Время великих реформ. Золотой век российского государства и права — страница 35 из 42

[313]. Нотариусы состояли на государевой службе.

Нотариусы удостоверяли сделки, заверяли подлинность документов, занимались ведением наследственных дел, а старшие нотариусы вели реестры сделок с недвижимостью, заведовали нотариальным архивом.

Российский нотариат быстро развивался и, несмотря на то что состоял при судах, стал важнейшим органом бесспорной юрисдикции в империи. После октябрьского переворота 1917 г. нотариат упразднили за ненадобностью. Впрочем, было ликвидировано и наследственное право. «Ушли» такие категории, как частное право, недвижимость и т. п. Но это уже другая история.

Нельзя не отметить, что первый суд, созданный по новым правилам, открылся в 1866 г. в Санкт-Петербурге. На торжественной церемонии присутствовал министр юстиции Дмитрий Замятнин и другие высокие, в том числе иностранные, гости. В том же году заработали суды в Новгородской, Псковской, Московской, Владимирской, Калужской, Рязанской, Тверской, Тульской и Ярославской губерниях.

Принятие судебных уставов и создание новых судов – это важная, но все-таки предпосылка создания надежного механизма защиты прав граждан. Для того чтобы обеспечить устойчивое функционирование этого механизма, необходим навык законотворчества в рамках доктрины правового государства, многолетняя практика осуществления правоохранительной и правоприменительной деятельности, обеспечивающей со стороны ее представителей равную защиту, объективность и неподкупность, наконец, возникновение правовой культуры у всего населения. Об этом легко писать и говорить, но осуществить на практике невероятно сложно. Любая ошибка (а они неизбежны в новом деле) привлекает внимание не только оппонентов, но и нейтральной публики, для которой сегодняшнее зрелище важнее системных воззрений. К сожалению, времени, достаточного для достижения указанных результатов, у организаторов судебной реформы не оказалось.

7Пореформенная обстановка в России

Золотой XIX в. был в самом разгаре. По всему миру шагала вторая технологическая революция, плодами которой пользовалась и Российская империя. В стране появились свои ученые высокого уровня, и не только в математике, естественных науках и инженерии, но и, например, в юриспруденции. Материальная обеспеченность горожан заметно росла. Теперь не только дворяне, но и многие мещане были избавлены от необходимости тяжелым каждодневным трудом обеспечивать всего лишь собственное пропитание.

«Хороший рабочий, хороший слуга стал требовать большей платы вследствие своей редкости; это подняло плату вообще всех мастеровых, всей прислуги, ибо тут определить строго различие между хорошими и дурными было нельзя. Большая плата уничтожила в этом классе прежнюю бережливость и умеренность в пище и одежде, явилась небывалая роскошь; лакеи и горничные стали одеваться почти так же, как господа; горничные стали носить шелк и шерсть, шляпы с цветами, зонтики; обувь покупали такою же дорогою ценою, как и госпожи их»[314]. Чиновник средней руки мог позволить себе снять достойную квартиру, а то и нанять прислугу.

Люди, жившие за счет умственного труда, имели достаточно времени, чтобы задуматься о высоком, «о путях». Для либерально настроенной интеллигенции было очевидно, что самодержавие – непреодолимый тормоз развития страны. Опять же, влияние западноевропейских революционных идей также не стоит сбрасывать со счетов.

Мы, конечно, далеки от мысли, что революционные настроения возникают чаще всего от праздности. Они порождаются синдромом относительной депривации. Однако возможность значительную часть, а то и все свое время посвятить политической деятельности, созданию политических программ и структур, несомненно, порождает революционеров.

Что касается относительной депривации, в пореформенную Россию она вернулась с еще большей силой, резко контрастируя с оптимизмом и энтузиазмом периода подготовки реформ, которые оказались, как часто бывает в нашей стране, половинчатыми и незавершенными, что было неизбежно, поскольку они родились в противостоянии либералов и консерваторов.

В условиях самодержавия единственным источником легитимности для ответственной бюрократии служит поддержка императора. Именно ее и лишились либеральные бюрократы, готовившие реформы.

В 1862 г. на волне революционных брожений в Польше великий князь Константин Николаевич настоял на своем назначении наместником императора в крае. Он пытался погасить волнения многочисленными либеральными уступками[315], но не преуспел. Польское восстание 1863–1864 гг. было подавлено силой. Константину Николаевичу пришлось покинуть этот пост, и, хотя он был назначен главой Госсовета, его влияние на императора заметно снизилось. С возрастом отходила от дел и великая княгиня Елена Павловна.

