После допроса Ратислав велел отпустить пленника. Зачем убивать зря, все равно его сородичи догадались, куда тот мог пропасть. Чего их злить. Нет мертвого родича, не за что мстить, не надо пускать по следу погоню. Это Ратьше совсем ни к чему. Допрашивали языка на половецком. Ратьша и другие из отряда, что волосом посветлее, держались вдалеке. Так что расскажет пленник только то, что поймали его половцы и пытали про татар, как и задумывалось.
– Уходим! – приказал боярин, давая шпоры коню.
Воины вскочили в седла и двинулись рысью за Ратиславом. Развязанный пленник, не веря, что остался жив, смотрел им вслед.
Проехали верст пять против течения реки, спустились в пойму, добрались до Хопёра и здесь на песчаном перекате переправились вброд. Ехали до темноты, чтобы подальше уйти от потревоженного селения. Потом встали на ночевку в заросшей кустарником балке, выставив двойную охрану.
Следующие два дня ехали, тщательно сторожась. Основной отряд двигался, по мере возможности хоронясь в балках и лощинах. На большом расстоянии впереди, по бокам и сзади шли дозоры. Эти, наоборот, забирались на любую возвышенность, чтобы подальше обозреть окрестности.
На второй день дозорные вовремя заметили отряд, двигающийся на полдень. Не менее полутысячи всадников. Рассмотреть их толком из-за дальности расстояния не смогли, да и сразу к своим рванули – предупредить. Но, скорей всего, татары, кому ж еще быть. Схоронились в ближней сухой балке. Отряд прошел мимо.
На третий день миновали излучину Дона. В степи стало гораздо оживленнее. То тут появлялся отряд, то там. Отряды не меньше сотни, языка не отобьешь. Можно было, конечно, пройти по следу, дождаться, когда те встанут на ночевку, и попробовать утянуть кого-нибудь сонного. Но тут неизбежно будет погоня. А простой воин, который, скорее всего, попадется, вряд ли знает много.
В конце концов идти дальше без риска рано или поздно наткнуться на крупный отряд стало невозможно. Решили сесть в засаду в глубоком, заросшем густым кустарником овраге, рядом с которым высился курган с купой деревьев на вершине. Там поместили пару наблюдателей.
Ближе к вечеру второго дня сидения в засаде с вершины кургана раздался клекот степного орла – условный сигнал. Ратислав с Могутой быстренько подхватились, выбрались из оврага и почти бегом взлетели по склону кургана.
– Смотрите, – показал один из сторожей в сторону клонящегося к горизонту солнца.
Верстах в двух двигался конный отряд в полусотню всадников. Двигались не спеша, шагом. Двигались на северо-запад, туда, откуда пришли русичи. Татары. Ратислав уже научился их узнавать по одежде, броням, а главное, небольшим, непривычного вида лошадкам. Среди всадников выделялись пятеро на вполне себе рослых кониках, отличающиеся от своих спутников одеждой побогаче. Похоже, какое-то начальство с охранной полусотней.
– Будем брать, – решил Ратислав. – Седлайте коней.
Могута сбежал в овраг, а боярин остался на вершине кургана, дабы посмотреть, не появится ли еще кто-нибудь, могущий им помешать. Но нет, больше никого на обозримом пространстве степи видно не было. Татарский отряд потихоньку удалялся. Пусть. Отряд Ратьши выждет еще немного и пойдет по следам. Скоро стемнеет. Татары остановятся на ночевку. Тут их русичи и возьмут сонными.
Двинулись, когда татары скрылись из виду. Далеко впереди по следу шли двое сакмогонов. Солнце быстро клонилось к западному окоему. Стало прохладнее. Задул ветерок, всколыхнувший степное море. Ехать пришлось совсем чуть, верст семь-восемь. Увидев скачущего навстречу одного из идущих по следу воинов, Ратислав сделал знак остановиться.
– Встали на ночевку, – выпалил тот, подскакав к боярину.
– Добро, – кивнул Ратьша, повернулся к Могуте. – Коней оставляем здесь. Вон в той балке. Дальше – пешком. Как раз до темноты доберемся. Так? – Это уже к прискакавшему сакмогону.
Тот кивнул.
– Вот и ладно. Веди.
До стана татар оказалось верст пять. Пока дошли, совсем стемнело. Ночь безлунная. Это для русичей хорошо. Степняки расположились в неглубокой балке, по дну которой протекал ручей. Провожатый вывел отряд правее стана саженей на двести, чтобы не наткнуться на дозорных. Прилегли на краю обрыва, прикидывая, как действовать дальше.
Татары особо не осторожничали: во тьме трепетало пламя пяти костров, хорошо освещающих стан, слышался громкий говор, хохот. В общем, чувствовали себя здесь хозяевами. Ну что ж, оно и лучше. Глядишь, стеречься ночью будут не слишком. У дальнего края балки, саженях в пятистах, слышно, как топчется табун. Подполз второй сакмогон, шедший по татарскому следу. Он за то время, пока отряд добирался сюда, успел кое-что разведать.
– Трое дозорных, – шепотом доложил он Ратиславу. – Один с нашего края балки, вон за теми кустами, второй – на той стороне между деревцами. Видишь?
Боярин кивнул.
– И последний в самой балке, ближе к нам, в ивняке у ручья. Во-он, саженях в ста. С той стороны стана в балке их табун с двумя табунщиками.
