роигрывать.
«Фасолька, – произнес отец (так он называл меня), – а я тебя вижу».
Папа обманывал, это было ясно, ведь после этих слов он начал удаляться от того места, где я спряталась.
Я закопалась на берегу пруда, как делали слоны. Мы видели это с мамой, когда наблюдали, как они играют, обливая друг друга водой из хоботов или катаясь в грязи, чтобы охладить разогретую на солнце кожу.
Дожидаюсь, когда отец пройдет мимо большого дерева, где Невви и Гидеон раскладывали еду для животных: кубы сена, огромные тыквы и целые арбузы. Таким арбузом можно вполне накормить небольшую семью – или одного слона. Как только папа оказался в тени дерева, я вскарабкалась вверх по откосу, под которым пряталась, и бросилась бежать.
Это было нелегко. Одежда перемазана, волосы слиплись и веревками болтаются на спине. Розовые кроссовки промокли: я провалилась в грязь у кромки воды. Но я знала, что обыграю отца, и с моих губ сорвался смешок, вроде как гелий пискнул, вылетая из горлышка воздушного шарика.
Отцу только этого и надо было. Услышав мой смех, он развернулся и кинулся наперерез, надеясь добежать до места раньше, чем я успею хлопнуть грязной ладошкой по ржавой металлической стенке сарая.
Уж не знаю, чем бы все закончилось на этот раз, если бы из-за деревьев вдруг не показалась сердитая Маура, которая трубила так громко, что я обмерла. Слониха размахнулась и ударила отца хоботом по лицу. Он упал на землю, схватившись за правый глаз, который мгновенно опух. Маура нервно пританцовывала между нами, так что папе пришлось откатиться в сторону, чтобы не попасть ей под ноги.
– Маура, – выдохнул он, – ты что? Все в порядке. Успокойся, девочка…
Слониха снова заревела так, что у меня в ушах зазвенело.
– Дженна, не двигайся и ничего не бойся, – сказал отец, а потом пробурчал себе под нос: – Какой идиот выпустил слона из сарая?
Я заплакала. Не знаю, испугалась я за себя или за папу, ведь, когда мы с мамой наблюдали за Маурой, я ни разу не видела, чтобы слониха проявляла агрессию.
Вдруг дверь сарая мягко отъехала в сторону, и в дверном проеме появилась моя мать. Она быстро окинула взглядом сцену – отца, Мауру и меня.
– Что ты ей сделал? – спросила она мужа.
– Ты смеешься? Мы просто играли в прятки.
– Со слонами? – Говоря это, мама медленно двигалась, чтобы встать между Маурой и отцом: надо было дать ему возможность спокойно подняться на ноги.
– Разумеется нет. С Дженной. А потом Маура вдруг возникла из ниоткуда и ударила меня. – Он потер щеку.
– Наверное, подумала, что ты угрожаешь Дженне. – Мама нахмурилась. – С какой стати вы вообще вздумали играть в вольере у Мауры?
– Но ведь она должна была находиться в сарае, ей же собирались осматривать стопы.
– Нет, там сейчас только Хестер.
– Но так говорилось в объявлении, которое повесил на доске Гидеон…
– Маура не захотела заходить внутрь…
– И как, интересно, я должен был об этом догадаться?
Мама продолжала успокаивать Мауру, пока та наконец не отошла на достаточное расстояние, подозрительно косясь на моего отца.
– Эта слониха терпеть не может всех, кроме тебя, Элис, – буркнул он.
– Неправда. Ей явно нравится Дженна.
Маура заурчала в ответ и подошла ближе к краю деревьев, чтобы чего-нибудь пожевать. Мама взяла меня на руки. От нее пахло дыней, наверное, она подкармливала Хестер в сарае, пока слонихе отмачивали, скребли и смазывали мазью от трещин подушечки стоп.
– Ругаешь меня за то, что я беру Дженну с собой в вольеры, а сам выбрал такое странное место для игр.
– Но здесь же не должно было быть слонов… Ладно, проехали. Тебя все равно не переспоришь. – Отец приложил руку к голове и поморщился.
– Дай посмотрю, что там у тебя, – предложила мать.
– Через полчаса я встречаюсь с инвестором. Буду объяснять ему, что заповедник рядом с населенным пунктом – это нормально, никакой опасности животные не представляют. А у самого под глазом фонарь, который поставила слониха.
Мать пересадила меня на бедро и потрогала папино лицо, мягко нажимая пальцами на припухшее место. В такие моменты мы казались не надкушенным пирогом, а единым целым, и я блаженствовала.
– Ты еще дешево отделался, – сказала мама, прислоняясь к плечу отца. – Могло быть гораздо хуже.
Я видела и чувствовала, как он размяк. Когда мы наблюдали за животными в природе, мама всегда старалась обратить мое внимание на важные детали в их поведении: едва заметное движение тела, смещение плеч, которое показывает, что невидимая стена страха пала.
– Серьезно? – тихо спросил отец. – В каком смысле?
Мать улыбнулась ему в ответ и пояснила:
– Ты мог получить затрещину от меня.
Уже десять минут я сижу на столе в смотровой и наблюдаю за брачными играми двух особей: потрепанного, насквозь проспиртованного Самца средних лет и грациозной гиперсексуальной Самки в самом соку.
Вот мои ученые записки.
