Ратьша, стиснув зубы, рубил направо и налево заметно потяжелевшим мечом, отбивал удары совсем уже неподъемным пехотным щитом. Упал ничком очередной враг, срубленный косым ударом в основание шеи, и из-за него возник распаренный, забрызганный кровью Годеня, под чьим началом в этой вылазке был десяток воинов.
– Жив, боярин! – воскликнул он, скаля из-под усов в радостной улыбке белые крупные зубы.
– Живой… – устало помотал головой Ратислав.
– Добро! Что дальше делать? Приказывай!
– В город! – возвысил голос Ратьша. – Возвращаемся в город. И не мешкая!
Годеня оборотился к своим воинам, крикнул:
– Развертайся! За стены уходим! За стены!
Его послушались. Видно, сотенный начальник был убит или ранен, и Годеня принял оставшихся под свою руку. Воины, ударившие булгарам в спину, развернулись, прикрылись щитами и быстрым шагом двинулись к татарской городне. Люди Ратьши поспешили следом, отбивая наскоки булгар с боков и сзади.
Через городню по снежному приступку перевалили быстро, но все равно потеряли около двух десятков отступающих последними. Не захотели хоробры быть убитыми в спину преследователями, перелезая частокол, а предпочли полечь лицом к врагу, прикрывая своих соплеменников.
Заминка произошла опять при преодолении первой линии надолбов. Но татарские стрелки подтянуться еще не успели, а булгары, получившие свое, преследовать рязанцев дальше городни не стали. Потому это препятствие преодолели без потерь. Вторая линия надолбов скрывалась в темноте. Прошли ее, потеряв двух человек ранеными: татары начали стрелять, но стреляли наугад, потому и зацепили только двоих.
Попрыгали горохом в ров. Теперь здесь места хватало всем. Уф! Можно было вздохнуть, последний рывок вымотал окончательно. Ратьша сбросил с онемевшей руки щит, сунул, не вытирая, окровавленный меч в ножны, расстегнул подбородочный ремень, стащил с головы шлем вместе с подшлемником, остужая голову. Сел, прислонившись спиной к бревенчатой стенке рва. Давно он так не выматывался. Немного отдышавшись, поднялся на подрагивающие ноги, осмотрелся. Рядом тут же возник Первуша, встревоженно оглядывающий своего боярина: не ранен ли?
– Все в порядке со мной, – похлопал по плечу верного слугу Ратислав. – Сам-то как? Не зацепили?
– Ништо, – махнул рукой парень. – Так, попятнали сквозь бронь чуток, но не пробили. Только синяки и будут.
– Гунчака не видел? Жив ли?
– Живой. Чего ему сдеется в середке-то строя. Вон там, чуток подале сидит, отпыхивается. – Первуша махнул куда-то вправо в темноту рва.
Подошел Годеня, размазывая кровь по лицу.
– Поранен? – спросил Ратьша.
Годеня глянул на измазанную кровью руку, вытер о полу полушубка, торчащую из-под короткой, но просторной копытной брони, сказал только:
– Чужая.
– Ладно, – кивнул Ратислав. Помолчав, добавил: – Уводите людей в город по тайным ходам.
Первуша и Годеня кивнули, повернулись, чтобы идти исполнять приказ.
– Погоди, Годеня, – остановил десятника Ратислав.
Тот остановился, обернулся.
– Пойдешь ко мне под руку?
– Кем, боярин?
– А при мне будешь. Меченошей.
– Пойду, – просто сказал Годеня, повернулся и скрылся в темноте рва, скликая отдыхающих ратников.
Ушли за стену довольно быстро, что не слишком-то радовало: мало осталось людей после самоубийственной вылазки. Пока проходили по тайным ходам, посчитались. Живых осталось всего две сотни и полтора десятка. Из них два с лишним десятка раненых. По счастью, не тяжело. Тяжелораненые остались за татарской городней, так как вынести их не было ни сил, ни времени.
За городской стеной Ратислава встречал сам великий князь. Был он угрюм и подавлен. Спросил хрипло:
– Сколько людей осталось?
Ратьша ответил. Юрий помолчал, потеребил заидевевшую бороду. Спросил еще:
– Видел, сумели все же пороки пожечь. Сколько?
– Три всего лишь… – Ратислав виновато склонил голову.
– Ты хоть три, да сжег. Остальные до них даже не добрались.
– Что, вернулись уже?
– Вернулись раньше тебя. – Князь откашлялся, сплюнул на снег. – Те, что напротив Ряжских ворот вылезали, даже городню перелезть не смогли: ждали их.
– Всех ждали. Я говорил о том, – не слишком почтительно встрял в речь Юрия Ратислав.
– Знаю! – вскинулся великий князь. И уже тише: – Теперь знаю… – Помолчал, продолжил: – Те, что у Ряжских, потеряли полторы сотни. Всех от стрел. Вернулись, не добравшись до городни. А вот те, что у Исадских, городню перелезли, вот только до пороков их не пустили, да еще и от города отрезали… Пять десятков всего назад пробились…
Ратислав сокрушенно покачал головой. Да, коли бы не Годенина сотня, то же было бы и с его людьми. Но князю он ничего не сказал. К чему? Что вышло, то вышло. Одно утешает: не зря его воины полегли, сожгли все же три камнемета. Вот только сильно ли поможет это городу? И не лучше ли бы пригодились погибшие его защитники на стенах? Но что уж теперь. Что сделано, то сделано…
– Да ты еле на ногах стоишь, – как сквозь вату донесся до Ратьши голос великого князя. – Иди отдыхать, воевода.
