Он издевается?
– Какого черта ты с ней живешь, отвечай! И не вали все на призраков.
Наталь посмотрел на крест на холме Капу ди а Вета.
– Забавно, Клотильда, душой ты постарела больше меня. Перестала верить в странные, иррациональные вещи. Игнорируешь знаки. Раз ты ничего не желаешь слышать о моем призраке, скажу просто: у меня были причины уступить Аурелии. Настоящие, веские причины. – Его глаза потухли. – Пары, поженившиеся по расчету и не питавшие иллюзий, часто живут вместе до конца своих дней. По очень простой причине, Клотильда. Она неприглядна, но истинна: их не ждет разочарование. Все получается лучше, чем можно было вообразить. Об идеальной истории любви и об африканской страсти никто не скажет, что финал лучше начала.
В голове Клотильды завыла тревожная сирена. На помощь! Только не ты, Наталь, только не ты. Любой болван имеет право лепетать подобные благоглупости, но не ты!
Она годами вспоминала о нем, когда что-то шло наперекосяк. О Натале Анжели, ловце сирен, человеке, приручившем дельфинов и мечтавшем о звездах. Он сумел передать свою веру пятнадцатилетней девчонке, убедил, что надежда есть.
Наталь Анжели.
Он отставляет наперсток, в котором утопил свои иллюзии, и собирается на работу в супермаркет. Боязливый взгляд мечется от одного окна к другому, как ящерица в виварии, между таге и monti[104], словно он не знает, откуда появятся призраки и утащат его с собой.
– Ты счастлива с мужем, Клотильда?
Бац! А на что она рассчитывала?
Собиралась изображать придурочную училку-зазнайку.
Девочка-бунтарка, черепа, волосы цвета воронова крыла.
На что она рассчитывала?
Увидеть человека, не разочаровавшегося в жизни?
Суббота, 19 августа 1989,
тринадцатый день каникул,
небо цвета берлинской лазури
Странно. Вторая половина дня, а люди сидят перед телевизорами. Во всяком случае, некоторые.
Приклеились к экранам, как будто стряслось что-то очень серьезное. Я попыталась выяснить, что именно, и прошла мимо автодачи итальянцев, которые завели огромную плазму, пристроили к двери бетонную лестницу, замостили плиткой аллею и посадили по периметру участка анютины глазки и герань.
Ничего. Я не заметила на экране ничего особенного.
Ни покушения, ни войны – так, банальные картинки. Вы не поверите: люди приехали на пикник, расстелили на лугу среди холмов льняные салфетки, сидят и едят. А обитатели нашего кемпинга тоже сидят и смотрят, как они поглощают пиццу!
Но вот слово берет журналист. Я не слышу слов, но могу прочесть подбрюшник.
«Прямая трансляция из Шопрона».
Шопрон?
Услышав это слово, вы, естественно, не вздрагиваете, потому что оно вам ничего не говорит. А ведь Шопрон – это название маленького венгерского городка на границе с Австрией с населением шестьдесят тысяч человек. Не подумайте, что я знаток географии, а о Шопроне знаю, потому что оттуда родом мамина семья.
Чудно, да? Я вас предупреждала.
Что все операторы планеты Земля забыли в Шопроне?
Я мчусь домой, в бунгало С29.
Все в кемпере[105] у наших соседей Якоба и Анке Шрайбер, родителей Германа. У них есть телевизор, а у нас нет.
– Мама, что произошло?
Пальма Мама прикладывает палец к губам. Никто не оборачивается, все прилипли к пластиковым стульям и уставились в экран, где семьи в спортивных костюмах поедают куриные ножки и пьют пиво. Что за бред? Что там происходит, в этой самой Венгрии?
Воскрешение Сисси?[106]
Конец света?
Летающая тарелка приземлилась прямо на скатерть для пикника, и оттуда появились инопланетяне размером с муравьев?
Только через несколько долгих минут я поняла, что публика не сводит глаз с немцев, которые проводят отпуск в Венгрии. Уточняю: это восточные немцы. А холмы вдалеке – австрийские.
Ну, уловили?
Не совсем? Ладно, прочту вам лекцию.
19 августа 1989 года венгерские и австрийские власти договорились на три часа открыть границу. Железный занавес падает. Венгры-то давно ходят туда-сюда, а теперь это смогут делать граждане любой страны. Операция «Калитка нараспашку»! С 15:00 до 18:00 устроили «Европейский пикник» (так они это назвали). Военные вмешиваться не захотели.
Слух разлетелся очень быстро, и восточные немцы не заставили себя долго просить. Человек шестьсот, случайно оказавшихся в Венгрии в отпуске, перешли границу, не дожидаясь, когда «калитка» захлопнется. Журналисты держат пари, что ни один не вернется.
Писаки уверяют: «Это исторический момент, первая брешь в стене между Востоком и Западом, пробный шар, чтобы выяснить реакцию русских»[107].
Выяснили.
Реакции – ноль.
Горбачеву плевать.