Верх начинала брать «консервативная партия», что выражалось прежде всего в замене либеральных бюрократов на их представителей на ключевых постах в государстве. Были и перебежчики. Например, бывший константиновец Д. А. Толстой переметнулся к консерваторам, а затем и вовсе вслед за К. П. Победоносцевым стал лидером партии ретроградов. Заменив на посту министра образования идеолога константиновцев А. В. Головнина, он начал проводить курс, прямо противоположный либеральному. Консерватор П. А. Валуев, сменивший в апреле 1861 г. либерального бюрократа С. С. Ланского на посту министра внутренних дел, приложил немало усилий для торможения как крестьянской, так и земской реформ.

Свобода дорого обошлась крестьянам не только психологически, но и в том числе в прямом, финансовом смысле. Крестьянин обязан был немедленно уплатить помещику 20 % выкупной суммы, а остальные 80 % вносило государство. Крестьяне должны были погашать ее в течение 49 лет ежегодно равными выкупными платежами. Ежегодный платеж составлял 6 % выкупной суммы. Таким образом, крестьяне суммарно уплачивали 294 % выкупной ссуды, то есть в три раза больше, чем получили помещики. И крестьяне, и помещики по итогам реформы не стали богаче, чего не сказать о государстве, которое за счет выкупной операции получило доход.

Еще одно негативное явление, возникшее в процессе реализации реформы, – появление т. н. отрезков – части земель, составлявших в среднем около 20 %, которые остались в собственности помещиков и не подлежали выкупу. Как писал М. Е. Салтыков-Щедрин, «когда только что пошли слухи о предстоящей крестьянской передряге… когда наступил срок для составления уставной грамоты, то он [помещик] без малейшего труда опутал будущих соседушек со всех сторон. И себя, и крестьян разделил дорогою: по одну сторону дороги – его земля (пахотная), по другую – надельная; по одну сторону – его усадьба, по другую – крестьянский порядок. А сзади деревни – крестьянское поле, и кругом, куда ни взгляни, – господский лес… Словом сказать, так обставил дело, что мужичку курицы выпустить некуда»[316]. В результате крестьянам приходилось арендовать помещичью землю во что бы то ни стало на каких угодно условиях. Эти отрезки стали лакомым куском для помещиков и чистым разорением для крестьян.

Ликвидация отрезков стала одним из главных требований крестьян и сочувствовавшей им интеллигенции. Многочисленные попытки либералов ликвидировать эти отрезки к успеху не привели.

В общем, многие крестьяне и им сочувствующие восприняли реформу как обман со стороны, первые – помещиков, вторые – царя. «Знаю, на место сетей крепостных // Люди придумали много иных», – писал поэт Н. А. Некрасов. А неизвестный автор письма к Герцену[317] и вовсе допускал экстремистские призывы: «К топору зовите Русь!»

Неудивительно, что в описанной социально-политической обстановке нашлись те, кто за этот топор взялся. Точнее, за огнестрельное оружие и динамит.

На рубеже 1860–1870-х гг. возникло революционное народничество. По началу оно носило мирный просветительский характер. Весной 1874 г. возник ряд кружков. Их члены (более 60 тысяч человек, в основном студенты), верившие в революционность крестьянства, начали массовое хождение в народ. Революционеры-народники пытались пропагандировать среди крестьян идеи свержения самодержавия и установления народной власти. Однако крестьяне нередко радостно сдавали непонятных умников полиции. Начались полицейские репрессии. С 1873 по 1880 гг. было осуждено более 2,5 тысяч народников.

В 1876 г. возникла организация «Земля и воля», которая ставила цель подготовить народную социалистическую революцию. Но из-за разногласий в 1879 г. она поделилась на «Черный передел» (лидер Г. В. Плеханов), пропагандировавший ликвидацию помещичьего землевладения, и «Народную волю» (лидеры С. Л. Перовская, А. И. Желябов и др.), которая развязала террор против самодержавия. Они провели множество террористических актов против представителей царского режима. В ответ был развязан террор со стороны правительства. С 1879 по 1882 гг. было казнено 30 революционеров. Резко усилилась цензура печати, закрывались газеты и журналы, император ввел военные суды, менялись генерал-губернаторы. Полицейские чины на местах, по-своему понимавшие задачи по спасению Отечества от революционеров, чинили произвол и насилие. Мнение политически активных граждан в основном было направлено против Александра Николаевича.

Прославленная советскими историками Вера Засулич писала по поводу 25-летия царствования Александра II: «Срамной старик, дрожащий от страха и злости в Зимнем дворце, празднует 25-летие своего неистовствования. Он приглашает верноподданных радоваться, что мучительство его продолжается уже целую четверть века, что уже третье поколение истребляется во имя его, что немногие уцелевшие жертвы первых лет его тирании выйдут из Сибири, как декабристы, 70-летними стариками, успев встретиться там со своими внуками. Наивный Молох облизывает окровавленное рыло и отдувается, говоря нам: