— Вы подозреваете летчиков?
Шатохин промолчал.
— Я не выспрашиваю, — продолжал Сидельников. — Хочу просто уточнить. Начальник ваш отдает распоряжение тщательно проверять багаж и документы у всех вылетающих. Если при этом не доверять летчикам... где же логика? — Лицо Сидельникова порозовело. — Может, вы скажете, кто-то из летчиков и взломал склад?
— Нет. Хотя и этого исключить не имею права...
— Слава богу,— вздохнув, перебил Сидельников.
— Они могли перебросить преступников. Невольно, возможно, не догадываясь.
— Ни-ни-ни, — энергично потряс головой, оживился командир отряда. — Есть инструкции, запрещающие брать в грузовые самолеты пассажиров. Конечно, исключения допускаются, но с моего ведома. Вот, — он открыл папку, — три дня назад отправили одного геолога в Шаламовку. Фамилия указана, Прибытков.
— А сегодня?
— Ни вчера, ни сегодня никто из пассажиров на транспортном не улетал.
— Минут десять назад я сам видел, как один гражданин перемахнул через ограду и нырнул в самолет. В «аннушку». Не пассажирскую...
О технике Шатохин пока решил умолчать.
Командир отряда посмотрел недоверчиво, щелкнул кнопкой селектора, чуть повернув голову к микрофону, спросил:
— Кто у вас только что улетел на Ан-2?
— Селезнев полетел в Новоярск. За строительной бригадой, Георгий Всеволодович, — раздался в ответ в динамике женский грудной голос.
— Пусть ко мне зайдет, как вернется.
— Он не скоро вернется, Георгий Всеволодович. До конца дня не будет, — снова ответил приятный голос.
— Все равно, пусть зайдет.
— Хорошо, я передам, Ге... — Командир выключил связь, и голос, не забывающий в каждой фразе повторять имя-отчество Сидельникова, оборвался.
— Он надолго запомнит этот рейс, — Сидельников откинулся на спинку стула, выпрямился. — Простите, вы же просили сведения. Сам принесу сейчас.
Назвал наугад или точно помнил Сидельников количество рейсов, но действительно до обеда четырнадцатого июня из Нежмы вылетали шестнадцать транспортных самолетов.
Половину Шатохин отбросил сразу. Они летали в отдаленные точки. Выбраться оттуда трудно, как из глухого скита, летом исключительно по воздуху и, главное, только обратно в Нежму. Еще два рейса отпали в связи с тем, что самолеты садились на чужих аэродромах: опрыскивали прошлогодний очаг поражения тайги шелкопрядом.
Оставалось шесть рейсов. В колонку Шатохин выписал:
7.30 — Чугуны
8.20 — Новоярск
9.10 — Шаламовка
9.40 — Чугуны
10.50—Плотниково
11.00 — Шаламовка
Протянул листок Сидельникову.
— На Новоярский рейс я сам подходил к самолету. Не было там посторонних, — сказал командир отряда. — А на Чугуны вторым рейсом монтажники полной загрузкой летели, и еще мест не хватило. После обеда довезли.
Итак, второй и четвертый рейсы отпадали.
Первый, слишком ранний, и последний, пожалуй, поздний, Шатохин вычеркнул сам. Подумав, зачеркнул и предпоследний рейс. Тоже — поздно. Разница с последним в десятиминутку, и что еще важнее, дальше из Плотниково улететь трудно. Там перевалочный пункт, аэропорт круглый год, как муравейник. Пассажиры сами зорко следят, как бы кто блатом не воспользовался, не просочился вне очереди.
Оставалась Шаламовка. Да! Он уверенно поставил крупную галочку против третьего рейса, из диспетчерского журнала выписал номер машины.
— Колесников и Серегин, — назвал фамилии пилотов командир отряда, наблюдавший за каждым росчерком пера инспектора. — Молодые ребята, исполнительные. Комсомольцы. Второй год после училища.
— В полете? — спросил Шатохин.
— В общежитии должны быть. По скользящему графику работают, — ответил командир отряда, огорченный тем, что инспектор не обратил внимания на характеристики.
Шатохину было сейчас не до характеристик. Нетерпение подгоняло. Он встал.
— Можно с вами? — попросил командир отряда.
— Пожалуйста, — согласился Шатохин.
Барачного типа бревенчатое здание общежития летного состава находилось неподалеку от аэропорта. Они молча дошли до общежития. На спортивной площадке около здания группа парней в трусах и майках азартно играла в волейбол.
— Тут парни, — кивнул командир отряда. — С мячом Серегин вон, второй пилот.
Они обогнули штакетниковую ограду, вышли к спортплощадке.
— Колесников, Серегин, — позвал командир.
Запыхавшиеся, разгоряченные игрой парни подбежали тотчас. На Шатохина едва обратили внимание, вопросительно глядели на командира. Шатохин решил дать первое слово ему. Разглядывал парней, одинаково рослых, умудрившихся за несколько погожих солнечных дней загореть до шоколадного отлива.
— Следователя привел к вам, говорит... — начал Сидельников.
— Я говорю, — перебил Шатохин, — про позавчерашний рейс в Шаламовку. В девять десять. Четырнадцатого. Вспомните-ка подробно. Особенно, как грузились.
По тому, как тревожные тени пробежали по лицам, как переглянулись парни, понял: попал в точку.
— Ну-ну-ну, — не давая опомниться, торопил, наступал Шатохин. — Дело не шуточное. Пока только перед своим командиром ответственность несете.
