Как только Гунчак закончил с едой, Ратислав в нетерпении вскочил с лавки, хлопнул половца ладонью по оплечью.
– Теперь на восточную стену. Чаю, оттуда татары на град полезут.
– Пешком пойдем? – Гунчак тоже поднялся на ноги.
– Поедем, конечно, – усмехнулся Ратьша, помня нелюбовь степняков к пешей ходьбе. Они до соседней юрты, до которой всего-то и было с сотню саженей, и то верхом добирались. – Поедем. У коновязи свободные лошади всегда стоят. А своих пока седлать не будем, чего их томить. Кстати, князь Юрий дал тебе коника?
– Из своей конюшни. – Гунчак не сдержал довольной улыбки. – Конь – огонь. Чудных статей.
– Хорошо. Пошли к коновязи.
Взяв оседланных коней, которых конюхи всегда держали у коновязи для срочных нужд княжьих людей, они проехали Столичный город поперек по широкой Спасской улице и добрались до Исадских ворот, одного из двух проездов в восточной стене. Воротная башня здесь была самая могучая из всех воротных башен Рязани. Мощнее даже Пронской. В три боевых яруса. Два нижних яруса, как и стены, были сделаны из засыпанных землей и камнями клетей. Третий ярус – срубной. Наверху – боевая площадка, накрытая четырехскатной крышей с чередой бойниц и заборол. Верхний ярус выступал над нижними обламом для кругового подошвенного боя. Проезд шириной в две сажени запирался двустворчатыми воротами из толстенных дубовых плах, обитых листовым железом. На внутреннем выезде имелись точно такие же ворота. В середине проезда путь перегораживала кованная из толстых железных прутьев, опускающаяся сверху решетка. Мост через ров разобран. От него остались только опорные быки.
Стена с напольной стороны города тоже отличалась устрашающей осадников мощью. Глубокий, в три сажени и широченный, в восемь саженей ров, плюс крутой, политый водой, превратившейся в лед, пятисаженный вал со стеной по его гребню. А стена была не просто стеной.
Когда-то давным-давно, когда Рязань только начала строиться, ее окружал простой дубовый тын. Но город рос, требовал более солидных укреплений, и следующую стену делали уже из городней – состыкованных друг с другом срубов, заполненных глиной, песком и камнями. Потом эту стену надстраивали, перестраивали, углубляли рвы, насыпали валы. Стена и вал становились выше и толще, ров – глубже. Эту стену три с лишним десятка лет назад разрушил и пожег великий князь Владимирский Всеволод Юрьевич, прозванный Большим Гнездом, отец нынешнего владимирского князя. Рязань тогда была разорена и сожжена. Ладно, население стольного града владимирцы вывели из-за стен. Увели во владимирский плен и ее князей с вятшими людьми.
По возвращении из плена рязанцы восстановили город и стены, сделав их выше и мощнее прежнего. Сейчас высота стены здесь с напольной стороны превышает четыре с половиной сажени. Толщина в ее верхней боевой части – две сажени. Боевую площадку прикрывает двускатная крыша, обмазанная глиной и политая водой – защита от огненных стрел. Боевая площадка, так же, как в башне, нависает над подошвой стены обламом. С внутренней части стены сохранились городни от стены старой, оберегающие ее от распирания. К ним пристроены осадные клети, перекрытые деревянными накатами. Их уже обживают беженцы, собравшиеся в Рязань с окрестных деревень. Вон дымки поднимаются от временных очагов, вареной снедью пахнет.
Снаружи, с напольной стороны, тоже для ослабления распора прирублена дополнительная линия городен высотой почти в половину высоты основной стены. Толщина городен больше сажени. С наружной стороны они надставлены заборолами, образующими боевую площадку, которая сверху прикрыта односкатной крышей, наклоненной в сторону поля и примыкающей к большой стене. Эта крыша тоже обмазана глиной и полита водой. Прирубленные городни образуют второй ярус крепостной стены. С боевой площадки этого яруса имеются проходы на основную стену для обороняющихся здесь воинов, намертво запирающиеся на случай, если враг сумеет сюда прорваться.
Имеется и третий ярус стены, самый нижний. Он сооружен из крепкого дубового тына, вкопанного в сажени перед вторым ярусом, и поднимается до трех четвертей его высоты. Промежуток меж тыном и ярусом также забит глиной с песком, оставляя сверху площадку, прикрытую частоколом высотой в рост человека. В частоколе имеются узкие прорези-бойницы для лучного боя. Имеются и проходы на второй ярус для защитников. А вот крыши третий ярус не имеет: боевая площадка выложена булыжником, пересыпанным известью, образуя плотное покрытие.
Далее город с напольной стороны прикрывают вал и ров. Сухой ров против осыпания обложен толстыми жердями. За рвом, чтобы конница осадников не могла гарцевать близко у стены, засыпая обороняющихся стрелами, вкопана линия надолбов – заостренных, наклоненных в сторону поля нетолстых бревен. Вкопаны они не плотно, так, чтобы пеший мог протиснуться, а конь – нет. Идущая на приступ толпа осаждающих тоже будет продираться через надолбы по-одному, подставляясь под стрелы и камни, летящие со стены. Готовясь к осаде, рязанцы вкопали впереди старой линии надолбов еще одну, саженях в тридцати.
