— Ох, ну ты даешь… — Ткаченко даже отставил стаканчик в сторону, рассеянно потер нос. — Думал я, что ты непростая птица, но чтоб так… ну, сталкер…
— Тогда еще нет… — Шелихов пожал плечами и налил себе вторую порцию. — До той встречи я продолжал быть тем самым Серым, наемником, не более. В общем, Зона кругом, а парень тот из сопровождения был как раз проводником, места знавшим. Я-то раньше бандитствовал, особо по гнилым тропинкам не ходил — за меня сталкеры ходили. Но, как бы то ни было, возвращаться тоже было не с руки: при потерях, да еще задание не выполнив, до Койота лучше не ходить — у него народец лютый и на расправу очень скорый. Короче, пошел я дальше по следам той экспедиции… а они далековато утрепали уже — у них, видишь, сталкеры-проводники были и, по предварительным данным, человек пять хороших бойцов из контрактников. Шансы, конечно, против всех были небольшие, и потому рассчитывал я на дальний выстрел — профессор тот издалека был бы заметен, он, видишь ли, на голову выше всей своей команды и в плечах что твой Илья Муромец. Шел я не сказать чтоб быстро — там уже глубокая Зона была, черная, нехоженая, каждый шаг проверять надо было… вот тогда, ребята, и надломилось что-то на душе, впервые узнал, что такое настоящий страх. Как выжил за эти несколько километров по сгнившим хуторам да мертвым деревням — до сих пор не знаю. Скорее всего так я и накрылся бы там, если бы одного дедка не встретил. Нормальный такой дед, седой, бородка клинышком и взгляд синий, пронзительный — не понял я тогда, кто он. То ли сталкер слегка двинутый, то ли ученый, отставший от той экспедиции, но в Зоне он себя чувствовал как рыба в воде. Гулял как по проспекту… я его и не стал валить, как по Койотовым инструкциям положено, а решил использовать. Сказал, что до города мне нужно дойти, а дед легко так и согласился, давай, говорит, прогуляемся, мне все равно в ту сторону надо. Приветливый, добродушный и общается таким профессорским манером, интеллигентно, мягко… интересный, в общем, дед. Мне даже и на душе как-то нехорошо делалось, когда думал, что валить его все же придется… не хотелось, честно говоря. Жаль было старикана, не вовремя он мне, как я считал, в Зоне встретился. Ну, дорога неблизкая, проводником он был отличным, да и поболтать мастер, скучно не было… и знаете, мужики? От него какое-то не то тепло, не то свет расходился… глазами-то не видно, а вот чувствуется. Пока шли, о многом говорили… узнал я, что он в Зоне вроде врача, который всем помогает, кто в помощи нуждается. И что врагов у него здесь нет, это я тоже помню… тогда, кстати, и решил я, что дед немного крышей поврежденный, хотя за время дороги ни одна тварь на нас не напала, факт. И чем ближе к городу мы подходили, тем меньше меня радовало, скажем так, неизбежное… я уже ствол с плеча снял, в затылок седой смотрю, рассчитывая, чтоб без мучений дед кончился, а он, не оборачиваясь, и говорит, что дальше ему идти нельзя, не пускает его город. А я очень нужен там одному хорошему человеку, который без меня погибнет. Поворачивается, с улыбкой смотрит, как я ствол держу, и просит: помоги, мол, ему, выведи к блокпостам. Я ошалел немного и спрашиваю, знает ли этот дед, зачем я вообще шел сюда и что сделать должен. Он улыбается и кивает: да, мол, конечно, знает. И так просто мне: «Ты, Семен, не убивай этого профессора. Выведи его из Зоны, очень тебя прошу. И да заканчивай уже со своей работой. Нехорошая она у тебя».
