* * *
Генерал Чайна сидел в кресле бортмеханика в кабине вертолета и разглядывал окрестности сквозь бронированное стекло. В это раннее утро воздух был кристально прозрачен, и лучи восходящего солнца освещали золотистым светом каждую деталь раскинувшегося под ними ландшафта.
Хотя генерал налетал на захваченной машине уже много часов, он все еще не привык к тому необычному ощущению силы, которое вызывала в нем пилотская кабина. Земля и все, что находилось на ней, лежали у него под ногами, и он смотрел сверху на человечество через призму власти над жизнью и смертью людей.
Он протянул руку и взялся за ручку управления подвесной пушкой. Пистолетная рукоять прекрасно ложилась в его правую ладонь, и как только он надавливал рукой на рычаг, перед ним сразу же загорался экран прицела. Когда он двигал ручку вперед-назад, вверх-вниз, многоствольное орудие в точности повторяло его движение, а на экране возникало изображение цели.
Легким движением указательного пальца он мог послать мощный поток снарядов, который смел бы любую выбранную им цель. А еще простым изменением положения переключателя на панели управления он мог выбрать любое имеющееся оружие: ракеты, пулеметы или реактивные снаряды.
Чайне потребовалось совсем немного времени, чтобы освоить сложное оружие: базовые знания, которые он получил в учебном лагере для диверсантов в Сибири много лет назад — когда еще только началась освободительная война в Родезии, — надежно поддерживали его все эти годы. И тем не менее сейчас он располагал самым изумительным огнестрельным оружием, до которого когда-либо дотрагивалась его рука, и это очень возбуждало.
Отдав короткую команду, он мог зависнуть в воздухе, как высматривающий жертву орел, или спикировать, как сокол, подняться высоко в небо или танцевать над самой макушкой леса. Эта машина давала ему такие власть и силу, что он чувствовал себя подобным богу.
Почти с самого начала возникли проблемы, которые пришлось решать. Он не мог работать с русским пилотом и его техниками. Они в душе ненавидели его и были крайне ненадежными. Чайна понимал, что, несмотря на висящую над ними угрозу ужасной смерти, эти люди воспользуются первой же возможностью, чтобы либо сбежать, либо вывести из строя драгоценную машину. Кому-нибудь из техников достаточно было бы слить жидкость из какой-нибудь важной системы, или ослабить болт, или выжечь участок провода, а ни у Чайны, ни у кого-либо из РЕНАМО не хватит технических знаний, чтобы определить, в чем дело, пока не будет слишком поздно. В довершение всего русский пилот с самого начала повел себя так, что их общение стало почти невозможным. Он изображал из себя глухого и умышленно путал команды Чайны. Учитывая, что Чайна не может без него обойтись, он с каждым днем становился все более дерзким и непокорным.
Чайна решил эту проблему очень быстро. Через несколько часов после уничтожения русской эскадрильи и захвата вертолета он отправил кодированное сообщение на станцию, расположенную в двухстах милях севернее — между государственными границами Мозамбика и Малави. Сообщение было принято и декодировано в штаб-квартире большой чайной плантации на горе Мланьи, владелец которой был членом центрального комитета Мозамбикского национального сопротивления и исполнительным директором разведки РЕНАМО. Он по телексу передал сообщение Чайны и свой запрос прямо председателю центрального комитета в его штаб-квартиру в Лиссабоне. И через шесть часов отличный португальский военный пилот с налетом в несколько тысяч часов и два квалифицированных техника были на борту авиалайнера компании ТАП, направлявшегося на юг, к берегам Африки. В Найроби они пересели на малавийский коммерческий рейс, следующий прямиком в Блантайр, столицу Малави. А там их уже поджидал шофер «лендровера» с плантации, готовый отвезти их на частный аэродром крошечного чайного государства.
Той же ночью двухмоторный «бичкрафт», принадлежащий чайной компании, совершил ночной перелет к озеру Кабора-Басса — рискованное путешествие, которое пилот этого самолета проделывал уже не раз. Единственная красная сигнальная ракета вывела его на секретную посадочную полосу, прорубленную людьми Чайны в дикой местности к западу от горной системы Горонгоза.
Две линии бойцов РЕНАМО, держащих горящие факелы из пропитанных парафином тряпок, обозначили посадочную полосу. Самолет аккуратно приземлился, не выключая двигателей, высадил пассажиров, развернулся и устремился к другому концу полосы. Взревев двигателями, самолет взлетел, набрал высоту и улетел в ночь обратно на север.
Еще недавно для того, чтобы привезти людей или оборудование, не требовалось таких сложностей. Еще год назад Чайна направил бы свой запрос скорее на юг, чем на север, а вместо маленького частного самолета прилетел бы вертолет «Пума» с опознавательными знаками южноафриканских военно-воздушных сил.
