— Привет! Тёмы нет.
— Я не к нему. Вот, флэшку нашла.
— О! Это моя, — он обрадованно сунул её в карман. — Спасибо.
— Пожалуйста, — спрятала руки за спину, чувствуя нарастающую неловкость.
Он тоже замялся.
— Высох? — я кивнула на пол.
— Ковер в гостиной сырой.
— Понятно, — больше ничего на ум не приходило. — Артёму привет.
— Слушай, — вдруг обрадованно спохватился он. — У меня для тебя кое-что есть. Идем!
Мы прошли в маленькую, расположенную над моей, комнату.
Мебели в ней почти не было, лишь стол и кровать, но повсюду, даже на кровати валялись какие-то железяки, проводочки, тетрадки и книжки. На приставленном к изголовью стуле висела одежда. Стол был завален мониторами и ноутами.
Только в самом центре на тёмно-синем ковре образовался небольшой островок, где словно выставочный экспонат лежали две чёрные гантели.
Макс подошел к балкону и открыл дверь. Там, на широкой табуретке, возвышалась пирамида из коробок с тортами.
— Выбирай. Этот придурок назаказывал столько, что нам месяц ими питаться. А я сладкое терпеть не могу.
— Зачем же так много?
Макс осуждающе покачал головой:
— У нас всё так. Ты вон туда глянь, — он указал пальцем вглубь балкона, где деревянные полки стеллажа были до отказа забиты пачками кофе, чая, соусами, бутылками с водой, пивом и прочей едой.
— Вроде не в голодные годы живем, — засмеялась я.
— Дело не в этом. Просто человек такой. Совершенно не умеет себя ни в чем ограничивать.
— Откуда же у вас столько денег?
— Не у нас, а у него. Я тут вообще на птичьих правах.
Мигом вспомнилась история про детский дом.
— Вы давно дружите?
Он прошелся пятерней по растрепавшейся чёлке. Запястья у него были широкие, а вся рука покрыта золотистыми волосками.
— Тёма дружит со мной с восьми примерно. Значит, лет одиннадцать-двенадцать. С небольшим перерывом.
— Ты не считаешь его своим другом? — удивилась я.
Макс улыбнулся, ожидая этого вопроса.
— Считаю, конечно, просто это он со мной дружит. Я его воображаемый друг.
— Как это? — в шутку потрогала его пальцем. — Ты же реальный.
— Для тебя. Но для него — нет. Он меня придумал, чтобы было с кем играть и устраивать акции протеста.
— Ты говоришь загадками.
— Я знаю, — улыбка стала шире. — Ну, что будешь брать торты?
— Нет. Мне не нужно столько сладкого и мучного.
— Надумаешь, заходи.
Мы вернулись в комнату, я снова окинула взглядом завалы и уже в коридоре предложила:
— А хочешь, помогу убраться?
— Он придет после восьми.
— В смысле?
— Брось. Я же не тупой и не слепой. У нас такое постоянно. Когда на съемной квартире жили — соседка за солью вечно ходила. Мы даже в кафе поесть не можем, чтобы какая-то официантка вместе со счетом не принесла свой номер.
— Нет, ну что ты? Я — нет… Я просто. Я же флэшку нашла.
От своего глупого лепетания самой стало стыдно, опустила глаза, пробежалась взглядом по его таким же золотистым ногам и, заметив на левой лодыжке небольшое, но красиво вытатуированное слово «Беги», уперлась в него.
— Хорошо, — сказал Макс. — Потому что тебе уж точно не стоит с ним связываться. Ты совсем маленькая, а он ушлый говнюк.
Он произнес это так, будто мы уже говорили на эту тему, и я внезапно сообразила, что они обсуждали это между собой.
— С чего это я маленькая? Вы всего-то на три-четыре года старше.
— Взрослым человек становится не от возраста, а от этого, — он провел ребром ладони по горлу. — Чем больше у тебя дерьма в жизни, тем быстрее взрослеешь. Вот и всё. Взрослость — это постоянная готовность к геморроям и подставам. Не хотел тебя обидеть. Просто предупредил по-человечески.
— Спасибо. Очень любезно с твоей стороны.
— Ты всё ещё готова помочь с уборкой? Стараться можно не сильно, потому что в понедельник придет работница и переделает всё по-своему.
На нашу встречу Вика опоздала минут на двадцать, так что я уже собиралась уйти. Но она прибежала, обняла и расцеловала, а затем потащила на другую сторону шоссе, где тянулся длинный ряд больших и маленьких магазинов со всякой всячиной: от лака для ногтей, заколок, телефонных аксессуаров до шуб и роскошных ювелирных салонов.
С Викой было легко и весело. Она держалась так, словно все окружающие покинули свои дома только для того, чтобы полюбоваться ею: эффектно встряхивала распущенными волосами, театрально распахивала глаза, беззаботно смеялась и держала прекрасную осанку, отчего её округлая, обтянутая белой эластичной футболкой грудь под расстегнутой зеленой паркой было первое, на чем останавливался взгляд.
Удивительным образом Вика искусно балансировала между вульгарностью и детским эпатажем. Мужчины к ней так и липли. Пока дошли до торгового центра, с нами пытались познакомиться трое парней и один возрастной мужик. Остальные просто глазели со стороны.
Я рассказала ей о потопе, и она тут же заинтересовалась:
— И что эти ребята? Понравились тебе? Я хочу знать подробности. Чего стесняешься? — громко рассмеявшись, ткнула пальцем мне под рёбра. — Я люблю обсуждать парней даже больше, чем шмотки.
