Отдохну несколько мгновений», — подумал он и закрыл глаза. После нескольких часов путешествий с поисковиками в горном лесу в горах, его ноги болели. Только сейчас он заметил, как сильно был истощён. Только его мысли кружились дальше. Перед ним предстал Ален Буле, мертвецы, которые окружали его плотнее, чем когда-либо, и снова с мучительным чувством: Изабелла.
«Как же ты мог так слепо доверять Адриену?» На этот раз это был не Арман, который ругал его, это был он сам.
***
Вопреки всему он, должно быть, заснул. Что-то холодное разбудило его от кошмарного сна, в котором Томас догонял Изабеллу, не сходя с места. Холод сжал его грудину, и когда он очнулся, его пальцы сомкнулись вокруг ствола винтовки. Юноша испуганно открыл глаза — перед ним в лунном свете выделялся чёрный контур.
— Что ты здесь ищешь? — прозвучал резкий шёпот, судя по всему, Бастьена. Дуло ружья ещё крепче прижалось к его груди.
— Бастьен? Это я! Томас!
Рука грубо схватила его за подбородок и повернула к окну.
— Ауврай? — ружье опустилось. Однако друг не потрудился приветствовать его полюбезнее.
— Слава Богу, что я нашёл тебя, — сказал Томас. — Ты слышал, что произошло с Изабеллой?
— Конечно, — прорычал Бастьен. — И что ты потерял в чужих домах? Если ты дотронулся до моих вещей, я переломаю тебе пальцы!
— Что? Нет! — возмущённо воскликнул Томас. — Какого черта ты так сердишься?
Ответом было недоброжелательное сопение.
— Чего ты ожидаешь? Что я брошусь тебе на шею после того, как ты бросил меня на произвол судьбы? Просто исчез без слов с лица земли. А потом ты появляешься здесь через несколько месяцев, вероятно, только потому, что тебе что-то от меня нужно?
Ну, по крайней мере, это был разочарованный, озлобленный Бастьен, которого он знал.
— Ладно, отойди от сундука, — обратился он к Томасу. — Мне нужно моё огниво.
— Даже если ты мне сейчас не поверишь. Я никогда бы тебя не бросил! — энергично сказал Томас. — Маркиз д’Апхер посадил меня в тюрьму, и выслал из области. Я не мог ни с кем попрощаться. Теперь я должен изображать другого, чтобы вообще быть здесь. Слушай, Бастьен, если Изабеллу ещё можно спасти, если уже не слишком поздно, то это можешь только ты! Ты ориентируешься здесь как никто другой. Мы должны отправиться немедленно.
— Ох. Теперь тебе приходит в голову, что вы должны искать? — он быстро вернулся. — Как ты думаешь, откуда я сейчас пришёл?
Томас слышал, как Бастьен роется в сундуке. Что-то с грохотом упало на землю.
— И даже если мы снова отправляемся. Ты веришь, что у меня глаза совы, и я могу искать среди ночи?
Это правда. Томас, должно быть, давно утомлённо спал, уже была глубокая ночь.
Железо ударило о кремень, и первая искра осветила корпус печи. Томас был поражён, когда Бастьен осторожно подул на угли и огонь осветил его лицо. Его друг таинственно изменился в течение долгих месяцев. Его щёки впали, он был не брит, полностью заросший спутанными волосами.
— Мы искали ещё в лесу с факелами, — сказал Бастьен. — И я не верю, что она сидит где-нибудь под ёлкой и ждёт нас. Если бы она могла, то давно бы уже прибежала к следующему лагерю, — его голос звучал сдавленно, он прикусил нижнюю губу. И внутри Томаса снова вспыхнул страх за Изабеллу.
Бастьен суетливо достал хлеб и сыр из сложенного платка и начал нарезать и то, и другое. Его движения были беспокойными и нервными. В свете огня камина Томас также мог теперь рассмотреть, что тот принёс двух кроликов. Петли ловушек всё ещё были вокруг их шей.
— И, кроме того… — Бастьен неожиданно закричал на него. — Кто ты такой, чтобы просто приходить ко мне и давать приказы?
— Я ничего не хочу тебе приказывать! Я прошу у тебя помощи для Изабеллы. Как друг.
— Друг! — пренебрежительно прозвучало, но Томас слишком отчётливо различил лишь на слух разочарование и одиночество.
— Это должно быть сложно для тебя, — тихо сказал Томас. — Она была тебе как сестра.
Бастьен поражённо поднял голову.
— Я знаю, ты не можешь говорить об этом. Но она рассказала мне, что долго жила у вас. Она говорила мне, что ты и она, и Мари были как…
— Прекрати! — теперь голос Бастьена дрожал. — Если ты появился, чтобы повернуть нож в моей ране, ты можешь снова исчезнуть!
«Он потерял все», — подумал Томас. — «Мари, остальную семью, и теперь также девушку, которая стояла следующей рядом с его сестрой».
— Мне… очень жаль, Бастьен.
«И ты даже не представляешь, насколько. Если бы я никогда не видел фамильные портреты д’Апхер!»
— Мы найдем её! Я знаю, кто ответственен за исчезновение Изабеллы!
— О чём ты говоришь? — Бастьен снова сделал паузу и протянул левую руку к рукоятке ножа.
— Я говорю об Адриене Бастанде. Он — чудовище! Он совершает убийства с прирученными волкодавами. Мы должны выследить его, тогда мы найдём, вероятно, надо надеяться Изабеллу.