А потом повернулся и ушел. Даже не оглянувшись. Пока он уходил, я все целился в него, решался на выстрел, злился, матерился, ствол опускал, плевался, снова за эсвэдэху хватался… и первый раз в своей жизни не выстрелил тогда, когда нужно было стрелять. Потом сидел, курил, над собой, дураком, офигевал и думал, как мне теперь дальше жить. Посидел вот так, ствол на плечо кинул и вскоре эту самую экспедицию нашел, точнее, то, что от нее оставалось.
— И вывел? — тихо спросил Ткаченко.
— Да. Вывел. — Семен чиркнул зажигалкой, прикуривая последнюю в пачке сигарету. — И во второй раз не смог я выстрелить. Не захотел выполнять заказ, и на этом как наемник Серый весь и кончился. С тех пор и до вчерашнего дня Семен Шелихов не убил ни одного человека.
— Значит, вот почему вы тогда были в Припяти… и этот профессор, точнее, академик, не кто иной, как Яковлев… — задумчиво проговорил Лазарев. — Ну, надо же… ведь вы и в самом деле могли его убить… кстати, я догадываюсь, что тот, которого вы встретили в Зоне, и врач, назначивший вашей, Андрей, жене лечение, один и тот же человек.
— Несомненно, один, — хмыкнул Шелихов. — Кто же еще…
— А что с группой Койота? Ведь после такого провала тебя должны были искать. — Капитан все же выпил свою порцию и откашлялся. — Ух, зараза, теплая…
— Не искали. Некому. Когда я возвращался с Яковлевым, на ПМК пришло сообщение о том, что в подвалах одного хорошо знакомого мне заводского корпуса нашли десяток трупов, предположительно небольшую тайную группировку не то сталкеров-сектантов, не то бандитов. Точнее, то, что от них оставалось, — ночью ветерком нагнало «марево» из соседнего газового очага, и к утру от людей остались только слизистые мумии в остатках снаряжения. Их не получилось опознать, хотя я уверен, что это Койота со товарищи Зона прибрала, так как ни весточек, ни пуль за отлично выполненную работу я от них уже не получал. До сих пор не знаю, случайность ли это…
— Что было потом?
— Суп с котом, — усмехнулся Семен. — В Зоне появился простой сталкер, таскавший с бросовых угодий грошовый, мелкий хабарок. Сталкер без друзей и врагов, незаметный, тихий, неинтересный. Который три года топтал окраины Зоны и собирал разную дешевую всячину на тушенку, водку и хлеб. Получивший от собратьев по ремеслу до боли знакомую кличку, но, правда, уже с иным смыслом. Снова Серым стал. Видно, прошлое мое очень не хочет, чтобы его хоронили. Хоть так, но напоминает… ну а дальше вы, мужики, в курсе. Перегорел через три года своего унылого сталкерства, чуть от страха не сдох, добрые люди на руках к пропускнику вынесли. Потом просто жил, жалея, что все-таки не сдох, так как страх никуда не делся — видно, тот поход к Припяти крышу мне сорвал, просто не сразу это проявилось. Еще больше жалел, что не сдох вовремя, когда Зона, считай, на порог пожаловала. Мне только две дорожки и остались — или в петлю, или клин клином вышибать. Потому и здесь, с вами.
— А не боишься, Семен Андреевич, что по возвращении из Города я тебя сдам? — просто, будничным тоном спросил капитан.
— Ни разу не боюсь. Если посчитаешь нужным, можешь хоть сейчас рапорт писать со всеми подробностями, кто я таков есть. — Семен отмахнулся. — Мне, честно, все равно. Если выживу, то готов на сотрудничество со следствием… так оно, пожалуй, будет хорошо и правильно. Но сначала мне все-таки хочется от своей занозы избавиться, страх этот выжечь, выздороветь… потому что не могу больше. Да и тебе, вояка, помочь хочу, чтоб ты жене «серебряное кружево» подарил.
