессорах несколько дополнительных миллиардов вычислительных тактов.
После того как из Краснопресненска приехали его «девочки», Конь так и рвался в бой, возмущаясь медленной работой монтажников, энергетиков, строителей — всех вокруг. Порой и Мотыльку доставалось за некоторую медлительность. Конь как будто стал жить в каком-то ускоренном ритме по сравнению с окружающим миром.
«Девочки» оказались молодыми, но вполне компетентными сотрудницами. Они часто заходили в гости пить чай в жилую ячейку, где жили Мотылёк и Наташа. Как правило: сначала приходил Конь, а они или вместе с ним, или подтягивались чуть позже. Иногда «девочки» приходили без Коня и тогда, окольными путями, начинали выспрашивать у Мотылька о том, кто из них двоих, по его мнению, больше нравится Коню. Как будто у него есть время расспрашивать друга о таких глупостях!
Поначалу Наташа встретила «девочек» холодно, но затем они подружились и, беззастенчиво используя численное преимущество, начали строить мужской коллектив. Причём больше доставалось, почему-то, Мотыльку. Конь, как утка в дождь, непонятым образом всё время выходил сухим из воды.