Что касается землепашцев, от набегов степняков и бродников их бережет степная стража, коей командует боярин Ратислав. Мелкие шайки перехватывают и отгоняют сами, а при большом набеге дают знать об опасности окрестным селениям дымами. В таком случае землепашцы собирают скарб и вместе со скотиной добираются до ближайшей крепостицы, построенной для их защиты. В теплое время, когда опасность велика, в этих крепостях сидят небольшие гарнизоны. Но и сами селяне могут за себя постоять: в каждой избе имеется оружие, которым они умеют пользоваться. А куда деваться, жизнь заставляет. Могут биться даже верхами, как легкоконные стрелки. При крайней необходимости землепашцы пополняют отряды степной стражи и дерутся с находниками не хуже Ратьшиных бойцов.
К вечеру добрались до Онузлы, стоящей у места впадения в Польный Воронеж речки Сурены. Так вышло, что Онузла стала главным городом здесь, на степной границе. Изначально была она обычной пограничной крепостью для убежища окрестных крестьян. Но потихоньку население ее росло. Гарнизон в полсотни воинов стал постоянным, охраняющим селение круглый год. На постоянное жительство здесь оседали кузнецы, ремесленники, торговцы, скупающие добычу у воинов пограничной стражи и торгующие со степняками. Крестьяне с земельными наделами, расположенными поблизости, тоже предпочитали селиться тут, поближе к надежным крепостным стенам.
Первоначально крепость поставили на оконечности мыса, образовавшегося в месте слияния рек. С двух сторон твердыню прикрывают обрывистые берега, а с третьей – глубокий ров, соединяющий оба русла и заполненный речной водой. В городке имеются три церкви и княжий погост.
Уже вскоре после постройки крепости места для жительства всем желающим внутри стен стало не хватать, и людям пришлось селиться рядом, за рвом на слободе. Дворов становилось все больше, и вскоре крепость не смогла вмещать в случае набега не только жителей окрестных деревень, но и обитателей слободы.
Возвели еще одну стену, отрезавшую от мыса кусок побольше. Раз эдак в шесть. Снова прокопали ров, соединяющий реки. Свершилось это лет десять тому. Но население городка продолжало прибывать, и сегодня снова не умещается в стенах. Количество постоянно живущего здесь народу, пожалуй, к тысяче подходит. Новая слобода растет за рвом.
В слободе торговая площадь непривычно пуста: нет степных торговцев – нет торговли. На улицах городка народу тоже немного: купцы отъехали на север, делать им здесь нечего, да и чуют угрозу из степи. Проехали воротную башню, по главной улице добрались до Старого города. Там въехали за ограду княжьего погоста. Встретил отряд здешний тиун Тимофей, старый знакомец Ратьши, становившийся в его отсутствие заодно и воеводой. Был он очень удивлен неурочным появлением Ратислава, уехавшего чуть боле недели назад вроде как жениться. На расспросы тиуна Ратьша отвечал уклончиво, и тот, будучи человеком неглупым, понял, что дело, за которым прибыл боярин, не его ума.
Здесь, в Онузле, Ратислав решил устроить дневку, чтобы перед сложным и опасным делом дать хорошенько отдохнуть людям и лошадям. Да и сакмогонов надо подобрать не спеша. Тимофей устроил его воинов в дружинной избе, а Ратьшу с Могутой пригласил на постой в свой терем. Гостеприимная супруга тиуна споро собрала на стол. Выпили, закусили, еще выпили, закусили уже основательно: поднадоела за три дня походная еда. Когда хмель ударил в голову, тиун снова попробовал разговорить Ратислава. Да куда там, секреты боярин умел хранить, даже упившись до изумления. Увидев, что у гостей слипаются глаза, и поняв, что выяснить так ничего и не удастся, Тимофей предложил отправиться почивать.
На следующий день Ратислав и Могута занялись отбором стражников для поиска. Всего в Онузле сейчас их набралось чуть больше сотни, дальние дозоры потихоньку возвращались из степи. Выбирали лучших из лучших. Получилось четыре с половиной десятка. Половецкую одежду, брони и оружие, недовольно покряхтев, им выдал тиун. При этом опять попытался хоть что-нибудь выведать. Безуспешно, само собой. К вечеру все было готово. Еще раз лично проверив оружие и сброю, Ратислав приказал всем пораньше лечь спать. Убедившись, что приказ выполнен, улегся сам.
Утром выехали. На этот раз сразу напялили половецкое платье. Оружие, вещи – все тоже половецкое, вплоть до мелочей. Единственное, что нельзя было поменять, внешность. Конечно, среди половцев после почти двух сотен лет мира и войны с соседями люд народился самого разного вида, но таких белокурых, как, допустим, Ратьша или двое ивутичей из его дружины, боярину не попадалось. Ну да с мертвых не спросишь, а живыми они в руки татарам попадать не собирались.
По выезде из Онузлы на первом привале Ратислав объяснил людям задачу. Приняли воины его слова спокойно: поиск так поиск, не впервой. А то, что далековато ехать придется, так что ж, еще интереснее, будет потом чем похвастаться перед соратниками.
