Его лекция прошла успешно, и он был направлен в Казань, в Императорский университет, где и стал тем самым Дмитрием Ивановичем Мейером, которого сегодня знает весь научный юридический мир. Сначала он был преподавателем, профессором, а затем и деканом юридического факультета знаменитого и по сегодняшний день Казанского университета.
С первых же шагов на преподавательском поприще обнаружился особенный склад мышления Дмитрия Ивановича: его метод преподавания был совершенно иным по сравнению с доминировавшим тогда способом подачи материала профессорами-юристами. Отлично подготовленный молодой преподаватель видел гражданское право в качестве стройного, логически выстроенного предмета, в то время как студентов заставляли просто заучивать текст Свода законов. Вновь прибывшему «исправляющему должность адъюнкта» по кафедре гражданских законов пришлось начинать с приема экзаменов у студентов, уже прослушавших курс гражданского законодательства. По воспоминаниям одного из них, «Мейер после первых же ответов догадался о методе преподавания и потому старался испытывать студентов не в том, что они заучили ко дню экзамена, но степень понимания и развития мышления в своих будущих слушателях. Это и казалось неопытным юношам в профессоре придирчивостью и желанием сбивать». В итоге большинство студентов получили неудовлетворительные оценки. Им было предложено прослушать этот курс заново[185].
Методика чтения лекций, принятия экзаменов и общения со студентами молодого преподавателя была настолько необычной для того времени, что сначала испугала студентов и его коллег, но впоследствии сблизила их с Дмитрием Ивановичем до дружеских отношений. «Садясь на кафедру, он удивительно спокойно излагал свой предмет, изложение было столь цельное, законченное и отделанное с внешней стороны, что записывать становилось не только возможно, но и легко. По уверению позднейших его слушателей, стоило надлежащим образом записать его лекцию, и она оказывалась готовой хоть для печати; наилучшие в литературном смысле места впоследствии изданного курса его суть те, в которых удалось слово в слово записать изложенное с кафедры, – никакой литературной обработки не требовалось»[186]. Студенты узнали «такое гражданское право, о котором еще дотоле не имели понятия, тем более что в наивном убеждении им и не представлялась эта наука иначе, как смесью разных статей, подведенных под известные отделы»[187], – писал студент Дмитрия Ивановича, впоследствии известный историк и академик Императорской академии наук, профессор П. П. Пекарский[188].
«Это был профессор нового типа: как говорят, талантливый и тонкий юрист, он был также очень образованный человек, и на его лекции студенты шли толпами, между прочим, и из других факультетов: изложение своей науки он соединял с объяснениями, взятыми из современной европейской и русской жизни и литературы, его юридическое учение было вместе учение нравственное»[189], – вспоминал А. Н. Пыпин, историк литературы, выпускник словесного факультета Казанского университета.
Студенты переписывали лекции Мейера друг у друга, а самые отважные обратились к нему «с просьбою дать им свои рукописи». Однако Мейер им отказал, заметив, что можно обращаться к нему лично и «он будет снимать все недоумения»[190]. По-видимому, будучи незаурядным педагогом, Дмитрий Иванович хорошо понимал, что одно дело – прочитать и выучить материал, а совсем другое – послушать, понять и записать своими словами. Однако вследствие такого подхода оригинальный текст лекций по гражданскому законодательству не сохранился.
Удивительная жизнь лекций по гражданскому праву, прочитанных Мейером в Казанском университете, для большого круга интересующихся началась после смерти Дмитрия Ивановича, когда один из благодарных учеников, А. И. Вицын[191], издал курс лекций по гражданскому праву в виде учебника. Впоследствии дело продолжили российский юрист А. Х. Гольмстен[192] и другие правоведы[193].
Габриэль Феликсович Шершеневич, выпускник и профессор Казанского университета, писал в 1893 г. в «Науке гражданского права»: «„Русское гражданское право“ профессора Мейера представляет собою произведение, которым русская наука имеет полное основание гордиться. Мейер первый дал полное систематическое изложение русского гражданского права с объяснением, толкованием, обнаруживающим замечательную тонкость анализа, столь ценную в цивилисте. Обширное знакомство с римским правом и западною наукой дали возможность автору осветить научным светом русский юридический быт. При изложении каждого института автор не довольствуется исследованием юридической, формальной стороны, но обращается к общественным условиям его существования, дает бытовые оправдания»[194].