Все это хорошо видно с дозорной башенки, венчающей проездную башню Исадских ворот, на которую забрались Ратьша с Гунчаком. Но смотрели они не на стены, вал и ров, а дальше, на опушку леса, стоящего сплошной стеной верстах в двух от стен Рязани, где за утро вырос громадный стан, пестрящий разноцветием шатров и дымящий бесчисленными кострами.
Глава 19
Стан подавлял своей невероятной громадностью. Ничего подобного не видели рязанцы, даже те, кто помнили владимирскую осаду тридцать с лишком лет назад. Шатры, юрты, палатки, снующие меж ними пешие и всадники. Даже сюда, до дозорной башенки долетал мощный гул, в который сливались лошадиное ржание, рев скотины, скрип тележных колес, человеческий говор.
Из-за леса, перед которым раскинулся вражеский стан, поднимались столбы дыма – татары жгли окрестные селения. Хотелось надеяться, что пустые: предупрежденные жители должны были успеть уйти за рязанские стены или в лесные схроны. Дымы поднимались на севере и юге тоже. Только на закате, за Окой дымов не видно. Да и то там, в лесной дебри, пересеченной болотами, селений имелось раз-два и обчелся, и добраться до них было совсем не просто.
– Исады горят, – глухо обронил один из двух дозорных, топчущихся на наблюдательной площадке, кивнув на особо толстый столб дыма на восходе.
– Люди там оставались? – спросил Ратислав. – Или ушли?
Дозорный пожал плечами, нахмурился, ответил:
– Люд оттуда в Рязань шел. Но говорили, кто-то хотел остаться, оборонять родной город. А остались, нет ли – кто знает?
– Навряд ли, – встрял в разговор второй дозорный, совсем молоденький, только усы пробиваться начали. – Коль оборонялись, не могли татарове его за утро взять.
– Сколько там осталось тех защитников! – не согласился первый дозорный. – А укрепления в Исадах не чета рязанским. Арканы на заборола накинули и полезли кучей. Тут не отмашешься. Зазря только головы положили. И-ех! – Старший дозорный сокрушенно покачал головой.
– Чего это? Смотрите! – вскинувшись, вытянул руку куда-то вправо молодой дозорный.
Ратислав, Гунчак и второй дозорный кинулись к правой стороне башенной площадки. Действительно, далеко справа по пронской дороге двигалось пешком множество людей. И люди эти не были похожи на монголов или их подручников.
– Да это же наши, – сдавленно просипел молодой дозорный, зрение которого оказалось поострее, чем у остальных. – Похоже, смерды из окрестных деревень. Не убереглись…
Теперь и Ратьша рассмотрел, что серая толпа состоит из рязанских селян, а может, и жителей мелких городков. Они угрюмо брели по дороге, кутаясь от мороза в какую-то рванину, хорошей зимней одежи ни на ком видно не было. Мужики, бабы, подростки. Стариков и совсем малых детей не видать. По бокам двигающейся по дороге людской змеи ехала редкая цепочка татарских всадников – охрана.
– Хашар, – каркнул из-за спины Ратислава Гунчак.
– Что? – обернулся к нему Ратьша.
Оба дозорных тоже обернулись к половецкому хану.
– Осадная толпа, – пояснил тот. – Татары собирают ее из отловленных в округе осажденного города местных жителей. Берут туда только тех, кто может работать. Детей и стариков обычно убивают. Хашар используют на тяжелых и опасных осадных работах.
– Вот ведь чего удумали, нехристи, – широко перекрестился старший дозорный. – Это ж додуматься до такого надо…
Дальше смотрели на приближающихся пленников в горестном молчании.
Людская змея доползла до татарского стана. Здесь хашар уже ждали. У правого края лагеря плотно стояло с сотню двуосных телег на больших, целиком деревянных колесах. Охрана гнала русских к ним. Здесь с телег раздавали инструмент: топоры, заступы, лопаты, слеги. Потом пленников делили на отряды человек по сто – сто пятьдесят и вели кого в ближний лес, кого в сторону городских стен.
– Чего теперь ждать? – поинтересовался у Гунчака Ратислав. – Что их делать заставят?
– Кто-то будет ров заваливать, – пожав плечами и вздохнув, ответил половец. – Кто-то частокол вокруг города ладить от вылазок и от обстрела со стен. Я тебе о таком вроде говорил, когда об осаде Биляра булгарского сказывал.
Ратьша кивнул, он помнил.
– Ну вот, – продолжил Гунчак. – Те, кого в лес погнали, будут колья для этого самого частокола рубить. Еще там же, в лесу, дерево готовить будут для осадных орудий. Татары их собирают только при осаде. Части железные от них в обозе возят, а деревянные делают на месте. Кстати, камень где-нибудь близ града у вас ломают? Им камень для пороков нужен будет. Ежели они, конечно, с собой его не везут. Но то вряд ли. Кувшины с зажигательной жидкостью – это да, а камни – нет, вряд ли, тяжелы. Но коль нет камней, могут вместо них деревянные обрубки метать из древесных комелей сделанных, водой для веса напитанных.
– Есть каменоломня верстах десяти, за Исадами, – протянул Ратислав. – Камень там ломали для постройки храмов. Да и до сих пор берут для мелких нужд да для пережога на известь. Место глухое. Думаешь, найдут?