Но здесь в Петерб[урге] 2 мор[ских] офицера, в том числе К. Л. Гейсмар, попались вместе с молодыми кавалергард[скими] офиц[ерами] в глупой шалости. Подгулявши, они ночью разъезжали по городу и били стекла. Я приказал всех их выдержать 2 недели под арестом и надеюсь, что вперед подобное не будет повторяться.
Посылаю тебе полученное мною по почте письмо от Анненковой, по штемпелю ты увидишь, что оно писано из Парижа. Оно служит подтверждением новой и неслыханной глупости, о которой, к сожалению, мы уже знали et vous, jugerez vous-même du ton de la lettre, qui est en même temps bête et impertinente! [42] В последнем моем письме я тебе уже написал мое мнение об этом и потому мне ничего не остается прибавить. Бог с ними.
С нетерпением жду теперь, на что матушка решится, – поедет ли она в Палермо и когда. Здесь нового особенного ничего нет, кроме внезапной смерти милой [Алеки?] Пален, бедные родители и жених жалки до крайности.
На этой неделе смотрел я гимнастику и фехтование в Гвардии, по одной роте, по моему назначению, с полка и остался весьма доволен сделанными в короткое время успехами.
Всей Армии возвратил я, согласно общему желанию, прежние эполеты, которые будут носиться на том же основании, как в Гвардии. При этом я так же возвратил шитые петлицы всем войскам, получившим оные за военные [сражения?], равно и моим полкам. Все прочее остается без всякого изменения.
Вот пока и все. Никола здоров и мил по-прежнему. Обнимаю тебя от всей души. Морякам нашим мой поклон, ты знаешь и, надеюсь, и они знают, как у меня сердце к ним лежит.
Бог с тобою.
Насчет осторожности в твоем поведении и в разговорах во время пребывания твоего во Франции мне нечего тебе повторять. В особенности с самим [Наполеоном] et surtout en politique, laissez-le venir à Vous, е́coutez-le et ne vous compromettez pas en avançant vos propres idе́es. Les miennes, Vous les connaissez, elles sont basе́es sur une politique franche et loyale [43].
Благодарю тебя, любезный Костя, за письмо твое от 8/20 Мар[та]. По телегр[афу] я уже знаю о твоем благополучном возвращении в Ниццу после 10-дневного плавания с эскадрою, надеюсь, что ты остался всем и всеми доволен.
Итак, теперь ты в Риме с дорогою нашею Матушкою. Дай Бог, чтобы поездка эта ей не повредила. Я очень рад днями прибытию туда короля Прус[ии] [44], который страстно любит этот древний город так, как и я, по приятным для меня воспоминаниям молодости. С нетерпением буду ждать теперь известий о прибытии твоем во франц[узские] порты и в самый Париж.
Помни, что я тебе говорил и писал в последнем моем письме. Учтивость без лишней фамильярности и осторожность в твоих разговорах и суждениях со всеми и в особенности с Напол[еоном].
Покуда его доброжелательство к нам, к сожалению, ограничивалось более словами; и последние его проделки и переговоры в Констант[инополе]: о Черногории, без нашего ведома, не совсем честные [45]. Влад[ыко] Данило [46] теперь сам в Париже и желает снискать себе его расположение, отказавшись самым неблагодарным образом от векового нашего покровительства.
Он успел, говорят, всех вооружить против себя, и весьма вероятно, что Черногорцы его не впустят обратно. Если Франция в дело это вмешается, то может из этого опять выйти каша, ибо мы, с нашей стороны, не можем оставить несчастных наших единоверцев на произвол западных держав и Турции.
В Персид[ском] деле Напол[еон] также приписывает своему вмешательству теперешний исход дела, который впрочем не есть окончательный, ибо мы еще не знаем, приняты ли Шахом все кондиции мирного трактата с Англией.
Она явно добивается присутствия своих агентов на Каспийском прибрежий, на что мы никак не сможем согласиться, и поэтому мы предложили Персии определить вопрос о консулах особою конвенцией. Ответа мы еще не получили. Из этого всего ты видишь, что мы не имеем причины делать Напол[еону] de trop grandes avances. Notez-vous cela [47].
Горчаков прочел мне письмо твое о посылке Путятина и свой ответ, из которого ты усмотришь, что хотя в инструкции ничего не упомянуто об гавани, но на словах ему предоставлено коснуться и этого пункта, если по обстоятельствам он признает это возможным. Во всяком случае будь спокоен, что лев[ый] Бер[ег] Амура и устье останутся за нами, и я разрешил Муравьеву [48]продолжать в нынешнем году переселение туда еще 3 сотен Амур[ских] каз[ачьих] полков.