Отцом русского гражданского права Мейера назвал профессор римского права Юрьевского университета Василий Михайлович Нечаев (1860–1935). Также он говорил, что Дмитрий Иванович – выдающийся юрист практического направления, неизбежно влиявший на труды по гражданскому праву того времени[195]. Нам представляется, что и в наше время эти работы вызывают несомненный не только исторический, но и теоретический, и даже практический интерес.
Деятельность Дмитрия Ивановича как педагога-новатора одними лекциями по гражданскому праву, представленными в том числе знаменитым учебником, не исчерпывалась. Он стремился передать студентам не только стройную систему знаний, но и само мировоззрение, вне которого частное право остается мертвой наукой. Как писал Г. Ф. Шершеневич, «студенты Казанского университета выносили из его лекций такую массу знаний, какой не получали в ту эпоху нигде слушатели. Кроме обширного материала, расположенного в строго научной системе, лекции Мейера были проникнуты тем гуманным характером, тою смелостью чувства, которые должны были увлекательным образом действовать на учеников. Когда в 40-х годах с кафедры раздается голос протеста против крепостничества, чиновничьего взяточничества, против различия в правах по сословиям и вероисповеданиям, приходится заключить, что профессор обладал значительным гражданским мужеством. Смелое слово учителя не оставалось без влияния на учеников: известен случай, когда один из учеников Мейера отказался от выгодной покупки крепостных именно под влиянием впечатления, вынесенного из университета»[196].
Этим и объясняется то повышенное внимание, которое Дмитрий Иванович уделял умению студентов использовать полученные теоретические знания в правовой практике или, как тогда говорили, в юридическом быту. С этой целью он выступил инициатором и организатором вовлечения студентов в оказание гражданам юридической помощи.
Под руководством преподавателей они консультировали, помогали нуждающимся готовить заявления, жалобы, советовали, куда обратиться за защитой своих прав. Дмитрий Иванович назвал такую практику «юридической клиникой». Польза от такой деятельности была очевидна как для граждан, так и для студентов, которые кроме применения норм к конкретной ситуации учились работать с людьми. Профессор сам участвовал в работе таких «клиник».
«Бедные люди, – писал он, – нуждающиеся в советах и помощи по каким-либо… делам обращаются… По желанию советующегося тут же может быть для него безвозмездно сочинена нужная бумага»[197].
Подвижничеством Мейера восхищался русский революционер, писатель и журналист Николай Гаврилович Чернышевский[198]. В своей статье «Губернские очерки» он привел Дмитрия Ивановича в качестве примера человека, «все силы которого были посвящены благу его родины», в противовес далеким от нравственного идеала героям Салтыкова-Щедрина. «Постоянною мыслию его было улучшение нашего юридического быта силою знания и чести… Задушевным его стремлением было соединение юридической науки с юридической практикой. Он устроил при своих лекциях в университете консультацию и сам занимался ведением судебных дел, разумеется, без всякого вознаграждения (это был человек героического самоотвержения), с целью показать своим воспитанникам на практике, как надобно вести судебные дела».
В одном из своих очерков Н. Г. Чернышевский рассказал реальную историю о том, как Мейер сумел вывести на чистую воду мошенника – купца, пытавшегося с помощью ложного банкротства обмануть своих кредиторов, причем далеко не в первый раз. Около года Дмитрий Иванович разбирался с запутанной финансовой документацией, а упорный жулик сидел под арестом, подсылая к нему «партизан» с заманчивыми предложениями. Но Мейера нельзя было ни подкупить, ни запугать. В итоге купец вынужден был расплатиться с кредиторами, а выйдя из тюрьмы, тут же направился к профессору со словами: «Благодарю тебя, уважаю тебя… Теперь я понимаю, что дурно, что хорошо… я верю тебе одному. Во всех своих делах я буду слушаться тебя, а ты не оставь меня своим советом»[199].
Эта почти что рождественская история происходила на глазах всей казанской общественности, и прежде всего студентов-юристов. Трудно представить себе более убедительную демонстрацию библейской мощи права, способного привести к покаянию закоренелого грешника. Конечно, если закон использует кристально честный искренний человек, своего рода проповедник права.