Нервничает только восточноевропейское начальство, вождь Эрих Хонеккер в ярости. В прямом эфире из Восточного Берлина он орет, прижав руку к сердцу, а за его спиной стоят люди из Штази и согласно кивают.
Берлинская стена простоит еще сто лет!
Die Matter bleibt noch 100 Jahre![108]
Он повторяет эту фразу.
Die Matter bleibt noch 100 Jahre!
Как будто хочет вбить историческую истину в головы согражданам.
Die Matter bleibt noch 100 Jahre!
Впишем эту максиму золотыми буквами в исторический альманах нелепиц и анекдотов.
Смешно…
Он мысленно повторил немецкие слова.
Die Matter bleibt noch 100 Jahre!
19 августа 2016
09:00
Когда над оливами поднималось солнце, в бунгало становилось невыносимо душно, совсем как в забытой на жаре консервной банке. Клотильде нравилось париться на манер каннеллони в пароварке. Она обожала лежать в постели, чувствуя, как температура ползет вверх, а тело становится мокрым от пота. Для полного счастья недоставало собственного душа, а еще лучше – бассейна, чтобы прыгать в воду, едва открыв глаза, и плавать, плавать, плавать…
Франк уже отправился на пробежку. Валу спала – заботливый папочка поселил ее в комнате, куда солнце приходит после полудня. Любимая малышка…
А между тем взбудораженной девчонкой чувствовала себя именно Клотильда. Она коснулась мобильника и вновь прочитала послание, полученное в 04:05 утра.
Рад был тебя повидать. Ты стала очень красивой женщиной, Клотильда, хотя мне больше нравилась Лидия Дитц. Наверное, потому, что я научился уживаться с призраками.
Обдумывая ответ, она перечитывала три строчки в мессенджере.
Я тоже рада. Ты все так же хорош, Наталь, хотя мне больше нравился ловец дельфинов. Но теперь я умею жить без призраков.
Она погрузилась в сладостную эйфорию. Сегодняшний Наталь мало чем напоминает мужчину, которого она не забывала ни на один день, но, как это ни странно, разочарование таяло. Как будто кумир ее юности, певец с идеальной фигурой, сошел с глянцевого постера, и оказалось, что каждое несовершенство делает его еще более соблазнительным. Человечным. Милым.
Клотильда помнила Наталя, по которому сходила с ума в пятнадцать лет. Тогда он был для нее недостижимой мечтой, а двадцать семь лет спустя стал хрупким разочарованным фантазером. Непонятым. Недолюбленным. Несчастливо женатым.
Иными словами, все еще свободным!
Все еще свободным! Парадоксальное определение… Наталь все еще свободен… потому что женщина украла его свободу. Клотильда засмеялась. По большому счету, все влюбленные женщины – воровки, они мечтают о встрече с прекрасным принцем… чтобы заточить его в подвале.
Клотильда положила телефон на тумбочку и погрузилась в дрему, закопавшись в горячие влажные простыни, как в полотенце в турецкой бане.
Ее разбудил Франк:
– Спасибо за завтрак, дорогая.
Черт, она выпала из жизни на целых полчаса!
Клотильда открыла глаза и не отклонилась, когда Франк поцеловал ее в лоб, хоть и не поняла, с чего вдруг муж расщедрился на ласку.
Спасибо за завтрак?
Она резко повернула голову и увидела накрытый стол.
Свежий хлеб, круассаны; кофе, чай, мед и пиалы. Фруктовый сок и джемы.
Неужто Франка так сильно вдохновил пробег до Нотр-Дам де ла Серра, что он решил поразить ее воображение, приготовив еду? А фраза «спасибо за завтрак» – не что иное, как ироничное приглашение к столу. Мужественный спортсмен тормошит вялую бездельницу…
Клотильда бросила виноватый взгляд на телефон.
Нельзя все испортить…
Она чмокнула мужа в шею:
– Спасибо.
– За что? – удивился Франк.
– За королевский пир. Не хватает только вазочки с розой.
– Хочешь сказать, это не ты? – изумился он.
– Конечно, нет, я спала.
– А я только что вернулся.
Оба изумленно-недоверчиво посмотрели на дверь, за которой спала их дочь.
Валу?
Поверить в то, что она проявила внимание к родителям, было еще труднее, чем в тайное вмешательство эльфов. Девочка недовольно заворчала, когда отец отодвинул штору и луч солнца попал ей на лицо.
Не Валентина, не Франк, не она сама…
Так кто же?
Клотильда накинула рубашку, подошла к столу и обратила внимание на детали, которые не заметила сразу. Стол накрыли на четверых, что было сущей ерундой по сравнению с другими совпадениями.
Франк вышел из комнаты дочери, Клотильда взяла его за руку и кивнула на стакан с розовато-оранжевым соком и белую пиалу:
– Николя всегда сидел на этом самом месте, на краю стола. И каждое утро пил грейпфрутовый сок и молоко.
Он промолчал, и Клотильда продолжила, ткнув пальцем в чашку и еще теплый кофейник: