Дожидаясь в главном лагере, пока не придет Оуэн, я объясняла Томасу Меткалфу правила сафари:
– В машине не вставать. Из машины не выходить. Животные воспринимают нас как одно большое нечто, и если вы отделитесь от этого общего силуэта, у вас будут проблемы.
– Простите, что задержал вас. Мы перемещали одного носорога, и все прошло не так гладко, как я рассчитывал. – Оуэн Данкирк торопливо подошел к нам с сумкой и ружьем.
Этот человек-медведь предпочитал стрелять в животных дротиками из машины, а не с вертолета. Оуэн был приверженцем старой школы: верил в непреложные факты и статистику. И не одобрял тему моего исследования. С тем же успехом я могла бы сказать ему, что получила грант на изучение вуду или ищу доказательства существования единорогов.
– Томас, это Оуэн, наш ветеринар, – представила я его гостю. – Оуэн, познакомься с Томасом Меткалфом. Он приехал к нам на несколько дней.
– Ты точно готова, Элис? – обратился ко мне Оуэн. – Не забыла, как надевать ошейники, с тех пор как взялась писать слонам панегирики?
Я проигнорировала эту шпильку, а также удивленный взгляд Меткалфа и ответила:
– Уверена, что смогу сделать это с закрытыми глазами. Да и вообще, кто бы говорил. Напомнить тебе, кто в прошлый раз промахнулся? Не попал в цель… такую крупную, размером со слона?
К нам в «лендровер» села Анья. Надевать ошейник на слона мы обычно отправлялись на трех машинах. В первой ехали двое научных сотрудников, за рулем двух других автомобилей сидели рейнджеры, они должны были отгонять стадо, пока работа не выполнена. Один из них сегодня уже выезжал следить за стадом Тебого – так звали слониху, которая была нам нужна.
Надеть на слона ошейник – это скорее искусство, чем наука. Я не люблю заниматься этим в засуху или летом, когда стоит жара. Слоны быстро перегреваются, и, когда животное упадет, нужно следить за температурой его тела. Суть процесса в том, чтобы подвезти ветеринара на расстояние метров двадцать от слона, это достаточно близко для выстрела и в то же время безопасно. Как только подстреленное животное падает, в стаде начинается паника, тут-то и настает очередь опытных рейнджеров, которые знают, как правильно отогнать слонов, и новички вроде Томаса Меткалфа, готовые совершить какую-нибудь глупость, здесь совсем ни к чему.
В тот день нас сопровождали двое рейнджеров: Баши и Элвис. Когда мы поравнялись с машиной Баши, я огляделась и осталась довольна. Место для стрельбы прекрасное – кустов нет, земля ровная, так что если слониха бросится бежать, то не поранится.
– Оуэн, ты готов?
Ветеринар кивнул и вложил в ружье дротик с М99.
– Анья, ты прикроешь сзади, а я пойду вперед. Баши? Элвис? Вы отгоните стадо к югу, – распорядилась я. – Лады, действуем на счет «три».
– Погодите. – Томас положил ладонь на мою руку. – А что делать мне?
– Оставайтесь в машине и постарайтесь, чтобы вас не убили.
После этого я напрочь забыла о Томасе Меткалфе. Оуэн выстрелил, дротик попал прямо в зад Тебого. Слониха испуганно взвыла и стала вертеть головой. Она не выдернула из своего тела маленький флажок, и никто из слонов не сделал этого, хотя иногда такое случалось.
Страх Тебого оказался заразительным. Стадо сбилось в кучу, некоторые слоны оглядывались на предводительницу, ища защиты, кое-кто пытался прикоснуться к ней. Они трубили так, что дрожала земля, и у всех слонов из височных желез потек секрет – маслянистое вещество, оставлявшее полосы на щеках. Тебого сделала несколько шагов, кивнула, и тут М99 подействовал – хобот повис, голова опустилась, слониха зашаталась и начала валиться на землю.
Настал момент действовать, причем быстро. Если стадо не отогнать от упавшей самки-матриарха, слоны могут поранить ее, пытаясь поднять: проткнут бок бивнями или не дадут нам приблизиться, чтобы ввести антидот. Тебого могла упасть на ветку или случайно придавить себе хобот. Тут фокус в том, чтобы не показывать страха. Если стадо сейчас двинется на нас и мы отступим, то все пропало.
– Ну же! – крикнула я, и Баши с Элвисом завели моторы «лендроверов».
Они хлопали руками, громко гудели и разгоняли стадо машинами, чтобы мы могли подойти к матриарху. Как только между нами и остальными слонами образовалось достаточно большое пространство, Оуэн, Анья и я выскочили из машины, оставив рейнджеров управляться с возбужденным стадом.
У нас было всего десять минут, не больше. Я быстро проверила, не попало ли что-нибудь под бок упавшей слонихе. Чисто. Закинула ухо ей на глаз, чтобы защитить тот от пыли и прямого солнечного света. Тебого смотрела на меня, в ее взгляде застыл ужас.
– Ш-ш-ш, – успокаивала я слониху, хотела погладить, но знала, что этого делать нельзя.
Тебого не спала, она улавливала каждый звук, каждое прикосновение, каждый запах. А потому лишний раз дотрагиваться до нее ни к чему.
