Подвела половцев жадность. Потеряли осторожность проклятые. А ведь в передовой дозор небось посланы были, следить за рязанскими воями. Решили, видно, что бегут они, заложив уши, спеша укрыться за прочными стенами городов.
Не повезло находникам. Тот, что наезжал конем на девчонку, упал первым со стрелой в спине. Второй, чуть поотставший, разделил участь первого. Еще двое половецких всадников, увидев опасность, начали разворачивать лошадей и одновременно тянуться за щитами, подвешенными на седельных крюках. Не успели: Ратислав с Первушей стрелять умели. Ратислав мог на ста саженях четыре стрелы в воздухе держать. Первуша если и был стрелком похуже, то ненамного. Выпали из седел и эти двое половцев.
Те, что грабили обоз, не сразу и заметили гибель своих: жадность, она, известно, глаза застит. Поняли, что что-то не так, только после того, как двое из них, пронзенные стрелами, свалились с саней. Правда, поняв, что их убивают, быстро метнулись за обозные сани, укрываясь от нежданно объявившихся стрелков. Спасло их это ненадолго, даже луки со стрелами они оставили притороченными к седлам. Верховые кони степняков вместе с заводными топтались саженях в двадцати от концевых саней.
Ратьша с Первушей не спеша направили своих жеребцов к обозу, держа луки наготове. Половцы поняли, что скоро сани им укрытием не послужат. Один, самый молодой, кинулся к лошадям в тщетной надежде вскочить в седло и ускакать от смерти или хотя бы добраться до лука и попробовать потягаться с русскими в меткости. Зря надеялся. Не успел пробежать и половины расстояния, получил стрелу в спину. Еще двое с устрашающими воплями выскочили из своего укрытия и бросились, размахивая саблями, к приближающимся рязанцам. Вряд ли они надеялись успеть добраться до них, скорее хотели погибнуть как мужчины, от стрелы в грудь, а не в спину. У них это получилось. Последний оставшийся в живых половец – немолодой, битый жизнью – бросил на снег саблю, нож и поднял руки. Видно, решил пожить еще немного. Что ж, его выбор. Первуша, подъехав к пленнику, спрыгнул с седла и сноровисто связал ему руки его же поясом.
Ратислав огляделся. От опушки несмело приближались бабы и дети, еще плохо верящие в свое спасение. Девчушка в тулупе сидела около убитого брата и теребила его за рукав полушубка. Одна из женщин подхватила ее на руки. Благодарить за спасение крестьянки не стали, сразу кинулись к убитым мужчинам. Поняв, что помощь им уже не нужна, встали в растерянности, не зная, что делать дальше.
– Распрягайте лошадей! – прикрикнул на них Ратьша. – Берите лошадей половецких, быстро вьючьте их едой – и в лес. До города добраться уже не успеете, а с санями по лесу не пройдете. Бегом!
Повернулся к Первуше. Приказал ему:
– Езжай назад по дороге. Сторожи татар. Чаю, идет за этими сторожевая сотня. Как увидишь, свистни – и во весь опор назад. А я пока пленника поспрошаю.
Первуша кивнул, пришпорил коня и скоро скрылся за поворотом. Женщины начали распрягать своих коней и ловить половецких. А Ратьша, спрыгнув с Буяна, занялся допросом пленного степняка. Тот не запирался, отвечал охотно и многословно, видно, пытаясь заслужить жизнь. С его слов, за их десятком, чуть поотстав, действительно двигалась сотня половцев с монгольским сотником во главе. Еще в часе-полутора пути шел передовой тумен татар. За ним – основное войско. Вернее, его большая часть – четыре тумена и обоз. Еще два тумена должны были прорывать засечную черту с закатной стороны и ударить по Пронску. Во всяком случае, он, Санбук (так звали половца), об этом слышал. Ну, про Пронск Ратьша уже знал от Кира Михайловича. Не знал только, сколько пришло туда татарского войска. Оказывается, двадцать тысяч. Пятьдесят идет к Рязани. Вроде меньше, чем ожидалось, но на самом деле пятьдесят или семьдесят, уже без разницы, все равно много.
Во все время допроса Ратислав с тревогой прислушивался, не раздастся ли свист Первуши. Поглядывал на баб и подростков, суетящихся вокруг лошадей, скоро ли соберутся. Наконец-то! Лошади навьючены. Ведя их в поводу и посадив верхом самых маленьких, селяне потянулись гуськом, чтобы не наследить лишнего, в лес. Двое парнишек лет тринадцати-четырнадцати заметали след.
Дождавшись, когда подметальщики скроются в чаще, Ратислав повернул пленного половца лишенной доспеха спиной к себе и, поморщившись, воткнул ему нож под левую лопатку. Ненадолго пережил тот своих собратьев. В другое время можно было прихватить его с собой, но сейчас не тот случай. Ну и не отпускать же… Этот горло русским будет резать – не поморщится. Знаем, повидали.
Потом Ратислав запрыгнул в седло и послал шагом Буяна в ту сторону, где караулил татар Первуша. Доехать до него не успел: услышал тревожный свист и сразу за ним – топот копыт несущегося вскачь жеребца. Дожидаться меченошу боярин не стал, развернул коня и пустил его легкой рысью, поглядывая назад. Мгновение спустя из-за поворота дороги вылетел Первуша, поравнявшись с Ратьшей, придержал коня, выдохнул:
– Татары!
– Далеко? – поинтересовался Ратислав, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно, даже лениво.
– С четверть версты, – утишив голос, сообщил меченоша. – Из-за поворота показались.
