– Значит, что-то могло расстроить одну из… девочек… и она завалила вашу тещу?
Гидеон опустил взгляд в землю:
– Думаю, да.
– Вы, похоже, не слишком уверены, – заметил я.
– Невви хорошо знала, как обращаться со слонами, – пояснил Гидеон. – Она не была новичком в этом деле. Просто… не повезло ей.
– А как насчет Элис? – спросил я.
– А что с ней?
– Она хорошо умеет обращаться со слонами?
– Элис разбирается в слоновьих повадках лучше всех, кого я знаю.
– Вы видели ее вчера вечером?
Он посмотрел на Донни, потом на меня и сказал:
– Не для протокола? Она пришла ко мне за помощью.
– Что, в заповеднике возникли какие-то проблемы?
– Нет, это из-за Томаса. Когда у нас начались финансовые сложности, он изменился. Перепады настроения, просто дикие. Все время проводил, запершись у себя в кабинете, а вчера вообще очень сильно напугал Элис.
«Напугал». Слово взметнулось в воздух красным флажком.
У меня возникло ощущение, что парень чего-то недоговаривает. Но это неудивительно: кто станет обсуждать домашние проблемы босса, если хочет сохранить работу.
– Она сказала еще что-нибудь? – поинтересовался Донни.
– Упомянула, что надо забрать Дженну и отвезти куда-нибудь, где девочка будет в безопасности.
– Похоже, Элис вам доверяет, – резюмировал мой напарник. – А как на это смотрит ваша жена?
– Моя жена умерла, – ответил Гидеон. – Из родных у меня только Невви была.
Мы приблизились к огромному сараю, и я замедлил шаг. В загоне позади него кружили пять слонов, попеременно закрывая один другого, как грозовые тучи; от их мерного топота земля дрожала у нас под ногами. У меня возникло какое-то сверхъестественное ощущение, что животные понимают каждое наше слово.
И я вспомнил Томаса Меткалфа.
Донни обратился к Гидеону:
– Как вы думаете, мог кто-то напасть на Невви? Я имею в виду человека, а не слона?
– Слоны – дикие животные, а не домашние питомцы. Всякое могло случиться.
Гидеон протянул руку к металлическим перекладинам изгороди, заметив, что одна слониха просунула наружу хобот. Она ощупала пальцы смотрителя, а потом подняла с земли камень и швырнула его мне в голову.
Донни хохотнул:
– Гляди-ка, Вёрдж, ты ей не понравился.
– Их нужно покормить. – Гидеон пролез в загон, и слоны начали трубить в предвкушении обеда.
Донни пожал плечами и двинулся дальше. Я же подивился про себя: неужели мой напарник не заметил, что Гидеон уклонился от ответа на вопрос, который ему задали.
– Эбби, оставьте меня в покое! – кричу я, или, по крайней мере, мне кажется, что кричу, так как по ощущениям язык у меня раз в десять больше, чем может поместиться во рту. – Сказал же вам: я не пьянствую.
Технически это верно. Я сейчас не пью, поскольку уже набрался.
Однако хозяйка продолжает колошматить в дверь. Или, может, это отбойный молоток на улице? В любом случае стук не прекращается, а потому я соскребаю себя с пола, где отключился, и резко распахиваю дверь офиса.
С трудом фокусирую взгляд, но передо мной определенно стоит на Эбби. Гостья всего пять футов ростом, за плечами у нее рюкзак, а на шее – голубой шарф, что делает незнакомку похожей на Айседору Дункан, или на снеговика, или уж не знаю на кого еще.
– Мистер Стэнхоуп? – произносит она. – Верджил Стэнхоуп?
На столе у Томаса Меткалфа высились горы бумаг, исписанных крошечными символами и цифрами, напоминающими какой-то таинственный код. Была там и диаграмма, похожая на восьмиугольного паука со скрюченными лапками. В старшей школе я учился плохо, но вроде бы это что-то из области химии. Как только мы вошли, Меткалф поспешно все убрал. Бедняга весь взмок, хотя на улице было не так уж и жарко.
– Они пропали, – с отчаянием в голосе заявил хозяин заповедника.
– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти ваших близких…
– Нет-нет, я имею в виду свои записи.
Хотя опыт расследования преступлений у меня тогда был еще мизерный, я тем не менее удивился, что человек, у которого исчезли жена и ребенок, похоже, больше тревожится из-за каких-то записок.
Донни окинул взглядом кипы бумаг на столе:
– А разве это не они?
– Нет, конечно! – резко ответил Меткалф. – Ясно же, что я говорю о бумагах, которых здесь нет.
Листы сплошь покрыты странной последовательностью цифр и букв. Это могла быть компьютерная программа; это мог быть сатанинский код. Такие значки я видел раньше на стене. Донни поглядел на меня, озадаченно изогнув брови:
– Большинство людей волновались бы о судьбе своих пропавших родственников, учитывая, что вчера ночью слон убил здесь кое-кого.
Меткалф продолжил рыться в кипах бумаг и книг, перекладывал их слева направо, явно прикидывая что-то в уме.
– Вот почему я тысячу раз говорил жене, чтобы она не брала с собой в вольеры Дженну…
– Дженну?
– Нашу дочь, – пояснил Меткалф.