— В двух словах не объяснишь. Они интересные. Совсем не похожи ни на кого из моих знакомых.
— Симпатичные?
— Один симпатичный и скромный, а второй по-настоящему красивый — как в кино.
— С красивыми не связывайся, — Вика небрежно махнула рукой. — Они либо тупые, либо оборзевшие, либо подлые. Этакая ловушка природы. Типа мухоморов. Яркие, но отравленные. Выбирай первого. Как его зовут?
— Максим. Он в детском доме был, а потом сбежал.
— Ой, нет, — Вика поморщилась. — С парнями из детского дома дела лучше не иметь. Мало того, что они бедные, необразованные, без связей, так ещё и совершенно неприспособленные к этой жизни. Ничего не знают, не умеют и считают, что им все должны.
Мне стало обидно за Макса.
— У него мама умерла, когда ему пятнадцать было. Ты только представь: живешь, живешь нормальной жизнью, а потом вдруг — детдом. Равнодушие и жестокость. Это ужасно. Тебя любили, заботились и тут в один день пустота и холод. Как такое пережить?
— Подумаешь, — насмешливо фыркнула Вика. — Не несчастнее других. Я, может, тоже из детского дома. Что в этом особенного?
Я удивленно остановилась:
— Ты сирота?
Вика замялась.
— Мать в тюрьме отсидела десять лет, а как освободилась, нашла себе какого-то священника и с ним теперь живет. Я её и не помню даже. А у отца пожизненное за ограбление и захват заложников, — бросила на меня осторожный взгляд и рассмеялась. — Что ты так смотришь, будто я сама криминальный элемент?
— Совсем нет. Просто очень удивительно. Поразительное совпадение. Никогда не встречала никого, кто бы жил в детском доме, а тут сразу двоих.
— Нормальное жизненное совпадение, — Вика снова взяла меня под руку. — Так всегда бывает, не замечала? Какие-то вещи вдруг одновременно начинают происходить. Это значит, что жизнь тебе этим хочет что-то сказать. Мы с тобой не случайно познакомились и нужны друг другу.
— Думаешь?
— Несомненно, — она ласково прильнула к моему плечу и тут же игриво вскинулась. — Рассказывай дальше. То, что они красивые и бедные я поняла, а вот чего в них особенного пока не уловила.
— Они не бедные. Артём, кажется, богатый. У него есть машина, завал продуктов на балконе и уборщица.
— Да? Ну тогда тебе подходят.
— Шутишь? Это я им не подхожу. Это как думать, подходит ли мне Леонардо Ди Каприо. Приятно, но нереально.
Вика отмахнулась.
— Глупости. Всё дело в самооценке. Если я захочу, то и Лео будет бегать за мной, как миленький, — она посмотрела мне на ноги. — Вот чего ты такие страшные джинсы носишь?
— Не знаю. Обычные.
— А давай тебе что-нибудь прикольное купим? — мы остановились напротив торгового центра, вывеска которого пестрела модными брендами. — Что-нибудь такое, чтобы самой нравилось. Мне вчера немного денег привалило, потом как-нибудь отдашь.
Обычно всю одежду мы покупали вместе с мамой. Она говорила: «Кто-то же должен посмотреть, как сидеть будет», но по факту выходило, что брали мы то, что нравилось ей. Совсем не модное, зато «приличное». Пару лет назад я попыталась взбунтоваться, однако мама очень сильно обиделась, что я «не доверяю её вкусу» и хочу от неё отстраниться. Так что было проще носить эти древние шмотки, чем видеть, как она переживает.
Вика повела меня по магазинам. Но я не знала, чего хочу, поэтому бродили бесцельно, разглядывая всё подряд. В одном месте, где продавались одни джинсы, она подвела меня к куче скидочных моделей на низкой деревянной платформе и принялась активно их ворошить, доставая то одну, то другую. Черные, синие, серые все узкие и обтягивающие, как лосины.
И тут на глаза попались широкие голубые джинсы с большими дырками на коленках и свисающей вокруг них бахромой. Моя мечта!
Я схватила их и сразу, без примерки, поняла, что они мне подходят. Вика тоже одобрила, пообещав подарить мне к ним джинсовку точно такого же цвета, которую она не носит из-за того, что куртка слишком широкая, а она любит в обтяжку.
Домой я вернулась в семь, открыла и сразу поняла — тётя Катя приехала. В квартире было жарко, немного дымно и пахло жареной курицей с картошкой.
В последнее время мне этого очень не хватало.
Мы проболтали с ней до самой ночи, я даже о потопе рассказала, только про Дубенко и ночных гостей не стала, чтобы не пугать и не расстраивать. А после ужина, весь оставшийся вечер, прислушивалась к музыке наверху, вспоминала новых знакомых и пыталась убедить себя в том, что они слишком непонятные и взрослые для меня, и что видела я их всего ничего, а за такой короткий срок никаких привязанностей возникнуть не может. Но ни один рациональный довод не работал.
Точно так же, как прошлым летом, когда мы с родителями ездили на три недели в Болгарию к папиным родственникам в домик возле моря. По соседству с нами жили семьи отдыхающих из России. Три девочки пятнадцати-семнадцати лет. Одна из них — Лада сначала познакомилась со мной, мы даже немного погуляли вместе, но потом приметили двух других девчонок — сестер.