— Вам нужно сдаться самому. Так будет лучше, — глухо буркнул Лазарев. — Хотя, конечно, за то, что вы Яковлева спасли, спасибо, большое спасибо… и еще. Позволите как-нибудь ваше прошлое посмотреть, если, конечно, получится? Всегда хотел увидеть того человека не по фото, а по живым воспоминаниям…
— Валяй, наука, смотри… только я бы не советовал, если честно. Там очень много крови, дружище. Очень. Не стошнило бы ненароком.
Шелихов помолчал.
— И сам сдаваться я не пойду. Не хочу. Я вам свою историю рассказал, вы и судите. Если приговариваете — не вопрос, сяду, и никаких обид на вас не будет. Если же нет, так нет. И на этом пока закончим, товарищи. Этот разговор подождет того времени, когда мы вернемся.
— Если вернемся, — вставил ученый.
— Обязательно выйдем. Не каркай, наука, Зона этого не любит. Что-то наша аномалия униматься пока не хочет, и потому давайте перекусим — не факт, что вечером на это будет время.
— Добро, — кивнул помрачневший капитан. Лазарев промолчал.
Семен, пока Ткаченко открывал рацион ИРП-Б, занялся трофейным рюкзаком. Ничего особенно примечательного там не нашлось — три поношенных, выцветших свитера, джинсы, несколько банок тушенки. Консервы оказались не просроченными, и Шелихов переложил их в свой рюкзак. Под одеждой нашлись две коробки патронов дроби, к сожалению, шестнадцатого калибра, и Семен их просто отбросил в сторону. На дне рюкзака лежали мятая пластиковая папка с выдранными из атласа Москвы листами и, к вящему удовольствию Серого, два блока сигарет с фильтром. Марка, конечно, была не совсем та, которую уважал Шелихов, точнее, не покупал из-за дороговизны, но табак оказался достаточно неплохим. Семен с удовольствием отравился дымом сигареты из только что початой пачки, «распотрошил» блоки и рассовал их содержимое по кармашкам своего рюкзака.
— И это все? — хмыкнул Ткаченко.
— Уже неплохой навар… пусть не артефакты или, по-научному, амебы эти…
— Анобы, — буркнул Лазарев.
— Какая, на хрен, разница… — отмахнулся Семен, — но кое-какой хабар все же имеется. С куревом по крайней мере проблема решена. И бумаги какие-то, хорошая стопка… тэк-с. Листы из подробного атласа Москвы, все разрисованы, как индейцы… сдается мне, местные сталкеры уже начали местность картографировать.
— Это… м-м… не очень полезное занятие, — заметил ученый. — Здесь пока не отмечено мощных вспышек аномальной энергии, но очаги все ж таки имеют неприятную тенденцию возникать там, где буквально вчера была нормальная дорога.
— И часто?
— Ну… не так, конечно, как в той Зоне. Здесь карта может быть актуальна и год, и полтора, но полагаться на якобы проверенные маршруты несколько неразумно. Если, конечно, полагаться только на них, а не на приборы и глаза.
— Ну, друг, не знаю… карты заберу, они, думается мне, нам еще сгодятся.
Шелихов открыл файловую папку и разложил на земле два десятка листов. Сталкеры, составлявшие этот путеводитель, явно неплохо постарались — схемы улиц были аккуратно расчерчены разноцветными штриховками, по картам пролегали пунктиры относительно безопасных проходов, черным фломастером обведены река и множество домов — дураку понятно, что там уж точно ничего хорошего не будет. В папке были и относительно чистые листы, в основном районов ВДНХ, Ботанического сада и Останкино. Правда, вместо отметок и пунктиров через листы наискосок тянулась толстая черная надпись, полностью созвучная названию маленькой полярной лисички, и кто-то внизу еще подписал «точняк». Правда, картограф, обозначивший простым и весьма понятным словом ситуацию в этих районах, все же аккуратно обозначил границы неприятной области и даже нарисовал вокруг маленькие, но узнаваемые фигурки собак, каких-то двуногих головастиков и даже нечто непонятное, подписанное соответственно «крякозябры стремные». Там же, на карте, было набросано много крестиков, причем некоторые даже были подп