Дрогнувшие еще до схватки татары не выдержали и все же побежали. Вправо-влево, под мечи и копья Ратьшиных всадников; назад, к лестницам, ведущим на гребень вала. Кто-то, совсем обезумевший, попытался протиснуться мимо всадников. Тех, кому это удалось, встречали рогатинами и дубьем бездоспешные защитники города. Потерявшую строй, утратившую способность защищаться толпу рубить – сердце радуется. Времени это заняло совсем мало. Спаслись только те немногие, кто успел взобраться на вал.
Отдыхать и праздновать победу, однако, некогда: у рязанцев, пытающихся наверху закрыть прорыв и выбросить за пределы стен прорвавшихся врагов, получалось это плохо. Им надо помогать, и, как ни не хотелось Ратьше спешивать своих и гнать их по лестницам наверх, больше делать ничего не оставалось. Стражники, конечно, тоже полезут, но их сил может и не хватить. От бездоспешных совсем толку будет немного, только полягут тут все, у подошвы вала.
– Спешиться! – отдал приказ Ратислав.
Его люди послушно спрыгнули с седел. И на этот раз потерь, похоже, удалось избежать. Но вот что будет теперь, когда придется поменяться со штурмующими татарами местами и самим лезть на вал родного города? Под клинки оседлавших его врагов. Конечно, внутренняя сторона городского вала заметно ниже, имеется уступ на том месте, где стояли сгоревшие уже осадные клети. Да и более пологая она отсюда. Но все-таки… все-таки… Гнать отборных всадников пешими на убой…
Стражники, не успевшие, видно, устать и разгоряченные видом крови врагов, сразу же полезли по лестницам на вал. Ратьша своим не стал говорить ничего, только махнул рукой в сторону лестниц. Все его поняли и, надо отдать должное людям, не замялись ни на миг, все разом полезли наверх. Ратислав дернулся было возглавить приступ, но его прихватили за локти Первуша и взявшийся откуда-то Годеня.
– Не торопись, боярин, – проворчал последний. – Успеешь еще голову под мечи подставить.
Ратьша зыркнул на них грозно, вырвался и полез по лестнице. Однако в первые ряды выбиться уже не успел, его опередили. С боков по лестницам, примыкавшим вплотную к той, по которой он карабкался, лезли Первуша и Годеня, прикрывая своего воеводу с боков.
Бездоспешные, успевшие порадовать душу убийством ошеломленных ударом конницы татар, дружно и плотно полезли на вал следом за Ратьшиными людьми. Сверху над головой усилился шум сражения – это лезущее подкрепление из стражников и спешенных всадников добралось до татар, отбивающихся от напирающих с боков рязанцев.
По откосу вала внутрь города покатились раненые и убитые. И русские, и татары вперемешку. Некоторые летели кувырком прямо по лестницам, сбивая лезущих по ним рязанцев. Падали и невредимые, просто слетевшие вниз в дикой давке, образовавшейся на гребне вала. Такие, если это были защитники города, достигнув подножья откоса, вскакивали на ноги и вновь лезли наверх. С живыми татарами быстро и жестоко расправлялись горожане, ждущие своей очереди, чтобы полезть на вал и вступить там, на его гребне, в схватку.
Когда Ратислав добрался до уступа, на котором когда-то стояли сгоревшие ныне осадные клети, его воинам и стражникам уже удалось закрепиться здесь и даже слегка потеснить татар. Переведя дух – все же лезть по обледеневшим ступеням лестницы было нелегко, – он растолкал своих и сумел пробиться в первый ряд. Первуша и Годеня последовали за своим боярином, прикрывая его справа и слева.
Татары сбились плотно. Даже слишком. Так, что им стало трудно пользоваться щитами и даже мечами. Да и строй они потеряли. Теперь это была больше толпа, чем строй. Слабые места в их обороне нашлись быстро. Ратьша уколом в бедро заставил скорчиться одного, оттолкнул его щитом в сторону под мечи своих людей, подшагнул вперед. Первуша с Годеней чуть поотстали, образуя удобный для пешего боя треугольник. Теперь Ратьша мог не заботиться о защите с боков.
Следующий татарин, обдав Ратислава жаром запаленного дыхания, попытался ткнуть острием кривого меча ему в лицо поверх щита. Поднимать щит Ратьша не стал, можно получить железо в пах, просто отклонил немного голову и тут же несильно рубанул, даже, скорее, резанул по обнаженной кисти врага, сжимавшей меч. Тот глухо вскрикнул, выронил оружие и отшатнулся назад. Подпиравшие его сзади соплеменники не дали этого сделать. Татарин подался вправо-влево. Щит его чуть опустился при этом.
– Жри! – с ненавистью выплюнул ему в лицо Ратьша, молниеносно вгоняя острие меча в полуоткрытый рот, высунувшийся из-за верхнего края щита.
Падать назад, вправо или влево татарин не мог и завалился на Ратислава, орошая подставленный им щит потоками крови. Тот чуть повернулся, давая мертвецу упасть под ноги, сделал еще один маленький шажок вперед. Первуша и Годеня не отставали.
Но тут сверху, с гребня вала, на русских обрушилась татарская подмога, надавив на них своими телами. Строй рязанцев смешался. Ратислав в возникшей сумятице сумел все же заколоть двоих, а потом его вместе с обоими меченошами и еще десятком-другим рязанских воинов и подоспевшими на подмогу мужичками столкнули с края уступа, и они одной кучей покатились вниз по откосу и лестницам, увлекая за собой лезущих наверх защитников города.
Пока катились вниз, Ратислава мучила единственная мысль: неужели на помощь штурмующим подоспела вторая волна? Если так, дело плохо. Докатившись до низа и упершись ногами в еще теплое и мягкое тело только что убитого татарина, он тут же вскочил на ноги и, не чувствуя боли от ушибов, снова полез вверх по лестнице…
На помощь татарам, оседлавшим гребень вала, и в самом деле подошла подмога. К счастью для русских, не слишком многочисленная. Видно, монгольский воевода, командовавший приступом на этом участке, видя наметившийся успех, собрал все, что можно было собрать, и бросил в пролом. Подмоге этой хватило сил сбросить с вала лезущих снизу и немного потеснить напиравших с боков защитников города. Но обезумевшие от ярости и страха за близких русские, забыв о страхе смерти, лезли и лезли к гребню, толкаясь, перелезая через тела замешкавшихся, добирались до татар и сцеплялись с ними в смертельной схватке. Эта неистовость заменяла собой отсутствие навыков боя у тех, у кого их не было, и утраивала боевое мастерство бывалых воинов. Бездоспешные мужички с дикими криками прыгали на мечи и щиты, пытаясь достать своим самодельным оружием укрывающихся за ними татар, ломая вражий строй весом своих тел. Падали, захлебываясь собственной кровью, но и здесь, на земле, умирая, пытались достать врагов ножами или даже зубами. Некоторые из них, забираясь на гребень вала, не вставая в рост, подсекали татарам ноги, роняя их под мечи и топоры лезущих следом соратников.
И татары не выдержали, начали пятиться. Как раз в этот момент на вал и взобрался Ратислав с двумя своими меченошами. Опять встали углом и пошли рубить напирающих врагов, переступая через наваленные грудами тела убитых и корчащихся от боли раненых.
И опять навалившиеся плотной кучей татары столкнули их вниз вместе со всеми, кто сумел зацепиться за край ровной площадки. И опять при этом Ратислав успел зарубить двоих-троих. Не помогло, снова они и десятка два рязанцев заскользили вниз по склону вала.
На этот раз сразу лезть по лестницам наверх не смогли – запалились, надо было хоть немного перевести дух. Отдыхиваясь, Ратьша огляделся. По лестницам на гребень вала продолжали подниматься защитники города. Частью это были такие же, как и они, спихнутые татарами сверху. Эти уже перемешались: остатки Ратьшиных людей, стражники, бездоспешные лезли как попало – кто поблескивая железом доспехов, кто серея сермягой или белея полушубками. Кроме тех, кто начинал затыкать прорыв, появились и новые защитники города. Саженях в двадцати от вала собрались и готовились к бою сотни полторы-две воинов, видно, снятых откуда-то с других мест городской стены. Позади них маячило десятка три всадников. На одном алело княжеское корзно. Сам Юрий Ингоревич сюда примчался? Так и есть.
А с улочек и переулков близ стены к месту прорыва продолжали стекаться ручейки защитников: горожане и смерды, сбежавшиеся за стены со всей округи. Бездоспешные, плохо вооруженные, но зато полные желания умереть, но не пустить страшного врага в родной город. Эти тащили с собой еще и лестницы, которые сразу же начали прилаживать к внутренней стороне вала. Лестниц оказалось так много, что они ложились почти вплотную друг к другу.
Как только рязанцы убеждались, что уложенная лестница стоит прочно, тут же устремлялись по ней вверх, распаляя себя воинственными криками. Совсем скоро они уже перли к гребню вала сплошным потоком, плечом к плечу. Хоть и вооружены были кое-как, но их было много, да еще и с боков на оседлавших вал татар поднажали те, кто наступали по его гребню… И враги начали пятиться. Вот их выдавили с уступа, на котором когда-то располагались осадные клети, вот бой уже кипит на самом гребне вала. И тут… И тут к татарам подоспела подмога, новая волна наступающих. Опять в темных доспехах и одежде. Черная волна вновь сбросила защитников с гребня вала. Бой закипел на уступе осадных клетей.
К этому времени Ратислав и его ближники отдышались и полезли наверх, сдавливаемые с боков карабкающимися вместе с ними рязанцами, подталкиваемые ими же снизу.
Татары были лучше вооружены, но русские защищали родной город и готовы были душить врагов голыми руками и грызть зубами. Вал в месте прорыва оказался завален трупами в несколько слоев, и теперь на этой куче мертвых тел закипела страшная резня. Люди обезумели от ярости – и та и другая сторона. Русские знали, что заслоняют собой своих чад и домочадцев, татары помнили о монголах, пославших их в бой и повелевших без победы не возвращаться.
Упавшие раненые или просто сбитые с ног, затаптываемые теми, кто на ногах пока держался, резали друг друга ножами, душили, разрывали рты, вцеплялись зубами, стараясь добраться до горла. Вал в месте прорыва напоминал разоряемый муравейник, кишащий рассвирепевшими мурашами. Тела людей в месте столкновения с врагом вздымались волной высотой в два роста человека и выше. Волна опадала мертвыми и ранеными, вновь вздымалась, двигалась то к наружному краю вала, то к внутреннему…