– Понятно, – еще раз кивнул Ратислав. – Ладно, пока отходим и ждем конца ночи.
Так же, сторожась, отошли на версту от становища, и там боярин объяснил, кому что предстоит сделать. Брать татар решил, как обычно, ближе к утру, когда сон особенно сладок, а у сменившихся, толком не проснувшихся дозорных слипаются глаза. После того как все обсказал, разрешил людям немного подремать. Сам тоже прилег, завернувшись в плащ.
Проснулся, как и хотел, до света. Могута уже ходил между спящими, будил. Те поднимались, терли лица выпавшей на траву росой и беззвучно исчезали в темноте. Могута отправился с частью отряда, который должен был напасть с противоположной стороны балки.
Оставшиеся с Ратьшей воины выждали время, нужное соратникам для того, чтобы добраться до определенных им мест, и тоже двинулись к татарскому стану. Залегли саженях в ста от кустов, где скрывался татарский дозорный. Снять его Ратислав послал двоих опытных в таком деле сакмогонов. Через какое-то время оттуда раздался чуть слышный шум. Готово.
Боярин поднялся на ноги и, пригибаясь, двинулся вперед. Полтора десятка воинов последовали за ним. Добрались до края балки, подали сигнал – мол, с дозорным покончено – и затаились. Справа из балки закричала пустельга. Понятно: и этот дозорный готов. Еще немного погодя пустельга прокричала с противоположной стороны балки и почти сразу слева, оттуда, где пасся татарский табун.
Небо на востоке начало светлеть. Ночная тьма потихоньку сменялась утренними сумерками. Можно начинать. Ратислав каркнул вороном, вынул кривую хазарскую саблю из ножен и двинулся вниз по откосу. Воины, растянувшись цепью, шли следом.
По дну балки роса выпала особенно обильно. Трава здесь стояла высоко, потому одежда у Ратьши сразу вымокла по пояс. Стал мокрым и рукав кафтана на левой руке, которой он раздвигал траву, чтобы потише шуршала.
Пахнуло дымком от продолжающих тлеть костров. А вот и первый спящий враг, укрывшийся от ночного холода и утренней сырости овчиной. Рядом лежат лук в налучье и два тула непривычной формы, набитые стрелами. Голову татарин положил на седло, седло лежит на небольшом кожаном щите. В изголовье воткнуто копье. Из-под дерюги высовывается широкая сабля в ножнах. Молодец, все оружие под рукой. А вот еще один спящий и еще. У каждого в изголовье торчит копье. Хорошо, глядишь, никого не пропустим. Чуть подальше – почти прогоревший костер, подернутый светло-серой золой. От костра все еще поднимался тонкий дымок.
Справа и слева послышалось негромкое шуршание травы – то подтянулись идущие позади воины. Ратислав совсем неслышно подошел к самому костру, оглядел спящих. Нет, начальников, которых нужно оставить в живых, среди них не видно. Можно бить. Дал сигнал своим и сам, сдернув овчину с ближнего татарина, рубанул концом сабли по шее. По сторонам раздались вскрики и хряск от рубящих ударов. С этими покончено.
Бегом к следующему костру, пока не очухались. С той стороны стана тоже шум, вскрики и звук ударов – подоспел Могута со своими. Молодец. Главное, чтобы не побили языков.
Вот и костер. Татары вокруг него все еще спят. Нет, один зашевелился, сбросил овчину, сел, тревожно прислушиваясь. Сидит спиной к Ратьше. Этот тоже простой воин. Два прыжка, удар между плечом и шеей, веер красных брызг. Татарин, всхрапнув, завалился набок. Его товарищ, лежащий неподалеку от только что убитого Ратиславом, вскочил сразу, без раскачки, с уже обнаженной саблей в руке. Увидев боярина, дико заверещал и кинулся на него, целя саблей в голову. Жаль, по-тихому не получилось.
Ратьша легко отбил удар, присмотрелся – и этот обычный воин. Обозначил удар в левое плечо, скользнул клинком вдоль подставленной сабли вниз и тут же снизу вверх полоснул противника по внутренней поверхности левого бедра. Тот охнул, зажал брызнувшую кровью рану, отшагнул назад. Этот не жилец, главная кровяная жила перерезана. Совсем скоро лишится сознания, а там и помрет, если не перетянуть ногу повыше раны. Но ждать некогда, и Ратислав добил подранка двумя ударами.
Поднял-таки тревогу этот живчик. Спящие татары проснулись. Кто успел, обнажили сабли, попытались сбиться в кучу. Удалось это немногим. Ратьшины воины поворачивались быстро, опомниться не давали. В итоге в середине стана собралось около десятка степняков, вставших спина к спине, ощетинившихся саблями и прикрывшихся шестью щитами. Больше, видать, прихватить не успели. Начальство в богатой одежде, примеченное вчерашним вечером, затолкали в центр строя. Осталось их, правда, только двое из пяти. Побили все же, черти, троих. Говорил же, беречь, брать живыми. Ужо устрою вам! Ну да ладно. Этих надо брать невредимыми. Вот только теперь со степняками, приготовившимися умереть, что делать? Боярин рявкнул, приказывая остановить бой.
Схватка приостановилась. Распаленные боем русичи окружили врагов плотным кольцом, готовые завершить начатое. Завершат. Только чего это будет стоить? Да и языков могут порубить в запале. Решение созрело быстро.