– Тогда как умерла Невви?
– Гидеон убил и ее тоже.
– Но зачем ему убивать тещу? – удивляюсь я.
– Ты, наверное, шутишь? – хмыкает Верджил. – Не об этом ли мечтают все женатые мужчины? Если Невви узнала, что ее зять спит с Элис, она могла первая броситься на него с кулаками.
– А может, Невви Гидеона и пальцем не тронула, а пошла за Элис в вольер. Элис кинулась бежать от нее и потеряла сознание. – Я бросаю взгляд на Верджила. – Именно об этом, между прочим, все время твердила Дженна.
– Не смотри на меня так, – говорит он и хмурится.
– Позвони ей. Она может вспомнить что-нибудь про Гидеона и свою маму.
– Нам не нужна помощь Дженны. Мы сами поедем в Нэшвилл…
– И даже не предупредим ее? Дженна имеет право обо всем знать.
Верджил открывает было рот, собираясь возразить мне, но потом закрывает его, достает телефон и спрашивает:
– У тебя есть ее номер?
Один раз я звонила ей, но с городского телефона, а не с мобильного. Так что при себе у меня номера Дженны нет. Но в отличие от Верджила я знаю, где его искать.
Мы едем ко мне домой. Сыщик с тоской смотрит на бар, который нам приходится миновать, чтобы попасть на лестницу.
– Как тебе удается устоять? – бормочет Верджил. – Это все равно что жить над китайским рестораном.
Он стоит в дверях, пока я роюсь в стопке писем на столе в гостиной – ищу записную книжку, в которой оставляют свои контакты мои клиенты. Самая последняя запись была сделана Дженной.
– Заходи, не маячь на пороге, – говорю я Верджилу.
Еще мгновение требуется для того, чтобы найти трубку телефона, которая лежит под полотенцем на кухонном столе. Набираю номер Дженны, но никаких гудков не слышно.
Верджил разглядывает фотографию на каминной полке, где я запечатлена в компании Джорджа и Барбары Буш.
– Очень мило, что ты нисходишь до простых людей вроде нас с Дженной, – ерничает он.
– Это было в другой жизни. К тому же у популярности имеется оборотная сторона. На фотографии этого не видно, но рука президента лежит у меня на заднице.
– Главное, – бормочет Верджил, – что этого не заметила его жена.
Я снова набираю номер Дженны, но в трубке тишина.
– Странно. Наверное, у меня телефон сломался.
Верджил вынимает свой мобильник:
– Давай я попробую.
– Бесполезно. У меня здесь мобильная связь ловится, только если надеть шапочку из фольги и свеситься с пожарной лестницы. Прелести загородной жизни.
– Можем воспользоваться телефоном в баре, – предлагает Верджил. – Давай зайдем туда.
– Этого еще не хватало, – говорю я, представляя, как мне приходится оттаскивать напарника от виски. – Ты ведь в молодости был патрульным, верно?
– Ну да, а что?
Я кладу записную книжку в сумочку:
– Тогда ты знаешь, где находится Гринлиф-стрит.
Район, где живет Дженна, похож на сотни других: лоскутное одеяло из аккуратно подстриженных квадратных лужаек, дома с красными и черными ставнями, тявкающие за невидимыми изгородями собаки. По тротуарам катаются на велосипедах дети. Я останавливаю машину у поребрика.
Верджил окидывает взглядом двор перед домом Дженны.
– Много чего можно сказать о человеке по тому, какой у него дом, – рассуждает он.
– Что, например?
– Да ты и сама знаешь. Флаг часто означает, что хозяин консерватор. Если жильцы ездят на «тойоте-приус» – следовательно, хотят казаться либералами. В половине случаев это оказывается чушью собачьей, но в целом интересная наука.
– Больше похоже на «холодное чтение». Не сомневаюсь, что и выводы получаются не менее верные.
– Ну, как бы там ни было, а я не ожидал, что Дженна выросла в таком элитном районе. Если ты понимаешь, о чем я.
Я поняла, что он имел в виду. Везде палисадники, тщательно отделанные дома, баки для раздельного сбора мусора на тротуарах, 2,4 ребенка в каждом дворе – так похоже на вымышленный идиллический городок, где разворачивается действие знаменитого триллера «Степфордские жены». Слишком уж все респектабельно, а в Дженне чувствуется какая-то неустроенность, аура у нее словно бы рваная по краям – ну никак эта девочка не вписывается в здешнюю обстановку.
– Как зовут ее бабушку? – спрашиваю я Верджила.
– Интересно, с какого перепугу я могу это знать? – раздраженно отвечает он. – Да и не все ли равно. Она сейчас наверняка на работе.
– Тогда давай ты лучше останешься здесь, – предлагаю я.
– Это еще почему?
– Потому что Дженна скорее не захлопнет передо мной дверь, если тебя не будет рядом.
Верджил, несмотря на все его закидоны, отнюдь не дурак. Он съеживается на пассажирском сиденье и покорно отвечает:
– Поступай как знаешь.
Я иду одна по вымощенной булыжником дорожке к розовато-лиловой входной двери, в центре которой красуется на гвоздике деревянное сердечко с надписью: «Добро пожаловать, друзья». Звоню в звонок, и через мгновение дверь распахивается, как по волшебству.