– Сколько?
– Не счел. Сразу назад повернул, как ты велел, боярин.
– Дозорная сотня, должно, – протянул Ратьша. – Та, из которой наши половцы, – кивнул на побитых половцев, мимо которых они как раз проезжали. – Видели тебя?
– Видеть, может, и не видели, а свист слышать могли. Поспешим, боярин?
– Успеем. Увидят своих побитых, поопасаются засады. Пойдут сторожко. Так что оторвемся.
Первуша кивнул, соглашаясь.
Так, легкой рысью, они проехали версты три, сгоняя с дороги в лес попадающихся по пути крестьян. Потом в самом узком месте дороги уперлись в завал из свежесрубленных сосен. С той стороны завала их окликнули. Оказалось, люди из его, Ратьшиного отряда. Князь Роман, молодец, видя большое число бегущих в Рязань крестьян и зная, что вот-вот их настигнут татарские разъезды, придумал вот таким образом задерживать врагов. У завалов Роман решил оставлять десяток воинов с лошадьми. Они должны были шугануть приближающегося врага стрелами, чтобы не лезли вперед уж слишком нагло, а потом сразу уходить. Пока татары осмелятся подойти к завалу вплотную, пока поймут, что защитники ушли, пока пройдут с конями в обход, уйдет время, крестьяне успеют добраться до города.
Первуша и Ратьша спешились, ведя жеребцов в поводу, с трудом продрались через лесную чащу, обходя поваленные деревья. Там, забравшись в седла и пожелав удачи остающимся воинам, пустились в дальнейший путь.
Отряд догнали верстах в пяти от Рязани, миновав по пути еще пять таких завалов с караулившими за ними воями. Чем ближе к стольному граду, тем больше попадалось на дороге саней с крестьянами и бредущей за ними скотиной. На подходе к городу сани шли уже сплошной вереницей. Всадники Ратьшиного отряда ехали колонной по два пообочь дороги, чтобы не мешать их движению. Роман Романович Коломенский оказался в хвосте. Увидев Ратьшу, искренне обрадовался.
– Думал, пропал ты, Ратиславушка, – приобнял князь Роман поравнявшегося с ним боярина. – Перехватили вас татары.
– Скорее уж мы их, – хмыкнул Ратьша и рассказал о стычке с дозорным десятком половцев.
– Вдвоем – десятерых?! – восхитился Роман.
– Не ждали они нас. Осторожность потеряли. Вот и попались.
– И все-таки! Нет, какие молодцы! Все бы так по десятку татар положили, так уж и кончились бы они к этому времени.
– Ну, половцы – это не монголы. Те бы так не попались: порядок у них, по слухам, в войске железный. Уж ежели дозор бы правили, так грабить, поди, не стали бы.
– И все-таки десять воинов – это десять воинов!
– Ладно, перехвалишь, – махнул рукой Ратислав. – Князь Пронский где?
– В голове отряда едет вместе с сыновцами.
– Понятно… Народу-то в Рязань сколько прет. Успеют ли все добраться?
– Ох, не знаю, – озабоченно покачал головой Роман. – Татары, как понял, на пятки наступают.
– Так и есть. Завалы их малость задержат, конечно, но ненамного. Придумывать что-то надо.
– Надо, – кивнул коломенский князь. – Только вот что?
– А вот чего думаю, брат. Село Шатрище в трех верстах от стольного града помнишь ли?
– Само собой.
– Там перед ним лощина широкая да глубокая, лесом заросшая по краям.
– Помню такую, – вновь кивнул Роман.
– Так вот, дорога на Рязань проходит как раз поперек нее, через выемки в склонах. Склон, тот, что на стороне села, особо густо лесом порос. Дорога глубоко его прорезала, словно ров. Высота стенок пообочь дороги в самом глубоком месте сажени три, а то и четыре.
– Помню такое.
– Так, мыслю, надо завалить деревами этот проход, поставить людей наших по склону лощины сверху. Лес густой, склон крутой и высокий. Чем не вал градский? Подержим там сколько-то супротивников, дадим мужичкам успеть до города добраться. Вон их уже сколько.
Ратьша кивнул на дорогу. По ней и правда крестьянские сани ехали уже в два, а где и в три ряда. Скорее ползли, не ехали. Ревела испуганная скотина, кричали возницы, ругаясь друг на друга, плакали младенцы, голосили женщины.
– С версту осталось до того места, – продолжил Ратислав.
– Правильно размыслил, брат, – обрадованно согласился с Ратьшиным предложением Роман Романович. – Надобно поспешить в голову отряда. Чаю, уж они там почти добрались до места.
– Езжай, распорядись, – кивнул Ратьша. – Пусть начинают деревья валить, завалы ладить. Мужичков с обозов бери, чаю, бабы и без них три остатние версты до Рязани проедут. Как татары подойдут, отпустим. По краю склона пусть тоже завалы ладят, чтобы было где от стрел укрыться. А я здесь поеду, за порядком послежу.
– Понял, сделаю.
Роман кликнул троих своих ближников, пришпорил жеребца, и они помчались вперед в голову отряда. А Ратьша задумался, припоминая местность окрест дороги возле той самой лощины. Место для обороны и в самом деле было неплохое. Справа лощина заканчивалась на обрывистом берегу Оки. Склоны ее там становились еще выше, а заросли деревьев и кустарников не давали пройти коннице. Обойти обороняющихся и ударить оттуда могла только пехота, но она наверняка заметно поотстала от передовых конных отрядов татар. Пока еще подойдет. Крестьяне за это время должны успеть укрыться в городе.