За пять дней, проходя каждодневно верст по пятьдесят-шестьдесят, добрались до реки Хопёра. Двигались на юго-восток, целясь на излучину Дона, туда, где эта река ближе всего подходит к Итилю. Степь на всем протяжении пути была пугающе пуста. Даже селения бродников попадались редко. Их, впрочем, пока старались обходить стороной: мало ли о чем подумают и кому чего расскажут их жители о неизвестно откуда взявшемся отряде странных половцев. Половецких стойбищ не встретилось ни одного. Во всяком случае, жилых. Попадались вытоптанные проплешины, иногда с полусгоревшими каркасами юрт, часто усеянные объеденными степными хищниками костями. Такие стойбища можно было увидеть издалека, над ними все еще продолжали кружить крылатые падальщики, надеявшиеся найти и склевать остатки мяса с разбросанных вокруг останков.
Дважды натыкались на места побоищ. На одном костяки людей и лошадей оказались навалены особенно густо: видать, жаркая кипела здесь битва. Несколько раз передовые дозоры замечали маячащих вдалеке всадников, которые при виде Ратьшиного отряда быстро исчезали. Кем они были, рассмотреть дозорные не смогли. Бродники, скорее всего: никого другого в этих местах, похоже, больше не осталось.
Перелески закончились еще к концу первого дня пути. Остались редкие рощицы да заросли ивы и ветлы по руслам нечастых речек и ручьев. На третий день рощи почти исчезли, осталось только колышущееся под ветром море осенней пожелтевшей травы, местами закрывающей всадника до пояса. Равнина, рассекаемая сухими балками, невысокие холмы, курганы с торчащими кое-где на их вершинах каменными половецкими бабами… Безлюдная однообразная местность навевала дрему, притупляла бдительность, чего допускать было нельзя. Потому Ратислав с Могутой устраивали сакмогонам встряски: пускали отряд вскачь, с пересадкой на полном ходу с верховых коней на заводных, натаскивали в перестроении из плотного строя в лаву и обратно, устраивали стрельбу по изредка попадающимся на пути одиночным деревьям. В общем, сильно заскучать не давали.
И вот Хопёр. По его изрядно облесненной и заболоченной пойме раскидано много селищ бродников. Ратьша знал об этом: бывал здесь несколько раз. В широкой правобережной низине, где среди деревьев и зарослей кустарника поблескивала вода стариц, поднимались к небу несколько дымков. Бродники, больше здесь быть некому.
Ратислав остановил отряд на краю склона, под которым начиналась низина, промытая в незапамятные времена рекой. Остановились не на виду, хоронясь за небольшой дубовой рощицей, стоящей по краю обрыва. Спешились, с наслаждением потягиваясь, разминая уставшие от скачки спины.
– Ждите здесь, – приказал боярин.
Махнул рукой Могуте, чтобы следовал за ним, и двинулся к опушке рощи, обращенной к пойме. Добравшись до нее, рассмотрели долину подробнее. От склона, где они находились, до берега реки было верст пять. Дымы поднимались ближе к берегу. Видно, обед готовят в селище.
– Ну что, порасспрашиваем бродничков про татар? – предложил Ратьша. – Где они хоть примерно.
– Надо, – согласился Могута. – А то прем вслепую. Не ровен час нарвемся на крупный отряд, придется уходить несолоно хлебавши.
Помолчали. Потом ближник спросил:
– Языка берем?
– Ну да, – подумав, кивнул боярин. – Просто так ничего не расскажут. Сам пойдешь?
– Сам, – кивнул Могута. – Возьму с собой двоих.
– Ладно. В селище не идите, поищите дозор. Всяко должны они стеречься.
– Думаю, уже засекли нас, если не совсем слепые. Сделаем так, боярин. Мы втроем останемся здесь, а вы езжайте неспехом на виду по краю склона с версту, потом повернете в степь, проедете еще столько и вернетесь сюда к роще. А мы тут поглядим, может, кто-то проявится.
– Добро. Кого с собой оставишь?
– Сороку да Половчанина.
– Добро, – повторил Ратьша. – Сейчас пришлю их сюда.
Боярин вернулся к отряду, отправил двоих, названных ближником, к опушке рощи, с остальными двинулся не спеша вдоль откоса. Сделали все, как велел Могута. Вернулись в рощу. За это время дымы в долине исчезли. Затаились в селище. Видно, и впрямь заметили их отряд. На опушке, где оставался ближник, было пусто. Кого-то, видать, охотники засекли, ушли в долину. Нужно ждать. Ратьша выставил сторожу, а остальным разрешил перекусить всухомятку, не разжигая огня.
Охотники появились только к вечеру. Грязные, ободранные, как черти, но довольные и с добычей. Притащили бродника, заросшего до глаз черной бородой, всклокоченного, такого же грязного, связанного, с кляпом во рту.
– Сниматься надо отсюда от греха, – отдышавшись, сказал Могута. – Хватятся этого быстро. – Он кивнул на пленника. – Отъедем подальше, там допросим.
– Думаешь, пойдут вдогон? – с сомнением спросил Ратьша.
– Здешние вряд ли. Маловато их. Селище небольшое. Но могут за помощью послать.
– Пока хватятся, пока соберутся, пока пошлют. Да когда еще эта помощь придет. Здесь будем спрашивать, – не согласился Ратислав.
– Ну, может, и так, – с сомнением протянул ближник.
Бродник не запирался. Рассказал все, что знал. Знал, правда, не слишком много. Знал, что главное становище татар находится где-то в низовьях Волги. Где именно, не знает. Туда с лета тянутся татарские отряды с севера от булгар и мордвы. Не налегке идут, с добычей. С добычей же иногда проходят отряды с запада. Те, что гонят на закат половцев. Бродников не трогают: их старейшины договорились с самим Батыем о союзе. Взамен дают по первому требованию проводников и воинов. В общем-то, ничего особенно нового не узнали.