Это был список неотложных дел на текущий день.
Гидеон согнул конец шланга, так что вода почти перестала течь. Слонихи затрубили и повернулись к нему мордами, они хотели еще. Надеялись на продолжение.
– Вот о чем надо думать, – назидательно произнесла я. – Дженна, дорогая, поди-ка сюда.
Я направилась к дочке, но она убежала, громко шлепая по лужам.
Гидеон перестал улыбаться.
– Эй, босс! – окликнул он меня и выдержал паузу.
А как только я обернулась, отпустил носик шланга, и мне в грудь ударила мощная струя холодной воды.
Она была такая сильная, что я отшатнулась назад, убирая с лица мокрые волосы и растерянно глядя на свою прилипшую к телу одежду. Гидеон перевел струю на слоних и, улыбаясь, пояснил:
– Тебе нужно было немного остыть.
Я бросилась к шлангу. Гидеон был крупнее меня, но я оказалась проворнее. Я направила струю на него и не отпускала, пока он не выставил вперед руки, защищая лицо.
– Ну ладно, ладно! – смеялся он, захлебываясь водой. – Сдаюсь!
– Ты сам первый начал, – напомнила я ему, а он пытался выхватить у меня шланг, который змеей извивался между нами.
Весь мокрый и скользкий, Гидеон наконец умудрился обхватить меня руками так, что насадка шланга опустилась вниз и струя стала бить нам под ноги. Я больше не могла держать шланг. Он упал на пол и описал полукруг, после чего замер, извергая фонтан воды в сторону слонов.
Я хохотала так, что было трудно дышать.
– Ладно, ты победил. Отпусти меня, – выдохнула я.
Я почти ничего не видела; волосы залепили глаза. Гидеон убрал их, и мне открылось его улыбающееся лицо. Зубы у него были невероятно белые. Я не могла отвести глаз от его рта.
– Отпустить? Ну уж нет, на это я не согласен, – заявил он и поцеловал меня.
Шок от этого был сильнее, чем от первого неожиданного удара водяной струи. Я замерла, всего на миг. А потом мои руки оказались у него на талии, горячие ладони прижались к влажной коже на спине. Я блуждала пальцами по рельефу его плеч, опускалась в долины, где соединяются мышцы. Я пила из него живительную влагу, как из самого глубокого колодца.
– Мокрая, – сказала Дженна. – Мама мокрая.
Она стояла внизу и хлопала ручонками по нашим ногам. В довершение к другим своим прегрешениям я еще совсем забыла о дочери.
Почувствовав, что сгораю от стыда, я – уже во второй раз – кинулась прочь от Гидеона с такой поспешностью, словно бы моей жизни что-то угрожало. Хотя на самом деле, вероятно, так оно и было.
Следующие две недели я упорно избегала Гидеона – передавала ему просьбы и поручения через Грейс или Невви, старалась не оставаться с ним наедине ни в сараях, ни в вольерах. Я оставляла ему на кухнях в слоновниках записки с перечислением необходимых дел. По вечерам тоже с ним не встречалась, а вместо этого сидела с Дженной в коттедже, помогала дочери собирать пазлы и строить дома из кубиков и играла с ней в мягкие игрушки.
Однажды во второй половине дня Гидеон связался со мной по рации.
– Доктор Меткалф, – сказал он, – у нас тут проблемы. Подойдите, пожалуйста, на сеновал.
Я не могла вспомнить, когда он в последний раз обращался ко мне так. Либо это была реакция на исходившую от меня холодность, либо действительно возник какой-то форс-мажор. Схватив Дженну в охапку и посадив ее на квадроцикл, я подъехала к сараю азиаток, где Грейс должна была готовить ужин для слонов, и попросила:
– Можешь присмотреть за ней? Похоже, у Гидеона что-то стряслось.
Грейс взяла ведро, перевернула его вверх дном и превратила в небольшую скамеечку.
– Садись сюда, солнышко, – позвала она Дженну. – Видишь вон там яблочки? Можешь передавать их мне по одному? – Потом обернулась и кивнула мне: – Не беспокойся, все в порядке.
Я подъехала к сеновалу и застала там сцену противостояния Гидеона и Клайда, у которого наш заповедник давно покупал сено. Мы доверяли этому поставщику: он не пытался, подобно многим другим фермерам, сбагрить нам заплесневелый товар: какая, мол, разница, это же все равно для слонов. Клайд скрестил на груди руки, а Гидеон стоял, поставив ногу на тюк сена. Фермер почему-то разгрузил свой фургон только наполовину.
– В чем проблема? – спросила я.
– Клайд отказывается брать чек, потому что последний у него не приняли. Наличных у меня нет, а пока я не заплачу, Клайд не позволяет забрать остальное сено, – пояснил Гидеон. – Может, ты придумаешь, как быть?
Чек не приняли, потому что у нас на счету не было денег. А наличные закончились, так как я расплатилась за необходимые на неделю продукты. Если я выпишу еще один чек, это не сработает. Последние средства я использовала для оплаты услуг ветеринара.
Я не знала, на что купить еды для дочери, не то что для слонов.
– Клайд, – умоляюще сказала я, – у нас сейчас сложные времена.
– Как и у всей страны.
– Но мы давно знаем друг друга, – продолжила я. – Вы вели дела с моим мужем не один год, верно?
– Да, и он всегда расплачивался со мной. – Фермер нахмурился. – Я не могу отдать вам сено бесплатно.