– Вы с супругой часто ссорились, так?
– Кто это вам сказал? – с вызовом спросил хозяин.
– Гидеон. По его словам, вчера вечером вы чем-то расстроили Элис.
– Я расстроил ее? – удивился Томас.
Тут я выступил вперед, как мы предварительно условились с Донни.
– Можно мне воспользоваться вашей уборной?
Меткалф махнул рукой в сторону маленькой комнаты в дальнем конце коридора. Внутри я увидел пожелтевшую, в поломанной рамке газетную вырезку с заметкой об открытии заповедника. Была там и фотография Томаса в обнимку с беременной женщиной, улыбавшейся в камеру, на дальнем плане маячил слон.
Открыв аптечку, я перебрал ее содержимое: пластыри, антибиотики, жаропонижающее, болеутоляющее. Там стояли и три флакончика с препаратами, отпускаемыми строго по рецепту, на каждом наклейка с именем Томаса: прозак, абилифай, золофт. Антидепрессанты, причем все куплены сравнительно недавно.
Если сказанное Гидеоном о перепадах настроения правда, то неудивительно, что Томасу выписали такие лекарства.
Я спустил воду и вернулся в кабинет. Меткалф расхаживал по периметру комнаты, словно тигр в клетке.
– Я не вправе советовать полиции, как выполнять свою работу, – сказал он, – но неужели не ясно, что я в данном случае пострадавшая сторона, а не подозреваемый. Элис сбежала с нашей дочерью, прихватив труд всей моей жизни. Не стоит ли вам заняться ее поисками, вместо того чтобы допрашивать меня с пристрастием?
Тут в разговор вступил я:
– А зачем жене красть ваши исследования?
Меткалф опустился в кресло за письменным столом:
– Вообще-то, она и раньше уже это делала. Много раз. Элис врывалась в мой кабинет, чтобы забрать мои бумаги. – Он развернул лежавший на столе длинный свиток. – Скажу вам кое-что не для протокола, джентльмены… Я нахожусь на пороге крупнейшего открытия в области изучения памяти. Это будет настоящий прорыв. Хорошо известно, что воспоминания эластичны, пока не закодированы миндалевидным телом головного мозга, но мое исследование доказывает, что каждый раз, как воспоминание всплывает в памяти, оно возвращается в изначальное переменчивое состояние. А следовательно, можно предположить, что потеря памяти действительно происходит после извлечения из нее воспоминания, если существуют фармакологические помехи, нарушающие синтез протеина в миндалевидном теле… Представьте, что можно стирать травмирующие воспоминания с помощью химических веществ спустя годы после самого события. Это полностью изменит подход к лечению посттравматического стресса. И бихевиористские работы Элис, посвященные исследованию печали, будут выглядеть на этом фоне не наукой, а гаданием на кофейной гуще.
Донни глянул на меня через плечо и произнес одними губами: «Псих». А затем поинтересовался:
– А ваша дочь, мистер Меткалф? Где она была, когда вы вчера вечером выясняли отношения с супругой?
– Спала, – ответил он и замолчал, потом отвернулся от нас и, откашлявшись, продолжил: – Предельно ясно, что этот кабинет – единственное место, где моей жены точно нет… А потому возникает вопрос: почему вы все еще здесь?
– Лейтенант Стэнхоуп, – вежливо обратился ко мне Донни, – пожалуйста, сходите к экспертам и скажите им, чтобы они закруглялись. А я пока задам доктору Меткалфу еще несколько вопросов.
Я кивнул, а про себя подумал, что Донни Бойлену и впрямь чертовски не везет. Только мы решили записать в протоколе, что смерть наступила в результате несчастного случая и во всем виноват слон, как вдруг всплывает семейная ссора с похищением каких-то бумаг, результатом которой вполне могло стать исчезновение двух людей или даже убийство – от этого помешанного на работе типа всего можно ожидать. Я направился к месту преступления, где эксперты продолжали переписывать разный бесполезный мусор, как вдруг волосы у меня на голове встали дыбом.
Обернувшись, я увидел седьмого слона, вернее слониху, которая стояла по ту сторону шаткой переносной электрической изгороди и смотрела на меня сверху вниз.
С такого близкого расстояния слониха казалась не просто огромной, но гигантской. Уши ее были прижаты к голове, а хобот волочился по земле. Редкие волоски торчали на костистом лбу. В карих глазах светилась душа. Животное заревело, и я отпрянул назад, хотя нас разделяла загородка.
Слониха снова затрубила, на этот раз громче, и пошла прочь. Сделав несколько шагов, остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на меня. А затем повторила те же действия еще два раза.
Она как будто звала меня последовать за собой.
Я не шевелился, тогда она вернулась к загородке и осторожно просунула хобот между рядами электрических проводов. Я чувствовал пыханье горячего воздуха из кончика хобота, ощущал запах сена и пыли. А потом задержал дыхание, и она дотронулась до моей щеки. Прикосновение оказалось нежным, как дуновение ветерка.
На этот раз, когда слониха зашагала прочь, я пошел за ней, держась вдоль изгороди, но в какой-то момент животное повернуло и стало удаляться от меня. Слониха направилась в сторону долины и, прежде чем скрыться из виду, снова оглянулась.