По крайней мере, так мне кажется, пока я не замечаю ребенка, который стоит за порогом, засунув в рот большой палец. Ему года три, а я не слишком хорошо умею общаться с малышами. Они напоминают мне мышей, которые запросто могут сгрызть ваши любимые кожаные туфли и оставляют повсюду крошки и экскременты. Неужели это брат Дженны?! Хотя нет, как такое возможно? Я настолько ошарашена, что даже не могу собраться с мыслями и сказать ребенку «Привет!».
Малыш вынимает изо рта палец, как заглушку из плотины, и, разумеется, тут же начинается потоп.
Откуда ни возьмись появляется молодая женщина и сгребает мальчугана в охапку:
– Извините, я не слышала звонка! Что вы хотели?
Она не говорит это, а кричит, потому что малыш вопит еще громче, а сама мать уже смотрит на меня сердито, как будто я действительно причинила какой-то вред ее сынишке. Тем временем я пытаюсь понять, кто эта женщина и что она делает в доме у Дженны.
Нацепив на лицо свою самую обворожительную телевизионную улыбку, я поясняю:
– Я ищу Дженну.
– Какую еще Дженну?
– Меткалф.
Женщина устраивает малыша на бедре:
– Наверное, вы ошиблись адресом.
Она пытается закрыть дверь, но я выставляю вперед ногу и, порывшись в сумочке, достаю записную книжку.
– Гринлиф-стрит, сто сорок пять? – спрашиваю я.
– Да, это наш адрес, – отвечает женщина, – но здесь нет никого с таким именем.
Она захлопывает дверь у меня перед носом, а я тупо таращусь на записную книжку, которую держу в руках. Ошарашенная, я бреду к машине, проскальзываю на сиденье и бросаю блокнот Верджилу, говоря:
– Девчонка обманула меня. Дала неправильный адрес.
– Но зачем ей это?
– Не знаю, – пожимаю я плечами. – Может, не хотела, чтобы я посылала ей всякую муть по почте.
– Или она тебе не доверяет, – высказывает предположение сыщик. – Она нам обоим не верит. И знаешь, что из этого следует? – Верджил ждет, пока я не подниму на него взгляд. – Она на шаг впереди нас.
– В каком смысле?
– Девчонка достаточно умна, чтобы понять, почему ее отец так странно повел себя. Наверное, она уже и прежде все знала о своей матери и Гидеоне, а теперь сделала то, что нам нужно было сделать давным-давно. – Он протягивает руку, поворачивает ключ в замке зажигания и заключает: – Мы едем в Теннесси. Готов поспорить на сто баксов: Дженна уже там.
Элис
Умереть от горя – величайшая жертва, но с точки зрения эволюции совершенно неоправданная. Если бы горе было таким всепоглощающим, некоторые биологические виды просто исчезли бы с лица земли. Нельзя сказать, что подобные случаи неизвестны в царстве животных. Я слышала о внезапно скончавшейся лошади, следом за которой ушел в мир иной ее давний сосед по стойлу. Была одна пара дельфинов, которые работали вместе в парке аттракционов; когда умерла самка, самец несколько недель плавал кругами, не открывая глаз.
После того как у Мауры погиб детеныш, боль утраты отобразилась во всем ее облике и в том, как осторожно она двигалась, словно трение воздуха о кожу было для нее мучительным. Она не уходила далеко от места, где закопали слоненка, по ночам не возвращалась в сарай. У нее не было соплеменниц, которые могли бы ее утешить и вернуть в мир живых.
Я решила, что не позволю Мауре пасть жертвой горя.
Гидеон приделал к изгороди огромную щетку, подаренную нам Департаментом общественных работ, после того как муниципалитет приобрел новую машину для мойки улиц. Раньше Маура наверняка с удовольствием бы потерлась о нее боками. Однако сейчас слониха даже не посмотрела в ту сторону, откуда доносился стук молотка. Грейс пыталась подбодрить Мауру, предлагая ей любимую пищу – красный виноград и арбуз, но та вообще перестала есть. Пустой взгляд слонихи и то, как она вся словно бы съежилась и усохла, заставили меня вспомнить о Томасе, как через три дня после смерти слоненка он сидел у себя в кабинете и бессмысленным взглядом смотрел на пустую страницу гроссбуха. Физически он был там, но мыслями находился где-то совсем в другом месте.
Невви считала, что нужно запустить в вольер Хестер, вдруг она сможет как-то утешить Мауру, но, по-моему, время для этого еще не настало. Я видела, как матриархи нападали на слоних из своего стада, если те слишком близко подходили к их живому и здоровому слоненку. Кто знает, на что способна погруженная в горе Маура ради защиты умершего детеныша?
– Не сейчас, – сказала я Невви. – Сделаем это позже, как только увижу, что она готова двигаться дальше.
С научной точки зрения, бесспорно, было интересно зафиксировать, сколько времени слониха будет оправляться от утраты без поддержки стада. Но чисто по-человечески это надрывало мне сердце. Много часов я описывала поведение Мауры, поскольку именно в этом и заключалась моя работа. Я брала с собой Дженну всякий раз, когда Грейс не могла присматривать за ней, потому что Томас был очень занят.
Пока все мы действовали как заторможенные, попав в ловушку окружавшей Мауру вязкой тоски, Томас вдруг резко переключился в режим образцовой деловитости. Он был так собран и энергичен, что я даже подумала: уж не привиделся ли мне в тот вечер после смерти слоненка образ супруга, впавшего в ступор за письменным столом? К сожалению, рассчитывать на пожертвования от восхищенных рождением в заповеднике малыша спонсоров не приходилось, однако у Томаса появилась новая идея, как пополнить бюджет, и она его полностью захватила.