Самец весь в напряжении, будто его загнали в угол. Он сидит и нервно постукивает носком ботинка по полу, потом встает и начинает расхаживать по комнате. Сегодня, в предвкушении встречи с Самкой, он постарался привести себя в надлежащий вид. Наконец она заходит, одетая в белый лабораторный халат и густо накрашенная. От нее пахнет, как от пробника с духами, вклеенного в страницу модного журнала; амбре просто валит с ног, и вам хочется зашвырнуть «глянец» в другой конец комнаты, даже если в этом случае вы не узнаете «Десять вещей, которых парни хотят в постели» или «Что сводит с ума Дженнифер Лоуренс». Самка – крашеная блондинка с черными у корней волосами, и кто-то просто обязан намекнуть ей, что ее задница в юбке-карандаше не становится более привлекательной.
Самец делает первый шаг. Он улыбается, используя в качестве оружия ямочки на щеках, и говорит:
– Ах, Лулу, как давно мы не виделись!
Но Самка тут же осаживает его:
– И кто в этом виноват, Виктор?
– Знаю-знаю. Можешь хорошенько наподдать мне, если хочешь.
Атмосфера слегка разряжается.
– Это приглашение? – Самка улыбается и показывает зубы: ну и оскал!
– Осторожнее, ты играешь с огнем, – говорит Самец.
– Насколько мне помнится, ты способен легко потушить пожар. Разве нет?
Сидя на своем наблюдательном пункте, я закатываю глаза. Если отношения мужчин и женщин строятся на одних лишь грязных намеках, то сама я как-нибудь обойдусь без этого. Да еще вдобавок придется все время думать о контрацепции. Нет уж, благодарю покорно: пожалуй, лучше вплоть до наступления менопаузы вообще избегать свиданий.
У особей женского пола интуиция развита лучше, и Самка, в отличие от Самца, даже с другого конца комнаты своими внутренними радарами улавливает мое скептическое настроение.
– Не знала, Виктор, что у тебя есть дети.
– Дети? – Верджил смотрит на меня так, будто я – раздавленный жук на подошве ботинка. – А, нет, это не моя дочь. Хотя, вообще-то, я ради нее сюда и пришел.
Надо же было такое ляпнуть! Даже мне ясно: этого лучше было не говорить. Самка поджимает накрашенные губы.
– Тогда не отвлекайся на меня.
Верджил усмехается, бросает на Самку зазывный взгляд, и я вижу, как она – в буквальном смысле слова – начинает истекать слюной.
– Ну почему, Талула, – говорит он, – мне бы как раз и хотелось заняться именно этим. Но ты же понимаешь, клиент прежде всего.
Тут у Самки звонит мобильник, она смотрит на высветившийся на экране номер и вздыхает:
– Господи, как не вовремя! Я сейчас вернусь.
Лаборантка выходит из смотровой, хлопнув дверью. Верджил заскакивает на металлический стол рядом со мной и проводит рукой по лицу:
– Видишь, на какие жертвы приходится идти ради дела?
Я в полном недоумении.
– Хотите сказать, что на самом деле она вам не нравится?
– Талула? Боже, нет, конечно! Она раньше была моим дантистом, а потом сменила работу и стала делать анализы ДНК. Видя ее, каждый раз вспоминаю, как она соскребала камни с моих зубов. Уж лучше встречаться с морским огурцом.
– Эти иглокожие выпускают наружу желудок, когда едят, – замечаю я.
Верджил задумывается.
– Однажды я сдуру пригласил Талулу на ужин. Повторюсь, уж лучше было позвать на свидание морской огурец.
– Тогда почему вы ведете себя так, будто хотите, чтобы она вам дала?
Глаза у него лезут на лоб.
– Ты не должна так говорить. Это очень грубо.
– Поскакала на надувном пони. – Я ухмыляюсь. – Впустила вас в свою пещерку…
– Что, черт подери, творится с нынешними детьми?! – бормочет Верджил.
– Ах, всему виной мое воспитание. Мне так не хватало родительской опеки.
– Ты считаешь меня отвратительным, потому что я то и дело прикладываюсь к бутылке?
– Во-первых, если быть точным, вы не прикладываетесь к бутылке, а вообще от нее не отрываетесь. А во-вторых, мне противно, что вы морочите голову Талуле, которая явно рассчитывает на продолжение.
– Но это же в интересах расследования, – оправдывается Верджил. – Ты хочешь узнать, действительно ли рыжий волос, обнаруженный на теле Невви Руэль, принадлежал твоей матери, так? Тогда у нас есть два варианта. Мы можем либо попробовать убедить кого-нибудь из полицейского управления провести экспертизу в государственной лаборатории, да только нам все равно откажут, потому что дело давно закрыто, а у них там и так очередь на год вперед… либо попытаться сделать анализ в частной лаборатории. – Он выразительно смотрит на меня. – Бесплатно.
– Ах вот оно что! Ну, если в интересах расследования, тогда другое дело. – Я театрально округляю глаза, изображая из себя девочку-ромашечку. – Можете записать презервативы на мой счет. А то вдруг потом выяснится, что ваша подружка беременна. У меня, знаете ли, и без того проблем хватает.
Верджил хмурит брови:
– Я не собираюсь спать с Талулой или даже приглашать ее на ужин. Просто сделаю так, чтобы она подумала, будто все это входит в мои намерения. Тогда Лулу возьмет мазок у тебя изо рта и сделает анализ быстро и бесплатно.