— Тёма спит.
— Но я его видела в окне.
— Тебе показалось.
— Вы решили больше со мной не дружить?
Макс растерялся, и его светлое, открытое лицо омрачилось.
— С чего ты взяла?
— Вы теперь никуда меня не зовете.
— Вит, — он участливо положил руку мне на плечо. — Мы никуда не ходили. Вика не звонила. Я учился, а Тёма на два дня уезжал к Костровым. Загород. Утром вернулся и спит.
— Но я же видела его! На балконе. Мне очень нужно у него кое-что спросить.
Широким движением Макс пригласил войти.
— Иди, проверь.
Я приоткрыла дверь в спальню. Артём крепко спал в обнимку с подушкой. В комнате стоял приятный лавандовый запах из шкафа. Голубые шторы слегка колыхались, а на балконе в такт им покачивалась чёрная толстовка.
— Странно, — сказала я, закрывая дверь. — Очень странно. Он точно не притворяется?
Макс убедительно покачал головой.
— У тебя всё хорошо?
— Нормально, — ответила я, чувствуя, что готова расплакаться.
Очень глупо и опрометчиво получилось с коробкой. Паскаля было жалко до невозможности.
— Почему ты не в школе? — подозрительно спросил он.
— Потому что не хочу.
— Какие-то неприятности?
Макс был такой, что ему очень хотелось довериться. Казалось, стоит рассказать, и все проблемы исчезнут. Я знала, что ему нравится Вика, но всё равно взяла за руку:
— Мои неприятности — это я сама.
— Нужна будет помощь — обращайся, — без тени пафоса сказал он и ободряюще сжал мои пальцы.
— Эй! Куда собрались? — громкий оклик заставил нас обоих вздрогнуть.
От неожиданности я поспешно убрала руку за спину.
Артём выскочил в коридор, прыгая на одной ноге и натягивая на ходу штаны.
— Так! Никому не расходиться. Сейчас позавтракаем и что-нибудь придумаем.
— Вообще-то уже обедать пора, — сказал Макс. — Я на пары опаздываю.
— А как же Скрабл? — крикнул Артём, но дверь за Максом уже захлопнулась.
— Что? Испортил тебе всё? — сказал шутливо, растирая больное плечо. — Ты к нему неправильно подкатываешь. Мой совет — надень юбку и маску.
— Какую ещё маску?
— Сделай мне кофе и тосты с джемом, — запросто распорядился он, исчезая в комнате. — Сейчас приду и популярно всё объясню.
Тосты я немного передержала, джем плохо намазывался, а зёрна в кофемашине закончились, и где их взять,
я не знала, но пока возилась, поняла, что в очередной раз сглупила, надумав себе то, чего не было. Никто не собирался от меня избавляться и Паскаля стало вдвойне жалко.
— У меня в детстве внезапно случился страх сцены, — развалившись на стуле, Артём завтракал, настроение у него было отличное, выглядел он свежим и отдохнувшим, и я, затаив дыхание, слушала его, радуясь, что разговаривает он только со мной. — Пока выступал в небольших залах, нормально было. А потом в один день увидел бархатные шторы, тысячи светильников, выглянул из-за кулис в зал и обалдел. Вся эта огромная толпа пришла, чтобы посмотреть на восьмилетнего меня.
И сразу такая паника напала: а если ничего не получится? Если я забуду ноты, ошибусь, налажаю.
Я убежал и, спрятавшись в какой-то подсобке, просидел часа три. Концерт, конечно, не сорвал, в программе кроме меня были и другие исполнители, но неприятностей организаторам доставил, и от родителей сильно влетело.
После отец нашел человека, который мне всё популярно объяснил: Достаточно представить, что ты надеваешь маску совершенно другого человека, и ты — больше не ты. Забытые ноты или порванный смычок, ерунда — это произошло совершенно с другим парнем. Тебя никто не обвинит и не осудит. Ведь они смотрят не на настоящего тебя, и им никогда не узнать, какой ты на самом деле. Сегодня одна маска, завтра другая. Любая. Та, что нужна тебе в данный момент. Это легко и очень удобно.
— Наверное, удобно, — согласилась я. — Я бы тоже хотела себе пару масок для школы.
— Без проблем, — отложив тост, он порывисто вскочил со стула и потащил в спальню. Распахнул дверцу шкафа и сделал вид, что достал воображаемую маску. — Такая подойдет?
Я взяла её и «надела».
— Теперь ты смелая, дерзкая и распутная, — заявил он. — Чувствуешь? Можешь сказать мне что-нибудь такое откровенное или сделать. Ведь это будешь не ты. Попробуй.
Говорил он это с такой горячей убедительностью, что я невольно рассмеялась.
— Дай мне лучше маску Немезиды.
Но он вдруг подошел так близко, что я почувствовала на губах его дыхание. Распрямил плечи, спрятал руки за спину.
— Ну давай. Не бойся. Это же всего лишь игра.
Глаза скользнули по шее, бьющемуся на ней пульсу, ямочке на здоровой ключице. По чёрным опоясывающим руку полосам спешно опустились в пол. У его туалетной воды был необычный свежий и чуть сладковатый запах, к которому примешался аромат кофе и лавандового освежителя из шкафа.
Я быстро «сняла» маску.
— У меня не получится. И ты снимай.
Он провел растопыренной пятерней по лицу.