– Да, разумеется. Но я не могу оставить слонов голодными.
Я словно вязла в зыбучих песках. Медленно, но верно тонула. Нужно было где-то раздобыть денег, но у меня не хватало на это времени. Исследования давно были отложены в сторону; я неделями не бралась за свои научные заметки. Мне не справиться с финансовыми проблемами, если я не сумею хоть как-то заинтересовать новых спонсоров.
Заинтересовать.
Я взглянула на Клайда:
– Я заплачу вам на десять процентов больше, если вы отдадите мне сено сейчас и позволите расплатиться в следующем месяце.
– С какой стати я должен предоставлять вам кредит?
– С такой, Клайд, что мы с вами давно сотрудничаем, и сейчас, нравится вам это или нет, но вы просто обязаны пойти нам навстречу. Нам не к кому больше обратиться – хоть заповедник закрывай.
Я не удивилась бы, услышав от Клайда в ответ, что ничего он нам не обязан. Однако я рассчитывала на его сострадательность: не захочет же человек в самом деле, чтобы слоны умерли от голода.
– Двадцать процентов, – начал торговаться фермер.
– Ладно, по рукам.
Когда договоренность была достигнута, я забралась в кузов и начала сбрасывать на землю остальное сено.
Час спустя Клайд уехал, а я, обессиленная, присела на один из тюков. Гидеон продолжал работать – закидывал тюки друг на друга, чтобы удобнее было их хранить. На меня он даже не смотрел.
– И что, – спросила я, – ты так и будешь притворяться, что меня здесь нет?
Гидеон не обернулся:
– Беру пример с тебя. Ты ведь единолично приняла решение, со мной даже не посоветовалась – ну как же, хозяйка!
– А что я, интересно, должна была делать? Если знаешь, скажи: я с удовольствием выслушаю твой совет.
Он повернулся ко мне лицом – весь потный, к рукам прилипла сухая трава.
– Мне надоело быть для тебя мальчиком на побегушках. Возвращать орхидеи. Добывать сено за бесплатно. Превращать, мать твою, воду в вино! Что дальше, Элис?
– По-твоему, я не должна была платить ветеринару, когда Сирах заболела?
– Я не знаю, – резко бросил он. – И вообще, мне плевать!
Он прошел мимо меня. Я встала и, утерев глаза рукой, кинулась вслед за ним с криком:
– Ах вот как, плевать?! Зря я попросила тебя о помощи! Думаешь, мне все это очень нравится? Я меньше всего хочу руководить заповедником. Ломать голову над тем, где брать деньги на кормежку слонов, с каких доходов платить вам зарплату и как избежать банкротства.
Гидеон остановился у выхода из сарая и обернулся. Его силуэт, подсвеченный сзади, четко вырисовался в дверном проеме.
– Тогда чего же ты хочешь, Элис?
Когда кто-нибудь в последний раз задавал мне этот вопрос?
– Я хочу быть ученым. Хочу рассказать всему миру, что слоны умеют думать и чувствовать.
Он двинулся ко мне и поинтересовался:
– А еще чего?
– Я хочу, чтобы Дженна была счастлива.
Гидеон сделал еще шаг. Теперь он был так близко, что я почувствовала, как его вопрос словно бы коснулся моей шеи, и вся кожа откликнулась на него неслышным звоном.
– И это все?
Я, вообще-то, не робкого десятка. Я не испугалась разъяренного слона. Я рискнула, прислушавшись к собственной интуиции, покинуть Африку и начать жизнь с чистого листа в Нью-Гэмпшире. Но сейчас, решившись открыть Гидеону правду, я, пожалуй, совершила самый отважный поступок за всю свою жизнь. Глядя ему прямо в глаза, я прошептала:
– Нет, не все. И я сама тоже хочу быть счастливой.
И вот уже мы переваливаемся через неровные ступеньки из тюков сена и падаем в соломенное гнездо на полу сарая. Руки Гидеона путаются в моих волосах, блуждают под одеждой; мои вздохи смешиваются с его дыханием. Наши тела превратились в неизведанные ландшафты, в географические карты, которые воспламенялись под нашими ладонями в тех местах, где мы прикасались друг к другу. Когда Гидеон вошел в меня, я поняла: отныне мы двое всегда будем идти одним путем.
Потом мы разомкнули объятия; сено расцарапало мне спину, одежда была непонятно где. Я решила, что надо хоть что-нибудь сказать, но Гидеон воспротивился, приложив палец к моим губам:
– Не надо, Элис. Пожалуйста, не говори ничего.
Он перевернулся на спину. Моя голова лежала на его руке, как раз в том месте, где бьется пульс. Я слышала каждый удар его сердца.
– Когда я был маленьким, – вдруг произнес он, – дядя подарил мне фигурку одного персонажа из «Звездных войн». С автографом самого Джорджа Лукаса. Она была запечатана в коробку. Мне было тогда лет шесть или семь, точно не помню. Дядя велел мне не вынимать игрушку из упаковки. Тогда через много лет, пояснил он, эта фигурка будет дорого стоить.
Я приподняла подбородок, чтобы видеть Гидеона.
– Ты достал ее из коробки?
– Черт побери, конечно!
Я прыснула со смеху:
– Ну вот, а я-то думала, ты сейчас скажешь, что она так и стоит у тебя где-нибудь на полке. И ты хочешь продать ее, чтобы заплатить за сено.