Юрий Ингоревич повернулся и зашагал в сторону Ряжских ворот в сопровождении свиты. Скоро они скрылись в темноте. Только скрип снега под их ногами еще долго разносился в морозном воздухе.
Снова навалилась невыносимая усталость. Ратьша с трудом удержался от желания усесться прямо на снег здесь, у городской стены, вытянуть гудящие ноги, закрыть воспаленные глаза. Хорошо, подошел, казалось, не знающий усталости Первуша. Парень сразу почувствовал состояние своего боярина, подставил плечо. Ратьша с облегчением оперся об него и, сцепив зубы, зашагал в ночь.
Далеко уйти не дал догнавший их Годеня. Посмотрев на измотанного воеводу, он решил:
– Нечего вам мотаться через полгорода. Заночуете у нас в осадной клети. Там и поесть чего найдется. Да и места теперь хватит. Проредили нас татары знатно.
Что-то отвечать не было ни сил, ни охоты, и Ратьша только согласно кивнул.
Глава 24
Первый камень ударил в рязанскую стену утром, едва развиднелось, между Ряжскими и Исадскими воротами, в верхнюю часть третьего яруса. Пробил забороло, сделав дыру сажени в полторы, влетел в боевой ход, отскочил от бревенчатого пола, ударил изнутри в двускатную крышу, пробил ее, разметывая доски, вылетел наружу и улетел по крутой дуге в город. Там, уже потеряв силу, больших бед не наделал, сломал только прясло между двумя дворами. Ни на стене, ни в городе он людей не зацепил. В тихом утреннем воздухе грохот от удара и треск ломаемых бревен и досок разнесся далеко. Слышно было во всем городе.
Грохот и треск разбудили Ратислава, да и всех спавших вместе с ним в осадной клети, где они устроились на ночь после неудачной вылазки. Быстро облачились в сброю и выскочили наружу. К этому времени стена с напольной части города уже содрогалась от попаданий новых камней из татарских пороков. Снова грохот, треск. На выскочивших из клети Ратьшу и его спутников сверху посыпались древесные обломки и щепа. Прикрываясь прихваченными щитами, они кинулись к ближайшей лестнице, ведущей на стену. Уже добравшись до боевого хода и почувствовав, как содрогнулся пол после очередного попадания, Ратислав крикнул вниз, карабкающимся по лестнице воинам:
– Назад! Под стеной сидите! Побьют здесь зазря!
Его послушались. Те, кто успел начать подъем, полезли обратно. Кто не успел, встали под стеной в тревожном ожидании. Ратьша метнулся к ближайшей бойнице, вглядываясь в рассветную сумеречную мглу, стараясь рассмотреть еще плохо видимые татарские камнеметы. За его спиной к бойнице пристроились, тяжело дыша, Гунчак и Годеня. У соседней бойницы напряженно застыл Первуша.
Наступило короткое затишье. Видно, татары заряжали в пороки новые камни. Ратислав и его спутники оказались на стене между Ряжскими и Исадскими воротами. Ближе к Исадским. Кроме них здесь находились редкие стражники. Изрядно напуганные, надо сказать. Справа в саженях двадцати камень разрушил крышу, и через дыру в сумрак боевого хода сочился сероватый утренний свет. Ратьша высунулся в бойницу, чтобы оценить повреждения, нанесенные стене первым залпом, но увидеть с этого места ничего толком не удалось.
– Идем на Исадскую башню, – приказал он. – Осмотримся.
Боярин повернулся налево и быстро зашагал по боевому ходу в сторону Исадских ворот. Дошли быстро. Забрались на верхнюю боевую площадку башни. Сюда тоже угодил камень. Он пробил крышу и, не сумев разрушить заднюю часть заборола, лежал здесь же, на площадке. Приличный такой камешек, пудов на восемь. Известняк из местной каменоломни. Такие разгружали невольники третьего дня.
– Никого не зацепило? – спросил Ратислав у одного из четверых находящихся здесь стражей.
– Бог миловал, – качнул головой тот.
К этому времени заметно посветлело: темные облака на восходе разогнал ветерок, и чуть ли не впервые за последние две седмицы показалось солнце. Вернее, пока еще только его багровый краешек, светящий Ратиславу и его спутникам почти прямо в лицо.
Отсюда, с боевой площадки башни, стало возможно рассмотреть повреждения, нанесенные стене. Как и предполагалось, пороки били в три места напольной части стены, примерно посредине между Исадскими и Ряжскими воротами и по воротным башням и прилежащим участкам стены названных ворот.
Башня Исадских ворот пострадала не сильно: кроме пролома в крыше видны были еще несколько вмятых бревен в наружной стенке. Обитые железом ворота вроде целы. Башня Ряжских ворот тоже особых повреждений не имела. Во всяком случае, насколько было видно отсюда, с воротной башни Исадских ворот.
А вот стене между воротами досталось гораздо сильнее. В том месте, куда в основном били камни, заборола и крыша третьего яруса были снесены напрочь на протяжении саженей пяти. Еще в двух местах в заборолах имелись дыры шириной сажени по две-три. В стене первого яруса в одном месте камни сломали и выбили пару бревен. В пролом высыпалась часть глины и камня, заполняющих промежуток между стеной первого и второго ярусов.