— Мне не нравится тень! — сказала девушка так громко, что дама быстро подняла глаза.
Томас вздохнул.
— Попробуйте это, по крайней мере, — сказал он с хорошо сыгранной преданностью. На одну драгоценную секунду их взгляды встретились. И нежность в его глазах вызвала в ней тоску, желание просто броситься снова в его объятия как в прекрасный сон, из которого она не хотела просыпаться.
«Ai somiat», — он написал. «Я мечтал о тебе. А как произносится на твоём языке «обнимать и целовать?»
Этот страстный вопрос отразился также и на его лице, эта жажда жизни и познания, которая так её очаровывала. «То, что он делает, он делает от всего сердца», — подумала Изабелла. Её пульс стал быстрее, когда она поставила в середине окзитанское слово: «embracar».
И когда Изабелла читала его ответ, сокровенное лунно-голубое ночное счастье снова перехватило её дыхание.
«Тогда представь себе, что я целую тебя, Красавица! Сейчас и каждую секунду, когда мы будем в разлуке».
Томас раздражённо вздохнул и покачал головой.
— Мадемуазель, простите, если я так прямолинеен, но вы приводите меня в отчаяние! Этот изгиб ещё темнее! — когда он указывал на лист, то будто случайно задел её руку. Это было как поцелуй. Кожа на руке Изабеллы покрылась мурашками. Теперь она радовалась тому, что пудра скрывала то, как покраснела.
«Как я услышу о тебе?»
«Я найду способ послать тебе сообщение как можно быстрее. Адриен Бартанд поможет мне, он работает у Эрика, но ты можешь доверять ему. Ты узнаешь его».
Небрежными штрихами парень набросал на листе лицо мужчины со шрамом. Лицо было обрамлено тёмными волосами. Изабелла наморщила лоб. Ей показалось, что она уже где-то видела мужчину с таким шрамом. «Ты уверен, что мы можем ему доверять?»
«Определённо», — ответил Томас.
— И? Вы делаете успехи? — её брат как всегда вошёл в помещение беззвучно. Угольный карандаш выскользнул из пальцев Изабеллы, когда она пальцем стирала надпись, как будто хотела нанести на бумагу тень. И к тому времени, когда Жан-Жозеф подошёл к ним, девушка быстро вытащила другой лист. Томас быстро начал сеанс и мастерски набросал по-дилетантски на бумагу, чтобы она смогла выдать это как своё. Это была опасная игра, и в такие моменты как этот, Изабелла понимала, как это было сумасбродно.
— Мы продвигаемся вперёд, — очень по-деловому ответил Томас и поднял её угольный карандаш.
Жан-Жозеф подошёл к ней, взглянул на натюрморт и выдавил ободряющую улыбку. Несмотря на испуг, Изабелла рассмеялась. На картине была изображена незабудка, которой не было в вазочке — подмигивание Томаса.
Он раскланялся на прощание.
— У вашей сестры взгляд, замечающий красоту.
— А с более терпеливым преподавателем я была бы, безусловно, лучше, — прохладно ответила она.
— В следующий раз я буду терпеливее, мадемуазель, если вы будете сами собой.
Половицы скрипели под шагами Томаса. Как только они затихли, Изабелла поднялась, и почувствовала на своих плечах руки брата.
— Я рад, что ты почти полностью отказалась от траурной одежды. Я уже почти забыл, какая у меня прекрасная сестра!
Его слова звучали искренне и нежно, но Изабелла чувствовала существующую между ними дистанцию. В зеркале над камином она увидела принцессу-лебедь и молодого вельможу.
«По-прежнему два незнакомца».
— От тебя, конечно, не ускользнуло то, что сегодня до полудня прибыл Эрик?
Изабелла напряглась.
— Мне это известно.
— Он задаётся вопросом, почему ты его ещё не поприветствовала. Ты знаешь, он очень беспокоится о тебе. Я обещал ему, что ты поужинаешь с ним и со мной, и после этого с ним погуляешь.
Руки на её плечах стали еще тяжелее, чтобы выдерживать это дольше, также как и его надоедливую болтовню. «А Эрик уже назвал цену за молчание».
Она вывернулась из рук брата и повернулась.
— Жан-Жозеф, почему ты даёшь ему такие обещания? Я знаю, что ты поимеешь большой куш от тёти Эрика. Но я не думаю о том, чтобы протянуть такому распутнику даже мизинец!
Жан-Жозеф резко втянул носом воздух. Он сделал повелительный знак компаньонке. Женщина торопливо схватила свою шкатулку и поспешила прочь.
— Господи, как ты можешь так пренебрежительно отзываться о де Морангьез перед слугами? — выкрикнул он, как только двери закрылись. — А я уже, в конце концов, поверил, что ты образумилась и поняла, как должны вести себя д’Апхер!
— Что это может значить?
— Наша мать никогда бы не произнесла ни одного бранного слова перед прислугой. И она никогда бы не имела ничего общего с крестьянами и не говорила бы на их языке как ты недавно, когда речь шла о мертвеце на поле. И перед всеми людьми!
Теперь он был в своём вспыльчивом состоянии, совсем как сын Аристида д’Апхера. Её укололо это сходство. И хотя девушка была так зла на него, невольно она чувствовала себя очень близкой ему. «Вероятно, мы найдем общий язык», — подумала она. — «Однажды».
