– Аналогично, – проговорила Лили.
И вот точнехонько в этот момент неожиданное ощущение самого полного, самого совершенного счастья овладело мной. Мы находились среди потрясающей, несравненной красоты, в волшебном уголке Земли, мы были здоровы и в прекрасном настроении, мы были вместе. Как же прекрасно, что мне хватило сил и мужества разорвать кокон нашей серой обыденности!
Лили
Дорогой Марсель!
Как дела? Я почти в порядке, если не считать того, что я съела колбасу из оленины, приняв ее за «королевскую колбасу»[80]. А все дело в лживой рекламе: когда обман вскрылся, меня чуть не стошнило.
Мы посетили ставкирку[81] в Урнесе, это церковь из «стоячего дерева». Вижу, и ты не понял, что бы это могло означать, отчего мне сразу полегчало. Но, представь, все надо мной потешались, когда я спросила, садится ли дерево, когда устает. Так вот, на всякий случай знай, что эти церкви так называются потому, что при их строительстве используют столбы для крепления стен, нефа и крыши. Видишь, со мной ты много чего узнаешь новенького, то-то же! Короче, посмотрели мы эту церковь, она самая древняя в Норвегии, старше прабабушки, поэтому я обращалась к ней на «вы». Она прекрасно сохранилась для своего возраста, хотя внутри и тесновато, но я быстро оттуда вышла, потому что Ной предпочел ждать меня снаружи.
Мы уселись с ним в траве, смотрели на фьорд и ничего не говорили, да и не требовалось. Я очень люблю Ноя, впрочем, я тебе уже говорила. Не считая моей семьи, это первое живое существо, которое я так сильно полюбила и которое не является животным. Он никогда не врет, он добрый и, на мой взгляд, очень забавный. Как-то раз он издал звуки, которые меня насмешили, я хохотала, и он продолжил, так что я абсолютно уверена, что он делал это специально, чтобы услышать мой смех снова.
Мама не слишком-то много общалась с Жюльеном, а проводила все время с Хлоей, потому что та загрустила. Причину она не называла, но в конце концов не выдержала, потому что боль причиняет больше вреда, когда она внутри, а не снаружи. Итак, она прочла в Фейсбуке, что ее возлюбленный Кевин завел себе новую подружку, только учти – я тебе ничего не говорила. С тех пор она старается об этом не думать, но у нее плохо получается, как я вижу, иначе она не ныла бы все время, что никто ее не любит, что она – полное ничтожество, страшная, тупая и окончит свои дни в одиночестве.
Кроме того, узнав, что наш отец делал с мамой, она окончательно укрепилась во мнении, что все мужчины только на то и способны, что причинять нам зло. Может, мне и не стоило ей сообщать подробности, но ведь годами она твердила, что все произошло по вине мамы, «ах бедный папа», и бла-бла-бла, так что я внесла посильный вклад в установление истины.
По-видимому, мама думала, что я все забыла, так как я была тогда совсем маленькой, но, скажу тебе, увидеть свою маму с окровавленной головой – такое не забывается. С тех пор я не часто встречалась с отцом, но каждый раз, когда это происходило, он пытался понять, помню я о том случае или нет. Ведь он не мог не находить странным, что я не питала к нему той же привязанности, что и Хлоя. Не стоило бы ему думать, что я все забыла, хотя я и кажусь временами придурковатой, но то, что он сделал, даже такие, как я, не забывают.
На обратном пути, после экскурсии в церковь, когда мы плыли на пароходе, Хлоя вдруг заплакала. Тогда я не знала, что делать, и не сделала ничего, но, вернувшись в наш домик на колесах, я полезла под подушку, вытащила тебя, открыла страницу с записью от 1 мая и дала ей прочитать.
Как видишь, Марсель, возможно, за время поездки я не очень-то поднаторела в математике, но в сестринском чувстве – несомненно.
Прими, пожалуйста, мои наилучшие пожелания.
Лили
P.S.: А у меня волосы выросли в левой подмышке.
Хроники Хлои
Лили заставила меня прочитать страницу из своего дневника, но мне далеко не все понятно: она постоянно обращается к какому-то Марселю.
Вот, что она написала 1 мая.
Дорогой Марсель!
Мне нужно поговорить с тобой о моей сестре Хлое. Я тебе о ней уже рассказывала, но сейчас ты узнаешь гораздо больше.
Знаю я сестру, как ты понимаешь, уже довольно долго, почти так же долго, как отца и маму, так что нам приходится выносить друг друга со времен царя Гороха. Наверное, поэтому мы часто ссоримся, но не только поэтому, а еще и потому, что она страшная зануда. Она то рычит, то плачет, то кричит на меня, утром по часу не дает попасть в ванную, принимает меня за дуру и даже не пытается со мной делать хотя бы хорошую мину при плохой игре.
Но, согласись, с таким же успехом я могла бы родиться сестрой серийного убийцы или математички, так что тут грех жаловаться.
У нее полно замечательных качеств, и это помимо внешности.
