омных расщелин и малоезжих дорог. Думаю, не составит труда вычислить, где надо поджидать удирающего Комнина. Учинить засаду, и все трудности решены!..
– Это недостойно, – вяло и без обычной напористости возразил де Фармер.
– Конечно, куда достойнее гоняться два года за самозваным императором по крохотному островку! – в запале возразил Гунтер, всей шкурой ощущая, что шумное сборище в трактире готово встать на его сторону. Это чувство подсказало ему следующую фразу, оказавшуюся безошибочной: – В то время как Святой Город остается в лапах неверных, крестоносное воинство попусту тратит время и силы на Кипре!
Он перевел дух и разочарованно протянул:
– Да только разве ж Ричард рискнет разрешить что-то подобное? Упрется рогом и поставит нас с нашими стратегическими планами в первые ряды, штурмовать замок.
Простоватое лицо Мишеля выразило напряженную работу мысли.
– То есть, будь у тебя отряд, – неуверенно начал он, – ты бы сумел поймать Исаака Комнина?..
– Разумеется, клянусь Господом! – Гунтер запоздало выругал себя за несвоевременный и неуместный энтузиазм. История должна идти своим чередом. Совершенно напрасно некий обер-лейтенант пытается подгонять ее, как заупрямившуюся лошадь. Разговоры ни к чему не приведут. Господам рыцарям ведом только прямолинейный образ действий, а все прочее – от лукавого.
Мессир фон Райхерт не понял, отчего Мишель столь изумленно таращится на своего былого оруженосца, и озадаченно спросил:
– Ты чего? Я что-то не так сказал?
– Н-ну, э-э… – замялся нормандский рыцарь. Вокруг предвкушающе шептались и переругивались. – Вообще-то ты только что принес обет, призвав в свидетели Отца нашего…
– Какой такой обет? – германец поперхнулся содержимым очередной кружки.
– Так рыцарский же, – охотно разъяснил бывший сюзерен. – Ты во всеуслышание поклялся изловить коварного ромея!
– Да не клялся я, – быстро пошел на попятный Гунтер, предчувствуя, что вот-вот окажется втянутым в очередную смертоубийственную средневековую авантюру. – Я только сказал, мол, будь у меня под рукой конный отряд и возможность распоряжаться им по своему усмотрению…
– Отказываться от своих слов нехорошо-о, – ехидно-укоризненно протянули рядом на чистейшем английском, тут же повторив на местном наречии: – Очень даже нехорошо. Можно сказать, недостойно. Истинные-то паладины эдак не поступают!..
Мессир фон Райхерт неприязненно скосился в сторону источника звука – за соседним столом восседал ужасно довольный собой барон де Шательро-Казакофф. Шевалье жизнерадостно скалился до ушей, призывая собравшихся высказать справедливый укор безответственному болтуну, позорящему славный род фон Райхертов. Здешнее пестрое сборище было напрочь лишено умения воспринимать иронию как фигуру речи, и Гунтер с ужасом понял – демагогия русского сейчас обретет уйму сторонников. Шуточки Сержа, надо признать, с каждым прожитым днем становятся все более и более дурного пошиба. Кто его за язык тянул, спрашивается?
«А, пропадать – так с музыкой! Вспомнить бы еще теперь, была ли какая-нибудь традиционная формулировка для этих треклятых обетов?..»
– Призываю в свидетели слов моих Всевышнего и всех присутствующих! Здесь и сейчас клянусь своим добрым именем, что… э-э… не будет мне покою ни днем, ни ночью, покуда не возьму в плен злокозненную тварь, Исаака с Кипра! – для пущей эффектности обер-лейтенант от души грохнул кружкой о стол.
Глиняная кружка с треском разлетелась на кусочки. Мишель глядел на сотоварища с нескрываемым уважением, «свидетели» жизнерадостно заорали. Язвительный Серж, обращаясь к собутыльнику и сотоварищу де Борну, творчески развил мысль:
– И не надругаюсь над треклятым ромеем с помощью кола неструганного всеми мыслимыми и немыслимыми способами…
Бертран совершенно некуртуазно расхохотался.
– Осталось только придумать, где взять необходимый отряд и как убедить его величество Ричарда в разумности нашей затеи, – уже спокойнее закончил мессир фон Райхерт. – Эй, добровольцы сыщутся?
Кельтская вольница откликнулась мгновенно, дружно и разноголосо, убедительно подтвердив, что за желающими принять участие в охоте на беглого императора дело не станет. В первый миг Гунтер оторопел от такого энтузиазма, но припомнил сентенции отче Лабрайда касательно своей буйной паствы, всегда готовой ввязаться в рискованное предприятие.
– Была бы здесь мадам Элеонора, мы бы нижайше попросили ее повлиять на его величество, – изрек де Фармер. – К материнскому совету он бы прислушался…
– А к моему? – задумчиво вопросили за спинами германца и Мишеля.
Бравые освободители Гроба Господня и будущие поимщики узурпатора Комнина развернулись почти синхронно. Мишель умудрился зацепить локтем и опрокинуть свою кружку. Гунтер торопливо вскочил на ноги, но зацепился ножнами меча.