В те дни, когда марксистский президент ФРЕЛИМО Самора Машел поддерживал боевиков Африканского Национального Конгресса и позволял им использовать Мозамбик в качестве базы для террористических атак с магнитными минами и начиненными взрывчаткой автомобилями против мирного населения Южной Африки, южноафриканское правительство в ответ оказывало полную поддержку силам РЕНАМО, намеревавшимся свергнуть ФРЕЛИМО и правительство Машела.
Затем, к великому неудовольствию командования РЕНАМО, Самора Машел и Питер Бота, президент Южно-Африканской республики, в маленьком городке Нкомати, находящемся на границе между их странами, подписали соглашение, прямым результатом которого стало чудовищное сокращение помощи РЕНАМО со стороны Южной Африки в обмен на вывод диверсионных групп Африканского Национального Конгресса из Мозамбика.
Конечно же, обе стороны негласно нарушали соглашение. Машел закрыл офисы Африканского Национального Конгресса в Мапуту, но разрешил боевикам продолжать террористическую войну, правда теперь уже без официальной поддержки и одобрения ФРЕЛИМО, а Южная Африка, хотя и сократила поддержку РЕНАМО, время от времени допускала пересечение «Пумами» границы.
Затем, после того как Самора Машел погиб при крушении собственного самолета — антикварного «Туполева», который по старости был списан с воздушных линий СССР и великодушно передан Машелу его русскими союзниками, — правительственные платформы снова поменялись в обратную сторону. Оборудование «Туполева» было изношено до предела, а в ночь накануне полета русские пилоты так набрались, что даже не нанесли на карту маршрут полета. Они почти на двести километров отклонились от курса и разбились на границе с Южной Африкой. На самом деле они врезались в землю на Мозамбикской территории, но каким-то немыслимым образом подпрыгнули и окончательно приземлились уже на территории Южной Африки.
Несмотря на совершенно очевидные записи «черного ящика» «Туполева» о том, как русские пилоты неоднократно требовали у стюардессы еще водки, а также о том, что они предполагали сделать с девушкой, когда приземлятся, если она не выполнит их требование (беседа была оживленная, изобилующая анатомическими подробностями), и русские, и руководство ФРЕЛИМО обвинили в гибели Машела Южную Африку. Вместе с Машелом на отдаленном южноафриканском холме погибло и соглашение, подписанное в Нкомати, и «Пумы» возобновили свои полеты через границу, доставляя припасы для диверсантов РЕНАМО.
Затем из диких районов Мозамбика мало-помалу начали просачиваться очень интересные новости. Сначала из африканского буша появилась группа преданных своему делу миссионеров, которые описали вопиющие опустошения, нищету, голод и зверства, вызванные разнузданными действиями диверсантов РЕНАМО в стране, по территории равной Франции. Потом несколько пронырливых журналистов умудрились проникнуть в зону боевых действий, но только двое из них сумели выжить и дать подробный отчет о том аде, который здесь творится. В некоторых из их сообщений говорилось о том, что по приблизительным подсчетам среди мирного населения от голода, болезней и геноцида погибло более полумиллиона человек.
Десятки тысяч беженцев хлынули потоком через южноафриканскую границу. Перепуганные, истощенные, обессилевшие от болезней, они рассказывали совершенно жуткие истории. Южноафриканское правительство, к своему ужасу, поняло, что в лице РЕНАМО оно собственными руками вскормило настоящее чудовище.
В то же самое время более умеренный Чиссано, который сменил Самору Машела на посту президента Мозамбика и председателя ФРЕЛИМО, начал делать шаги в обратном направлении. Два президента встретились, и соглашение, которое было когда-то подписано в Нкомати, поспешно восстановили, но на этот раз с честными намерениями. И на следующий же день всякая помощь РЕНАМО прекратилась.
Это произошло всего лишь несколько месяцев назад. Генерал Чайна и другие командиры РЕНАМО были злы и доведены до отчаяния: их запасы продовольствия и оружия таяли на глазах, а новых поставок не предвиделось. Вскоре они будут вынуждены выживать только за счет грабежа и трофеев, добывая пищу и прочие необходимые вещи в стране, опустошенной двенадцатилетней войной. Вполне естественно, что теперь они обратили свой гнев на мирное население и на любого иностранца, который пробирался в страну и попадал в плен. Весь мир был против них, а они против всего мира.
Сидя в высоком кресле вертолета, генерал Чайна вспоминал все это. Ему казалось, что отсюда он видит повсеместный хаос и неразбериху. Вся страна была подобна созревшему нарыву, а в подобных случаях очень часто верх берет хитрость и жестокость.
Из всех полевых командиров генерал Чайна показал себя за эти годы наиболее способным. С каждым очередным успехом и победой его позиции укреплялись. Среди трех группировок РЕНАМО его армия была самой сильной. Номинально всем движением сопротивления руководил центральный комитет, но, как ни парадоксально, после каждой неудачи движения росли престиж и влияние именно генерала Чайны. Все больше и больше центральный комитет вынужден был считаться с его желаниями. Та скорость, с какой они выполнили его запрос о пилоте и авиационных специалистах, доказывала