«Если она еще жива». Снова сейчас у него на душе стало плохо.
— Адриен? Этот голодный слуга собак? Этот болван никогда не был достаточно ловким в этой жизни для чего-то в этом роде!
— К сожалению, — Томас начал рассказывать об Анне Танавель, о мужчине, которого он считал Каухемаром, о песне и о бегстве Адриена. Бастьен слушал неподвижно, только вид того, как он пытался сжать правый кулак, показывал, что тот чувствовал.
— Ты подстрелил этого зверя, — продолжил Томас. — Что это было?
— Я едва ли видел то, что было в сумраке. Оно было большим и имело мощную челюсть. Я выстрелил. След происходил, бесспорно, от бестии. Только никто не хочет верить, что я её застрелил.
— Я верю тебе! Я всегда в это верил, ты уже об этом забыл?
Лед между ними, кажется, дал несколько маленьких трещин.
— И что ты хочешь теперь делать? — спросил Бастьен.
— Найти Адриена. Я уверен, у него в горах где-то есть убежище для себя, и возможно, для собак. Место выбрано удачно, много проточной воды, и рельеф осложняет ищейкам взять след. Верхом здесь передвигаться плохо. Ты здесь ориентируешься? Здесь можно где-нибудь спрятаться?
Бастьен пожал плечами и пристально задумчиво смотрел в огонь.
— Повсюду и нигде. Здесь есть масса покинутых домов. Но там, в настоящее время никто не живет, так как из-за бестии, естественно, никто не осмеливается пасти своих коров в одиночку.
Томас вскочил.
— Хорошо, теперь мы обыщем хижины…
Бастьен схватил его за куртку и снова потянул обратно на землю.
— В горах ты тут же можешь прыгнуть в пропасть. И, тем не менее, мы поможем Изабелле как никто другой лучше. Мы отдохнём и выступим через час или два, перед восходом солнца, станет немного светлее, по крайней мере. Мы найдём подлеца!
«Мы». Томас уже почти забыл, как это хорошо ощущалось — иметь друга как Бастьен. И как никогда ему стало ясно, как сильно он скучал по нему в Версале.
— Спасибо, Бастьен!
Его друг едва кивнул, и это было так, как если бы они снова пожали друг другу руки.
— И ты все равно хочешь идти на поиски? — Бастьен указал на ружьё Томаса. Пока юноша спал, он перенёс его вне пределов досягаемости и прислонил рядом с сундуком. — Ты действительно готов стрелять? Я ни с кем не пойду на такую охоту, где испытывают страх и ружьё выбрасывают, потому что не хотят ранить или убить.
— Убить Адриена? Я надеюсь, что до этого не дойдет.
Бастьен махнул рукой.
— Надежда для мечтателей! И мы здесь не на охоте на кролика, речь идёт об убийце. Ты будешь стрелять или нет? Он не станет медлить, я обещаю. Так что?
Он схватил винтовку и сунул её в руку Томасу. Томас закрыл глаза и увидел перед собой Изабеллу. Не сердитую, как в последний день их встречи, а на празднике д’Апхера, где она повернулась к нему у окна в зелёном платье. Напоминание об этой картине толкнуло его к одному из мёртвых, и от мучительного сердцебиения казалось, что перед ним лежит убитая Изабелла, как несколько недель назад бедная Катерина. Его руки плотно сомкнулись вокруг приклада и ствола.
— Да, — сказал он тихо.
— Хорошо, — на лице Бастьена впервые появилось что-то вроде усмешки. На мгновение они снова оба были друзьями, которые выстояли на охоте вместе на поляне.
— Не волнуйся. Это не так тяжело, как кажется тебе сейчас. Если идёт речь о жизни и смерти, быстро всему учишься и даже к этому привыкаешь. Через несколько дней на поле боя я уже забыл, что раньше не убил ни одного.
Томас был вынужден подумать об Алене Буле.
— Это так? На войне? — тихо спросил он. — Я слышал только рассказы о горе и долге.
Бастьен качал головой.
— Я не страдал. Напротив, на войне у меня впервые в моей жизни был шанс. Там речь идёт только о победителе и побеждённых. И здесь я был впервые победителем. Если замечаешь, что превосходишь противника, тогда это как опьянение. Лишь лава в венах, и ты находишься далеко от всего. Только сам в себе. Ты можешь всё, ты — всё. Это безумие.
Томас вздрогнул от взгляда Бастьена: выражение его лица резко изменилось. Он выглядел почти… очарованно. Томас слышал о солдатах, которые любили свое ремесло. Должно быть, его друг один из них.
— Как ты можешь так говорить об убийстве? Это ужасно и бесчеловечно.
Бастьен засмеялся.
— Неужели? Тогда представь, что Адриен мог бы сделать с Изабеллой, и скажи это снова. Более того, Бог стоял рядом со мной на поле боя, в противном случае я был бы мёртв, поэтому вероятно то, что происходит на войне, правильно. Прекрати говорить, как бумажный задира, Ауврай. Ты точно знаешь, о чём я говорю, потому что ты больше похож на меня, чем ты признаешь. Страдание, одиночество и предательство — это была твоя жизнь. И будем честными: ты когда-нибудь хотел иметь власть? Силу, которая позволяла бы не оскорблять тебя, но и давать настоящий отпор? Власть отстаивающая тебя всегда и везде?
Беда была в том, что где-то в нем самом этот вопрос нашёл отклик. «Как часто я представлял ребёнком, как пихаю Армана в пучину?