Я вставила небольшую палочку-распорку в кончик ее хобота, чтобы ноздри оставались открытыми; слон не может дышать ртом и задохнется, если отверстия в хоботе сомкнутся. Тебого тихо фыркнула, когда я полила ее ухо и тело водой. Потом я обвила вокруг толстой шеи слонихи ошейник, установила приемник на холке и застегнула пряжку под подбородком, оставив между шеей животного и противовесом зазор шириной в две ладони. Анья работала быстро – взяла кровь и отскребла кусочки кожи с уха Тебого, выдернула несколько волосков из хвоста для анализа ДНК, измерила ступни и температуру тела, длину бивней и расстояние от стопы до лопаток. Оуэн произвел беглый осмотр животного на предмет наружных повреждений, послушал дыхание. Наконец мы проверили, работает ли система GPS: приемник подавал сигналы, как положено.
Вся процедура заняла девять минут тридцать четыре секунды.
– Мы молодцы, – сказала я, после чего мы с Аньей собрали инструменты и отнесли их обратно в машину.
Баши и Элвис отъехали в сторону, а Оуэн еще раз склонился над Тебого.
– Ну вот и все, моя красавица, – проворковал он, вводя антидот в сосуд на ухе слонихи, прямо в кровоток.
Мы не могли уехать, не удостоверившись, что Тебого очнулась. Через три минуты она перекатилась на живот, встала, потряхивая массивной головой, и затрубила, призывая соплеменников. Ошейник, похоже, сел как надо. Предводительница слонов, пошатываясь, побрела к своим, и под взволнованное урчание и могучий рев состоялось воссоединение стада, сопровождаемое энергичными поглаживаниями и обильным мочеиспусканием.
Я была вся разгоряченная, потная, взбудораженная. Лицо грязное, рубашка в слоновьей слюне. И не вспоминала про Томаса Меткалфа, пока не услышала его голос:
– Оуэн, а что было в дротике? М99?
– Он самый, – ответил ветеринар.
– Я читал, что одной его капли хватит, чтобы убить человека.
– Верно.
– Значит, слониха, в которую вы стреляли, не спала. Она была только парализована?
– Ненадолго, – кивнул ветеринар. – Но, как вы сами видите, никакого вреда ей это не причинило.
– У нас в заповеднике есть азиатская слониха по имени Ванда, – сказал Томас. – Когда в тысяча девятьсот восемьдесят первом году Техас затопило, она жила в зоопарке в Гейнсвилле. Большинство животных погибло, но приблизительно через сутки кто-то увидел ее хобот, торчащий из воды. Слониха пробыла под водой два дня, прежде чем вода отступила, и тогда ее удалось спасти. После этого она страшно боялась грозы, не позволяла купать себя, не наступала в лужи. И так продолжалось несколько лет.
– Не думаю, что десять минут паралича после выстрела дротиком можно сравнить с сорока восемью часами стресса, – сердито пробурчал Оуэн.
Томас пожал плечами.
– Но вы все же не слон, – заметил он. – Как вы можете об этом судить?
Пока Анья вела подскакивающий на кочках «лендровер» обратно в лагерь, я искоса поглядывала на Томаса Меткалфа. Неужели он намекал, что слоны обладают способностью мыслить и чувствовать, способны затаить обиду или простить? Такие представления находились в опасной близости к моим убеждениям – тем самым, из-за которых коллеги надо мной насмехались.
Все двадцать минут, пока мы ехали, я слушала, как наш гость рассказывает Оуэну о Слоновьем заповеднике Новой Англии, и поняла, что мои первоначальные предположения относительно этого человека оказались ошибочными: Томас Меткалф не был ни цирковым дрессировщиком, ни хозяином зоопарка. Он говорил о своих слонах так, словно они были членами его семьи. Он относился к ним совсем как… ну, как я сама. Томас управлял заповедником, куда забирал слонов, содержавшихся в неволе, и давал им возможность доживать свои дни на покое. Сюда он приехал, чтобы узнать, как можно сделать их пребывание в заповеднике больше похожим на жизнь в естественных условиях, ну, как если бы их вернули в Африку или в Азию.
Таких людей я никогда еще не встречала.
По прибытии в лагерь Анья и Оуэн отправились в лабораторию, чтобы внести в журнал наблюдений данные о Тебого. Томас стоял, засунув руки в карманы.
– Знаете что, Элис, – сказал он, – я отпускаю вас на свободу.
– В каком смысле? – изумилась я.
– Я же вижу, что вам в тягость. Вы не хотите возиться со мной, развлекать праздного гостя, показывая ему шоу из африканской жизни. Вы предельно ясно дали это понять.
Мне воздавали по заслугам за грубость. Я залилась краской:
– Простите. Вы оказались не таким, как я думала.
Томас посмотрел на меня долгим взглядом, таким долгим, что его хватило, чтобы направление ветра в моей жизни кардинально изменилось. После чего усмехнулся:
– Вы ожидали увидеть Джорджа?
– И что же с ней стало? – спросила я Томаса позже, когда мы с ним вдвоем ехали на «лендровере» по заповеднику. – С Вандой?
– Потребовалось два года, и я несколько раз промокал насквозь, пока с ней возился, но все усилия окупились: теперь Ванда с удовольствием плавает в пруду.
Как только гость сказал это, я сразу поняла, куда отвезу его. Я переключилась на первую передачу и стала рулить по глубокому песку высохшего русла реки, пока не нашла то, что искала. Слоновьи тропы напоминали диаграммы Венна, отпечатки задних ног перекрывали следы передних. Они были свежие – ровные, четкие круги, еще не заметенные пылью. Вероятно, я могла бы определить, какие следы какому слону принадлежат, если бы захотела, стоило только приглядеться к щербинкам на отпечатке. Умножив длину окружности задней стопы на 5,5, я узнала бы рост слонихи. Это точно была самка, потому что здесь проходило целое стадо – дорожек из следов было много, а если бы тут шел слон-самец, она была бы одна.