– Отчего-то кажется мне, господа, что мое скромное мнение покуда что-то да значит, – заявил правитель маленькой, но гордой страны на севере Британских островов, сейчас мало чем отличавшийся от своих подданных – ибо имел привычку разгуливать по лагерю в традиционном пледе. Принц Эдвард Шотландский ободрительно кивнул германцу и завершил свою мысль: – Ваш план, мессир… Мелвих, верно? – кажется мне вполне здравым и разумным. Так что я намерен приложить все усилия к его осуществлению. Начнем прямо сейчас, навестив нашего безупречного воителя. Вы идете со мной, барон.
Стремительно трезвеющий фон Райхерт невольно икнул. Дороги назад больше не было – в здешних временах проще покончить жизнь самоубийством, чем отказаться от данного прилюдно обета.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯЦепи для базилевса
Утро рокового и судьбоносного дня выдалось холодным, с хрусткой изморосью на холщовых стенках палаток. В низинах скопился плотный серый туман, в котором бесследно растворялись очертания всадника, едущего в двух шагах от тебя. Фыркающие кони смахивали на маленьких драконов, пускающих пар из ноздрей. Не слышно было ни разговоров, ни смешков. Негромко позвякивали железные части на лошадиных сбруях. Несколько десятков подкованных копыт слитно топотали по разбитой поселочной дороге, напоминавшей след, оставленный пьяной сороконожкой. Дорога забиралась куда-то вверх, время от времени два-три человека отделялись от общей массы отряда, пропадая в распадках и узких долинках.
Мессир фон Райхерт, которому минувшей ночью так и не довелось толком вздремнуть, судорожно зевал, мечтая о большой кружке горячего кофе. С кофе мысли сами собой свернули на скользкую тропку размышлений: «Вот окончится Поход, наладим дружеские отношения с арабами, и начнем ввозить кофе в Европу мешками…»
Усилием воли германец заставил себя встряхнуться и кинуть взгляд по сторонам. Бурые холмы в увядшей траве, террасы убранных полей, неизменные корявые оливы, ободранные и дремлющие в ожидании следующей весны виноградники. Зимний Кипр в преддверии Рожества.
Дорога сделала очередной поворот, и головные всадники придержали коней, сворачивая к левой обочине. Кто-то, откашлявшись, сипло известил сотоварищей: «Вон она, Липена».
Очередное укрытие беглого кипрского деспота выглядело достаточно внушительно. Шестиугольная в плане крепостца оседлала вершину небольшого холма с обрывистыми откосами. В восточной части укрепления топорщилась приземистая и толстая башенка-донжон, к ней уступами лепились здания хозяйственных служб. Прищурившись, Гунтер разглядел перемещающиеся по стенам фигурки дозорных и суету во внутренних дворах.
С северной стороны, где к крепости подходила дорога и темнел провал запертых ворот, раскинулся небольшой лагерь франков. Некогда белые, а теперь изрядно перемазанные грязью шатры рыцарей с пестрыми вымпелами, неровные ряды палаток служилого люда и крестоносцев рангом пожиже, коновязи и прочие неотъемлемые атрибуты военного похода. Лагерь, несмотря на ранний час, был весьма оживлен: Его величество Ричард явно задался целью доказать соратникам и противникам, что сегодня – его день. Или до сих пор бесился после вчерашнего, срывая дурное настроение на всех, кто под руку попадется. Мессир фон Райхерт мысленно посочувствовал Мишелю, как рыцарю свиты, вынужденному неотлучно находиться при короле, и нервно зевнул, припомнив вчерашний визит к Плантагенету.
Два месяца беготни за неуловимым Комниным скверно отразились на характере короля-крестоносца, и без того не отличавшегося кротостью нрава. Ричарду хотелось кого-нибудь убить – желательно долго и мучительно. Явление же шотландского союзника с откровенно авантюрным и противоречащим всем законам рыцарской чести планом привело к тому, что из королевского шатра донесся воистину львиный рык:
– Да как вы осмелились предлагать мне – мне! – такую мерзость?..
Мессир фон Райхерт счел свою жизнь, миссию и карьеру законченной. Принц Эдвард преспокойно пропустил недовольство союзника и сюзерена мимо ушей. За сильными мира сего в шатер на редкость вовремя проскользнул мессир де Борн, сумевший убедить своего бешеного покровителя и сердечного друга сперва выслушать посетителей, а уж потом негодовать.
Часа через два Ричард сдался. То ли ему надоело спорить, то ли ужаснула перспектива торчать еще два года на Кипре ввиду недосягаемой Святой земли. Король Англии обреченно махнул рукой, тем самым претворив грандиозный план в действие.
И теперь, во исполнение этого замысла, около трех или четырех сотен подданных Эдварда Шотландского рассыпались по холмам, окружающим замок Липену. В точности, как предписывалось достопамятной брошюрой: «Вспомогательные мобильные отряды малыми группами как можно тщательнее прочесывают окружающую местность, уделяя особое внимание заброшенным строениям, оврагам, дренажным канавам, зеленым насаждениям и скрытым коммуникациям…»
Совесть германца по-прежнему упрямо напоминала о том, что не стоило тащить в патриархальный XII век методики века XX, однако усилием воли фон Райхерт заставил ее заткнуться. Комнина все равно поймают, и нет ничего плохого в том, что это случится на год раньше. Тем самым остров Кипр избавится от разорительной необходимости содержать крестоносное воинство, а осада Акки не превратится в позорное безобразие, тянувшееся аж целых три года. Его, мессира фон Райхерта, поступки продиктованы только и исключительно стремлением восстановить историческую справедливость…