Возвращаю тебе письма Киселева [49] и Мад[ам] Берг. Желал бы знать, как последнее попалось в руки Штакельберга [50] и какие он имел сношения по сему делу с Гер[цогиней] Пармскою.
Отцу Анненкову приказал я воротиться сюда, ему нечего делать в Париже, тем более что он хотел было затеять процесс для отыскания дочери, из чего неминуемо вышел бы самый ужасный шкандал. Бог с ними! Киселеву поручено всеми средствами стараться, чтобы несчастная эта история не получила гласности.
Я должен тебя еще предупредить, что по доходящим до меня сведениям действия агентов нашего Черном[орского] пароход[ного] общества во Франции, к сожалению, как кажется, не совсем честны. Если это правда, то весьма о том сожалею и надеюсь, что будучи на месте, ты об этом ближе узнаешь и приведешь дело в надлежащий порядок. Здесь нового особенного ничего нет. В Понедельник смотрел я весь здешний гарнизон и был вообще доволен, особенно кавал[ерией] и артил[лерией].
Погода стоит довольно приятная, но по ночам все еще морозит, лед, однако, на Неве очень плох и вероятно тронется на днях.
Николе я приказал сшить к 25 ч[ислу] Кон[но]-Гв[ардейский] мунд[ир] и полагаю поставить его, по твоему примеру, с кантонистами. Он здоров и мил по-прежнему. Мы с женой и детьми обнимаем тебя от всей души.
Господь с тобою!
Искренно благодарю тебя, любезный Костя, за интересное письмо твое от 24 мар. /5-го апр. и в особенности за готовность, с которою ты принялся немедленно для сокращения расходов по морской части. Метлин докладывал мне записку твою, и я с основными мыслями твоими совершенно согласен.
Насчет подробностей я приказал порядком подумать и представить потом ближайшие соображения. Он предлагает, оставив одну дивиз[ию] в полном составе, для других двух иметь по одной кадровой роте для каждого экипажа, с тем чтобы по 2 таковых прикомандировать к остающимся экипажам, чем избегнутся издержки на содержание особых начальников с их штабами.
Об офицерах, я полагаю применить к ним правила увол[ьнения] во времен[ный] и бессроч[ный] отп[уск], принятые по сухоп[утному] ведомству, а остальным производить по твоему предложению 1/2 жалов[ания].
О передаче хозяйственной части Черном[орского] вед[омства] Пароходной кампании он тебе уже писал. Надеюсь, что это можно будет исполнить с выгодою и без ущерба для службы [51].
Я приказал ему поспешить сколько возможно отправлением наших корветов в Черное море, где присутствие их необходимо, в особенности теперь, когда англичане с такою наглостью снабжают черкес оружием и перевозят туда сброд людей всякого разбора, и взамен того завели торг невольников. Vive la nation civilisе́e! [52]
Следствие, которое по нашему требованию производится теперь Турец[ким] правительством, вероятно ничего не раскроет, ибо все это делается под покровительством Редклифа, но можно надеяться по крайней мере, что они станут осторожнее, а наше посольство бдительнее…
Рад весьма, что ты остался доволен нашей эскадрой. Дай Бог, чтобы погода благоприятствовала переезду Мама́.
Посылаю тебе несколько бумаг, относящихся до несчастного дела Анненковой. Из письма Горчакова к Киселеву ты усмотришь, на чем дело остановилось. Если Морни [53] не ошибается, то есть еще, может быть, надежда возвратить ее отцу. В противном случае, мне кажется, нам надобно предоставить их произволу и более ни во что не вмешиваться.
Будучи в Париже ты, впрочем, сам можешь переговорить с Киселевым, но я требую от тебя, если бы они еще были там, ни под каким предлогом не иметь с ними свидания. В твоем положении оно неприлично, и притом они того и не заслуживают. После всего этого производить им еще пособие от меня считаю также неуместным. Напиши мне, что ты об них узнаешь.
Здесь ничего особенного нет. Пасху встретили мы обыкновенным порядком, но жена, разумеется, не могла присутствовать.
Погода после нескольких весенних дней вдруг изменилась, и нынешнюю ночь было 8° мор[оза]. Мы все-таки надеемся после 17-го переехать в Ц[арское] С[ело].
Никола здоров и весел, Алексей был несколько дней не совсем здоров и он ни на минуту не хотел его оставлять. С Мари [54] также у нас большая дружба.
Мы с женою обнимаем тебя от всей души и желаем всевозможных успехов в Париже. Уверен, что ты не забудешь моих наставлений.