— Вас ведь не груз, какой везли, не теодолиты интересуют, — пробормотал Колесников.
— Нет, не теодолиты, — строго сказал Шатохин.
— Про ограбление пушного склада слышали? — сказал Сидельников.
— Георгий Всеволодович, она ведь просила... — не выдержал, заговорил первым Серегин. Бледность разлилась по его лицу.
— Кто — она?
— Диспетчерша наша, Смокотина Ольга Евгеньевна, — хмуро пояснил Колесников. — Попросила мужика одного посадить...
— И вы посадили?
— Посадили, — упавшим голосом сказал Серегин. Колесников мрачно кивнул.
— Давайте-ка подробнее, — велел Шатохин.
— Что подробнее. Четырнадцатого утром, минут за десять до вылета вышли из комнаты техников... — начал рассказывать Колесников.
— Вдвоем? — уточнил Шатохин.
— Да, вдвоем, без бортмеханика летали. Она подходит, говорит: «Ребята, хорошему человеку в Шаламовку попасть быстро нужно. Не в службу, а в дружбу, выручите. Он у самолета ждет». И пошла.
— Мы ей и не пообещали, — сказал Серегин.
— Да, ничего не обещали, — подтвердил Колесников. — В пилотской после минуты три побыли и к самолету пошли. Подходим, а он стоит около люка. «Уже летим, парни?» — спросил. Витька ему отвечает: «Да». Он в самолет и полез...
— Сел сам, а вы только везли, — язвительно сказал Сидельников.
Шатохин жестом попросил пока не вмешиваться.
— Подождите, ребята, по порядку. Смокотина, когда просила увезти мужчину, никак его не называла, не говорила, почему за него хлопочет?
— Я дословно передал, — ответил Колесников. — Улыбнулась, руку к груди приложила, когда «выручите» сказала.
— А раньше обращалась к вам с такой просьбой?
Колесников украдкой посмотрел на командира отряда, коротко кивнул:
— В апреле, в конце, мы в Плотниково летали, тоже мужика одного...
— И так же он у самолета ждал?
— Не-ет, того она сама подвела, — вставил Серегин.
— А других летчиков просила?
— Откуда знать, — пожал плечами Колесников. — Не говорят же об этом.
— Верно... К пассажиру вернемся. Какой он из себя? Одет во что?
— В костюм. В плащ коричневый незастегнутый, прохладно с утра было. Лет сорок, с нас ростом. Волосы темные... Я знаете, удивляюсь, когда читаю, как это описывают лицо — продолговатое или полуовальное... Нормальный он, как все.
Шатохин вопросительно посмотрел на второго пилота: дескать, твоя очередь.
— Свежевыбритый, — неуверенно добавил Серегин.
— Может, усталым выглядел? Одежда слишком новая или помятая? Не бросилось в глаза?
Колесников перекинулся взглядом с другом, ответил за обоих:
— Нет, все в порядке у него.
— Нормальный так нормальный. У люка когда стоял он, из порта виден был?
— Нет, машина люком туда развернута была, — махнул рукой второй пилот в сторону хорошо видного со спортивной площадки леса.
— И люк открытый?
— Да, после загрузки всегда оставляют.
— А вещи какие у него были?
— В том и дело. Мы думали, он вообще без вещей летит. Сразу в голову не пришло как-то, что он мог заранее погрузить. Он же не знал, может, мы откажемся. И люк закрывал, не заметил. Да где заметишь, там грузу натолкано. А в Шаламовке уже, я спрыгнул на землю, он следом с двумя чемоданами... — Первый пилот споткнулся, поняв молчаливый вопрос инспектора, продолжил. — Темно-коричневые, мягкие такие, на «молнии» и с двумя ремнями. Чешуя на коже, под крокодиловую, что ли.
— Прилетели когда в Шаламовку?
— Полтора часа лету.
— Денег не предлагал?
— Нет. Спасибо сказал и пошел.
— Пошел прямиком к аэровокзалу?
— А я даже не помню. Витька, ты не заметил?.. Не знаем. Мы что-то в кабину обратно полезли. Да, к грузу бумаги, в багажную контору идти, и забыли о нем даже. Я чемоданы-то его запомнил, — нам бы с Витькой в отпуск лететь с такими...
— Когда про меховой склад услышали, не мелькнуло подозрение?
— Да что вы! Если бы... Там же утром четырнадцатого, говорят, ограбили. Как бы он из Черданска попал? Нет. Да и не похож.
— Не похож? — переспросил Шатохин. — Хорошо, на этом пока остановимся. Зайдете ко мне в восьмой кабинет... — Он задумался насчет времени. Предчувствовал, день будет загружен плотно. — Часов в восемь зайдете. А пока о нашем разговоре никому и ни в коем случае. Поиграйте еще немного.
Молодые пилоты не очень бодро отправились на волейбольный прямоугольник. Шатохин, а следом и командир отряда — к калитке.
— Молодежь зеленая. Вот так на удочку и попадаются, — Сидельников был подавлен.
По тротуару сзади послышался стук каблуков. Шатохин сбавил шаг, посторонился, дал возможность молодой женщине в яркой мохеровой кофте обогнать их, спросил:
— Кто это Смокотина? Давно у вас работает?
— Год, — ответил Сидельников.
— Приезжая?
— И приезжая, и местная. Родилась, выросла в этих краях. Потом лет пятнадцать на Украине жила. Родственники там или просто прибилась. Семьи нет, одна вернулась.