Улицы, мосты, площади, памятники…
Вместительный автобус плавно остановился у ворот советского посольства. Женщины вынесли два больших венка, обвитых красными шелковыми лентами.
— Надо помочь, ребята, — велел Виктор Иванович.
Боксеры внесли в машину венки. Сразу запахло сосновой хвоей и розами.
— Один твой, — сказал Рокотову старший тренер, показывая на венки.
— Хорошо, Виктор Иванович, я понесу.
— Ты не понял. Один твой, на могилу отца.
У Валерия перехватило дыхание. Ему? Венок? А он только хотел попросить, чтобы остановили автобус у какого-нибудь цветочного магазина. Валерий с благодарностью посмотрел на старшего тренера.
— Спасибо, Виктор Иванович…
— А ты не меня одного благодари, тут весь наш коллектив руку приложил. И товарищи из посольства постарались.
Впереди на розоватом фоне вечернего неба возникли очертания триумфальной арки — Бранденбургские ворота. На массивной арке четверка металлических коней, впряженная в колесницу, грызла удила.
Водитель нажал на тормоза, и автобус остановился перед часовым на контрольном пункте. Высунувшись в дверцу, он протянул американскому солдату документы.
— О! Боксе! — воскликнул он, восхищенно посматривая через окна на спортсменов, и дал знак ехать. — Битте!
Автобус, лавируя в потоке машин, помчался по шоссе, которое пролегло между парками. Наконец, развернувшись, остановился у входа на братское кладбище.
Спортсмены вышли из машины, вынесли венки. Вместо ворот, по краям входа, огромные, высеченные из красного гранита, печально приспущенные знамена. Зелень, аккуратно подстриженные кусты. Впереди, на высоком пьедестале, знаменитая фигура воина-освободителя, с мечом в одной руке и с девочкой, доверчиво прижавшейся к нему, в другой. Ногами солдат попирал раздавленную свастику. По ясному, словно вымытому, весеннему небу плыли редкие мелкие облака, и лицо воина, освещенное вечерним солнцем, то светлело, озаряясь, то становилось мрачно-задумчивым.
Братское кладбище, расположенное в парке, представляло собой гигантский ансамбль-памятник. Величие подвига запечатлено в камне и граните. Боксеры, примолкшие, сняв головные уборы, несли венки по длинной аллее. Поднялись по широким ступеням к подножию главного памятника и возложили венок. Несколько минут стояли в скорбном молчании. Медленно пошли назад.
Соленый туман застилал Валерию глаза. Слезы навертывались сами. Где-то здесь лежит отец. Сердце гулко стучало, гоня толчками кровь. Нет, он не думал о смерти. Отец, которого он смутно помнил и больше знал лишь по фотографиям, был для него живым. И сын спешил к нему на свидание.
Строгие надгробные плиты, выстроенные в шеренгу, как солдаты на параде. И фамилии, фамилии, фамилии… От четких позолоченных букв рябило в глазах.
Валерий шел от одной плиты к другой. И вдруг, словно кто толкнул в спину, он остановился, замер. По спине заструился холодный пот. Дважды прочел короткую надпись, проверяя каждую букву:
Гвардии капитан
Рокотов К. А.
1922–1945 гг.
У Валерия дрогнули губы. Он не слышал, как подошли товарищи, как положили венок. Сердце, скомканное горем, забилось тяжело и надсадно.
— Здравствуй, папа!..
В Берлин для участия в чемпионате прибыло около двухсот спортсменов из двадцати четырех стран. Рекордное количество участников заставило Организационный комитет пересмотреть график чемпионата и начать состязания на один день раньше, чем было запланировано.
Взвешивание боксеров, медицинский осмотр, волнующие минуты жеребьевки — все позади.
Наступил долгожданный час. Вспыхнули юпитеры, заиграли фанфары, и семь с половиной тысяч болельщиков, заполнивших трибуны нового дворца «Вернер-Зееленбиндер-Холле», приветствовали сильнейших боксеров континента, вышедших на парад.
Первыми, по установившейся традиции, шли судьи, одетые в белые брюки и рубашки с черными галстуками-«бабочками», элегантные, строгие. Снежная белизна их одежды как бы подчеркивала чистоту совести и неподкупную объективность.
Следом за судьями, со знаменами, двигались спортивные делегации различных стран. Перед каждым коллективом шагал немецкий юноша и нес квадратный плакат с наименованием государства. Боксеры шли в тренировочных костюмах, стройные, гордые, уверенные, полные надежд.
Фоторепортеры бегали от одного коллектива к другому, торопливо щелкая аппаратами. Зрители узнавали своих любимцев и горячо их приветствовали аплодисментами и выкриками. Берлинский помост собрал лучших боксеров континента. Если же кого-либо из прославленных мастеров кожаной перчатки не было среди участников чемпионата, то они отсутствовали лишь по одной причине — вынуждены были уступить место в команде своей страны другому боксеру, более сильному, лучше подготовленному.
Отзвенели фанфары, произнесены речи, поднят флаг Международной ассоциации любительского бокса.
Чемпионат Европы открыт!