Она – прекрасная актриса: видел бы ты ее вчера, когда она объявила маме, что беременна, я была в двух шагах от того, чтобы вручить ей Юлия Цезаря[82].
Она добрая: притворяется, что не видит счетов, которые мама прячет в шкафу (как и я), и всегда приходит проверить, все ли у меня в порядке, прежде чем лечь спать.
Она умна: в прошлом году она выиграла конкурс на лучшее сочинение и всегда приносит из лицея хорошие оценки. Притом она умеет отрыгивать алфавит[83].
Она щедрая: однажды она дала мне ломтик жареной картошки.
Не знаю, как она устраивается, чтобы всего этого не видеть, потому что я вижу все это лучше, чем ее собственные глаза или волосы. Знаешь, когда мне надоест быть «странной», как обо мне говорят в коллеже, я бы хотела стать такой, как она. Но если ты сейчас мне поддакнешь, ей-богу, мне придется тебя сжечь.
Целую тебя, Марсель.
P.S.: Матиас передает тебе привет.
Пришлось сфотографировать страницу, потому что я испугалась, что не поверю самой себе, когда буду об этом вспоминать. Лили легла рядом со мной на кровать.
– Вот уж не знала, что ты так обо мне думаешь, – сказала я.
– Я же просила Марселя ничего тебе не рассказывать, вот подлый предатель!
Я улыбнулась. Она больше не заговорила, но приняла месседж.
Страница дневника стала признанием в любви, о которой она не решалась сказать вслух.
Мне вспомнились стихи Луи, наивные, простенькие, порой заимствованные, но обезоруживающе искренние. Анонимные письма, на которые не ждали ответа.
Девятилетний мальчик и двенадцатилетняя девочка только что преподали мне урок. Оказалось, что меня можно любить, не рассчитывая на взаимность.
Анна
Мне все стало понятно, когда утром Марина постучала в дверь нашего трейлера. Глаза у нее покраснели, руки лежали на животе.
– Вы уезжаете?
Она не смогла ответить, только кивнула и расплакалась. Я пригласила ее войти.
– Хорошо, но только ненадолго, мне нужно помочь Грегу собрать вещи. Мы хотим отправиться в путь засветло. Мы ведь еще когда-нибудь увидимся?
Девочки выпрыгнули из постели, причем Лили с недовольным видом.
– Конечно, увидимся. Тулуза и Биарриц не так далеко друг от друга.
– Почему вы решили не заканчивать путешествие вместе со всеми? – поинтересовалась Хлоя.
– Мне не сразу удалось свыкнуться с мыслью, что у меня будет ребенок, но теперь я полностью готова. И у меня огромное желание всем этом сообщить и заняться подготовкой вплотную.
Марина обняла девочек.
– Как же я буду скучать!
Я присоединилась к ним, пытаясь не заплакать.
– Было очень приятно с вами познакомиться, – прошептала я, почувствовав, как Марина сжала мне руку.
Незадолго до их отъезда мы зашли к ним попрощаться. Группа в полном составе уже собралась перед их машиной. Небо было пасмурным, что соответствовало обстановке.
Им пришлось отсрочить отъезд на некоторое время, так как объятиям и обещаниям снова встретиться не видно было конца. Прощание на самом деле оказалось нелегким.
Мне казалось, что я прощаюсь со старыми друзьями. Без них все уже не будет прежним. Лили не преминула заметить, что лучшие всегда уходят первыми, Франсуаза сделала вид, что обиделась, и все рассмеялись. Смех – лучшее противоядие от слез.
Наконец машина исчезла из виду. На месте, где она стояла, образовалась огромная пустота. Я поскорее вернулась в наш трейлер, чтобы окончательно не расклеиться. Не успела я войти, как на телефон пришло сообщение от Марины:
«Совсем забыла: огромного счастья вам с Жюльеном!»
Мне ее уже не хватало.
Оставшаяся часть дня прошла в прогулке по Бергену[84]. Лили пришла в восторг от старого квартала Брюггена, расположенного в центре города, с его притиснутыми друг к другу разноцветными домами и улочками, вымощенными деревом. Она заявила, что хорошо бы все дороги сделать деревянными, тогда падать с велосипеда было бы не так больно. Хлоя не переставала восхищаться, когда мы сели в фуникулер, поднявший нас на вершину холма, откуда открывался чудесный вид на город, – воистину, это дитя рождено для путешествий. Потом мы купили себе бутербродов для завтрака на рыбном рынке. Мне показалось, что Лили расплачется, когда она увидела на прилавке сэндвичи с китовым мясо м.
Девочки заснули рано, а мне все никак не удавалось уснуть. Думала я о Марине и Греге, и вообще о людях, с которыми ты встречаешься и кто порой оказывает на твою жизнь большее влияние, чем те, кто ее с тобой разделяет. Я думала о пересекающихся и расходящихся жизненных дорогах, о дочерях, которые однажды от меня уйдут. Очень скоро. Мне захотелось выйти на воздух.