— Моя уже давно не снимается, — взял мою ладонь и прижал к своей щеке. — Видишь?
Кожа была мягкая и удивительно гладкая. Большой палец коснулся шарика под губой. Его вторая рука поймала мой расслабленный локоть.
В коленях растеклось вчерашнее ватное онемение.
Ветер из приоткрытого окна раздувал занавески. Но воздух словно закончился.
И тут в самом углу между шкафом и шторой в красивом чёрном чехле я заметила её. Не такую уж и большую, но по-прежнему невероятно загадочную.
— Это она?
С тяжелым вздохом Артём проследил за моим взглядом.
— Ну, да. Она самая. Подруга моя.
— Сыграй что-нибудь.
— С ума сошла? — испугался он. — Я же не играю.
— Можно мне посмотреть?
— Валяй.
Я осторожно достала виолончель и положила на кровать. Чехол был покрыт приличным слоем пыли. Осторожно расстегнула молнию и отогнула верхнюю часть.
Впервые в жизни я видела такой серьёзный инструмент не по телевизору и не на картинке. Тихонько погладила пальцами гладкую тёмно-коричневую поверхность. Она показалась тёплой. Села на кровать и, поставив виолончель между ног, взяла смычок.
Артём смотрел подозрительно, с опаской, как смотрят на человека, забравшегося на шаткую лестницу.
Звук от соприкосновения смычка со струнами получился низкий, визжаще-дребезжащий. Вытянула его обратно: что-то заскрипело и звякнуло.
Артём закрыл уши ладонями. Я повторила чуть с меньшим нажимом, и скрип вышел не такой противный. Струны были тугие, и пальцы моментально заболели. Но я повторила это ещё раза три.
Артём не выдержал.
— Ну что ты творишь?! Во-первых, она расстроена, а во-вторых, ты же не дрова пилишь. Зажми нормально хотя бы одну струну.
Он пристроился возле меня на корточках, взял за палец и, подвигав его по грифу, точно прицеливаясь, поставил на струну. Обхватил сжимающую смычок кисть и, с силой встряхнув, плавно провел ею по струнам. Звук получился не чистый, но кошки больше не скребли, однако от того, что его лицо оказалось так близко, и я могла видеть себя в его зрачках, снова стало не по себе.
— Лучше сам покажи, — протянула ему виолончель.
Он взял. Неохотно, но взял. Сел рядом, долго смотрел на гриф сверху вниз, и, пока настраивая, крутил колки, мысли его унеслись куда-то очень далеко. Вероятно, во времена мальчика с большой скрипкой.
Потом неожиданно откинул смычок за спину на кровать.
— Говорю же, расстроена. Пойдем отсюда.
— И ты по ней никогда не скучаешь?
Он резко встал:
— Специально меня злишь?
— Просто хотелось узнать, почему ты не играешь.
— Это неинтересно.
— Мне всё про тебя интересно.
Тогда быстрым шагом он пересек комнату, вышел за дверь и, остановившись в коридоре, крикнул.
— Тебе пора домой.
Не знаю, зачем я это сказала. Стоило, конечно, принести в жертву своих плюшевых друзей, чтобы потом испортить всё из-за собственной несдержанности. Вот поэтому я и была странная. Сомнений не оставалось.
Вика действительно на звонки не отвечала, и я, немного разволновавшись, решила сходить к ней, но выйти из квартиры не получилось.
Ко мне пришла Ирина Анатольевна, моя классная, и принялась остервенело трезвонить в дверь. Стояла, кривила накрашенные губы, нервно подергивала лакированной сумочкой и вздыхала. Я смотрела на неё через глазок и всё ждала, когда ей это надоест, и она уйдет. Но она не ушла. Вместо этого зачем-то позвонила соседям, и ей открыл внук Анастасии Фёдоровны.
— Здравствуйте, — хорошо поставленным голосом сказала Ирина Анатольевна. — А ваши соседи здесь?
— Без понятия, — пробасил тот.
— Но вы же должны слышать, ходит в квартиру кто-то или нет.
— Да мало ли кто тут ходит. Мне какое дело?
— Но девочка. Вита. Она дома?
— Может и дома.
— А как давно вы её видели?
— Может, вчера или позавчера, — он начал закрывать дверь.
— Стойте, — окликнула его Ирина Анатольевна. — Если увидите её, передайте, чтобы позвонила классному руководителю.
После этого ещё немного постояла перед моей дверью и ушла.
Прежде я думала, случись такое, перепугаюсь до ужаса и обязательно впущу её, буду раскаиваться и объясняться, почему не беру трубку. Но на удивление её визит меня ничуть не тронул, я даже похвалила себя, что проявила характер и не сдалась.
Я была уверена, что когда мама вернется, она всё ей объяснит, потому что врать Ирине Анатольевне про свою болезнь очень не хотелось. Я вообще старалась никого не обманывать.
Как-то в детском саду одна девочка пришла в новой шапке, на самом лбу которой был нашит большой блестящий камушек. Я как увидела его, отчего-то сразу представилось, что это та самая шапка с алмазом, которую подарила фея Берилюна Тильтилю, чтобы видеть скрытое. Стоило повернуть камень и можно было заглянуть в Минувшее и Грядущее, а все вещи вокруг обретали душу и оживали. Я сказала об этом той девочке, но она не поверила, потому что ничего не знала про «Синюю птицу» и не захотела переворачивать камушек.