Торжественная церемония закончена. Боксеры ушли в раздевалки. Члены жюри заняли места за длинным столом, стоящим почти у самого ринга. Погасли юпитеры, и лишь от огромной люстры, подвешенной над помостом, хлынул яркий поток света на белый квадрат, очерченный тугими канатами. Пять боковых судей усаживаются за небольшими столиками. Судья на ринге перелезает через канаты, а диктор вызывает первую пару боксеров.
Репортеры раскрыли блокноты. Представители крупных газетных концернов, для которых были установлены личные телефоны, уже диктовали первые абзацы пространных репортажей. В маленьких кабинах, где-то под потолком, начали вести передачи радио— и тележурналисты. Телекамеры, установленные в разных концах дворца, направили свои объективы на белый квадрат ринга.
Валерий и тяжеловес Саша Укосимов остались в зале посмотреть первые бои. Валерию до вызова на ринг надо ждать часа полтора, он боксирует в двенадцатой паре, а Укосимов отдыхал, тяжеловесы начнут работать завтра.
— Другар! Ходи сюда, — болгары узнали русских.
На ринге шли последние приготовления: рефери проверял боксерское снаряжение, диктор представлял соперников. В синем гулу, облокотясь о канаты, стоял плотный, с рельефной мускулатурой, смуглолицый боксер. На белой майке, через всю грудь, цветные полоски цвета национального знамени. В красном углу высокий жилистый португалец Гарсио де Ридаго, чемпион Европы, бронзовый призер Олимпиады, разминал подошвами канифоль. Его тренер, грузный, полнолицый мужчина, высокомерно смотрел через ринг на своего коллегу.
— Ваш? — спросил Валерий у болгар.
— Наш, из Пловдива. Вангел Боляров.
— Хорош?
— Молодой. Юниор, — болгарин пожал сочувственно плечами, как бы говоря: куда ему, новичку, до португальца, призера Олимпиады.
Сухопарый медлительный англичанин — судья на ринге, сделал шаг назад и поднял руку.
— Первый раунд!
Болгарин был ниже португальца, плотный, с короткими сильными руками. Нагнув голову с темными кудрявыми волосами, он, явно волнуясь, пошел на сближение. Но Ридаго был начеку. Легко передвигаясь на тонких жилистых ногах, он с дальней дистанции хладнокровно встречал болгарина прямыми, как укол шпаги, ударами. Преимущество в росте и длине рук, помноженное на мастерство, давало ему неоспоримое превосходство.
— Вроде игры в одни ворота, — тихо сказал Валерию Укосимов.
Но парень из Пловдива не спасовал перед грозным титулом. Он сумел быстро справиться со своими нервами. И вот его левая рука начинает беспокоить португальца. Атаки болгарина стали целеустремленнее. Короткая разведка, сближение, пулеметная серия и — быстрый уход. И снова все сначала. Долгое маневрирование, выбор момента. Болгарские спортсмены зашумели, стали криками подбадривать товарища.
— Вангел! Достал! — от прежней неуверенности не осталось и следа. — Вангел!
Во втором раунде стало заметно, что известный мастер уступает парню из Пловдива, уступает в скорости и все время стремится сбить темп, перевести поединок в спокойное русло. Валерий смотрел на ринг и удивлялся: как португалец еще держится на ногах? Ридаго замучил себя накануне первенства сгонкой веса. Ежедневно часами находился в бане, в сухой парилке, и, чтобы усилить потовыделение, обсыпался солью. Виктор Иванович несколько раз, и шутя и серьезно, говорил ему, что так нельзя, но тот лишь усмехался. Не учите, мол, сами знаем.
До конца третьего раунда оставалось совсем немного, когда парень из Пловдива, обманув бдительность Ридаго, вошел в ближний бой и… с короткой дистанции нанес удар. Сильный и точный. Ридаго странно взмахнул руками и опустился на брезент.
— Раз! — судья жестом отстранил соперника.
Болгарин, не веря своим глазам — разве думал он несколько минут назад, выходя на ринг, что нокаутирует чемпиона? — стоял, бессмысленно улыбаясь, и не шел в нейтральный угол.
— Угол! Угол! — Рокотов скандировал вместе с болгарами, к ним присоединились и зрители.
Боксер наконец догадался, чего от него хотят.
Судья, убедившись, что болгарин стоит в дальнем нейтральном углу, неторопливо повернулся и, видимо, понял, что эти секунды, которые он фактически подарил Ридаго, не помогли, что тот все еще лежит и не сможет продолжать бой, спокойным, твердым голосом в наступившей тишине отсчитал секунды:
— Восемь… девять… аут!
Едва рефери кончил считать, как на ринг выскочил врач. Португалец, мотая головой, пытался отстраниться от его руки, державшей пузырек у самого носа. Журналисты, оседлав телефоны, спешили сообщить в редакцию первую сенсацию.
Расталкивая любопытных, к ступенькам ринга подбежала невысокая молодая белокурая женщина в модном летнем пальто.
— Гарсио! — она бросилась к боксеру. — О! Гарсио!
Открыв дверь в раздевалку, где находились советские боксеры, Рокотов сразу попал в объятия Миклашевского. Игорь Леонидович прилетел в Берлин с группой тренеров в составе туристской делегации.
— Понимаешь, чуть было не опоздали. В проспектах написано, что открытие завтра… Прямо с аэродрома и сюда… А ты? Как себя чувствуешь? Противника видел?