— Я действую так, как учил меня мой отец, — спокойно ответила она. — Он никогда не прятался за фальшивыми словами, и не боялся подать руку крестьянину. Только поэтому они ему доверяли. И только поэтому он был таким хорошим полководцем на войне. Его солдаты любили его и следовали за ним до самой смерти. Сейчас ты хочешь отказать ему в том, что он был д’Апхер, только потому, что он иначе относился к простым людям, чем ты считаешь правильным? Это было бы очень самонадеянно, ты так не считаешь?
Жан-Жозеф покраснел и вздохнул, потом выпрямился. Это было жутко, как быстро мужчина превратился обратно из разъяренного брата во властного вельможу.
— Я не говорю о нём ничего. У него были причины так действовать. Но теперь я хозяин в нашем доме и также несу ответственность за тебя. И хочу, чтобы ты была любезной с Эриком. Завтра он уходит со мной обратно на охоту. Сегодня он пришёл только из-за тебя. Не разочаровывай его! Это… важно.
Наконец она поняла, чего он от этого хотел. Внезапно ей стало холодно, несмотря на летнюю жару.
— То есть Эрик выразил свою заинтересованность в этой связи?
— Пожалуй, это не тайна, что он над этим думает.
— Папа никогда не отдал бы меня этому мужчине! Никогда! — теперь ей было безразлично, что она кричала.
— Я не говорю, что действительно это сделаю! — вскричал Жан-Жозеф. — Веришь ты в это или нет: я уважаю желания нашего отца, даже если я никогда его не понимал — конечно же, не в отношении к тебе и свобод, которые он тебе оставил. Но в нынешней ситуации мы должны вести себя дипломатично!
Сегодня он тоже избегал смотреть на её шею, хотя шрам был хорошо скрыт. Вместо этого брат разглядывал Изабеллу тем взглядом, который она ненавидела: как будто он пытался оценить поведение своенравного животного.
— Вскоре дело с чудовищем будет решено, ещё через год — это только страшилка, и твои шрамы так хорошо заживут, что никто об этом и не спросит. Но в настоящий момент эта тема слишком щекотливая, чем мы могли бы испортить это для нас с де Морангьез. Так ты обещаешь мне быть д’Апхер, которой гордилась бы наша мать?
— Только если ты пообещаешь мне, что не примешь ошибочное решение!
Мягко, но решительно мужчина снова положил ей руки на плечи и поцеловал в лоб.
— У меня нет причин для этого, — сказал он так любезно, что любая другая угроза не была слышна в его голосе. — До тех пор, пока твоё поведение не заставит меня это сделать.
«Я обманываю себя», — подумала она. — «Мы никогда не будем говорить на одном языке». Страх быть пойманной в ловушку, был похож на чувство удушья. Но потом она вспомнила, что отец говорил ей, когда она унывала: «Безысходности нет, моя красавица. Только окольные дороги, которые нужно находить».
Изабелла отступила назад и опустила взгляд на свои руки. Её правый указательный палец был всё ещё чёрным от угля, как привет от Томаса. «Он снова будет в Ле Бессет. И если я буду там, то смогу лично попросить мадам де Морангьез, чтобы она замолвила слово за мужчин Хастель».
— Возможно, ты прав, Жан-Жозеф, — сказала она примирительно. — Я проведу время с Эриком. А завтра я бы хотела поехать с вами верхом на охоту. После этого я на несколько дней остановлюсь у мадам де Морангьез.
Ей снова удалось озадачить Жан-Жозефа.
— Ты хочешь назад в Ле Бессет? Почему?
— Это лучшая возможность рассеять слухи. Если люди снова увидят меня здоровой и бодрой — и даже на охоте — больше никто не будет сплетничать о том, что я была больна.
Жан-Жозеф прикусил нижнюю губу. Этот аргумент показался ему убедительным. Но потом он покачал головой.
— Это слишком опасно. В этой местности всё ещё бушует бестия.
— Где бы мне было безопаснее, чем в компании вас обоих? И наш отец брал меня с собой на каждую такую опасную охоту. Я стреляю лучше, чем многие охотники, — и хотя девушка снова слышала шёпот Каухемара в своей голове, она подняла подбородок и уверенно улыбнулась. — Не забывай, Жан-Жозеф: мы, д’Апхер, не прячемся! Мы смелые и стойкие перед своими кошмарами.
***
Раньше Томас смеялся над ревнивыми людьми, но с прошлой ночи он знал, что смешного здесь было мало. Вчера Изабелла его просто не замечала, вместо этого он представлял себе, что её глаза смотрели только на Эрика. Она гуляла с ним в саду, пока Томас проигрывал в каждом раунде в шахматы д’Апхеру. «Соберись», — сказал он себе. — «Она только игнорирует тебя, потому что Эрик — ищейка и мы могли бы себя выдать». Но все же даже цвет одежды Изабеллы — нежный голубой цвет незабудки — казался ему насмешливым приветствием. Но от этого стало ещё хуже: в эту третью ночь Томас напрасно дожидался рассвета в каморке. И когда он, дрожа от усталости, пришёл со своей папкой для рисунков с салон, лакей сказал ему, что д’Апхер просто отправились на охоту.
Томас явно имел тенденцию к самоистязанию, потому что когда он вошёл во двор, то чувствовал себя почти униженным взглядом Изабеллы. Она никогда ещё не была больше графиней, чем сейчас. Изабелла была одета в рыжую охотничью куртку и такую же красную шляпу. Шарф, соответствующий её белым перчаткам, окутывал щёки и шею.