Время, вперед! Гвардия будущего (сборник) — страница 45 из 91

Глава 1

Томас «Чака»[46] Робертсон, бывший гражданин США, бывший профессор Колумбийского университета, а ныне император и живой бог государства с населением в полмиллиарда человек, расположенного на территории Центральной и Юго-Западной Африки, раздраженно дернул несколько раз шелковый шнурок серебряного колокольчика, вызывая секретаря.

Вошел высокий статный воин в набедренной повязке и щеголеватой повседневной раскраске лейтенанта гвардии. При взгляде на этого красавца раздражение Робертсона немного улеглось. Обязанности секретаря исполнял сто восемнадцатый сын Томаса. Один из трех десятков самых удачных детей. Всего отпрысков Робертсона насчитывалось больше трех сотен, но не все радовали папашу умом и сообразительностью. Подобная производительность «Великого Чаки» объяснялась тем, что экс-профессор уже несколько сотен лет жил в собственноручно созданных параллельных мирах. Хотя человек с менее тонкой психикой, нежели у Томаса, попав в аналогичные условия, наверняка бы наплодил пару тысяч ребятишек. Но Робертсон никогда не бросался на всех наложниц подряд. Его избранница должна была быть красивой и в меру умной. Сказывалось интеллигентное цивилизованное воспитание императора, хотя себе самому Томас объяснял такую разборчивость проводимой программой улучшения генофонда.

Родился будущий правитель Африки в 2006 году в Нью-Йорке. Детство и юность Томас провел на загаженных мостовых Гарлема. В жестокой среде уличных банд третий сын школьного учителя быстро пропитался идеями превосходства черной расы и ненавистью ко всем белым. И это в самом космополитичном городе мира, давно забывшем, что такое расовая или половая дискриминация! Когда в 2018 году вспыхнуло знаменитое Нью-йоркское восстание, Томас с упоением крушил витрины фешенебельных магазинов на Манхэттене, поджигал дорогие автомобили и кидал кирпичи в толстозадых белых полицейских.

Беспорядки тогда начались с пустяка – после получасовой погони за наркодилером детективы были вынуждены применить оружие. Торговец, парнишка пятнадцати лет от роду, был убит на месте. Возле его трупа, все еще сжимающего в руках два «Мини-узи» с опустошенными магазинами, мгновенно собралась толпа. Уже к вечеру Гарлем был оцеплен полицейскими кордонами и отрядами национальной гвардии. Но на следующий день хорошо вооруженные банды прорвали кольцо окружения. Вслед хлынули многочисленные орды разъяренных людей, еще недавно считавшихся мирными жителями. На третий день беспорядки охватили черные кварталы Детройта, Чикаго и Бостона. Помнится, Томаса немного удивляло большое количество стрелкового оружия, извлекаемого из тайников. Но по молодости лет Робертсон не смог понять спланированный характер акции, принимая восстание за проявление народного гнева.

Беспорядки были подавлены только на десятый день. Пришлось вызывать армейский спецназ и морскую пехоту. В уличных боях использовалась артиллерия и боевые вертолеты. Тысячи человек были убиты и десятки тысяч арестованы, в том числе почти все дружки Томаса. Ему самому повезло. Отец под присягой утверждал, что сын все время находился рядом с ним. Во всей стране было введено военное положение. США на несколько лет пришлось уйти с мировой арены.

Это событие послужило Робертсону хорошим уроком. С властью лучше не вступать в конфронтацию. Надо самому войти во власть. Томас закончил школу с отличием и поступил в университет. После университета – аспирантура. К пятидесяти годам Томас Робертсон был всеми уважаемым профессором и кандидатом в конгрессмены. Но политика не приносила Томасу удовлетворения. В его душе кипела раскаленная лава ненависти ко всем белым, тщательно скрываемая даже от близких. Радость приносило только общение со своими детьми: двумя девочками и мальчиком. Особенно восхищал младшенький – Мартин Лютер, не по годам умный и рассудительный юноша, впитавший от отца расовую нетерпимость.

В подростковом возрасте за Мартином стали наблюдаться некоторые странности. Он мог вдруг исчезнуть из своей комнаты и через час постучать во входную дверь. Или запереться в ванной, чтобы через полчаса вдруг оказаться на заднем дворе. Выйти на кухню за сэндвичем и появиться с той же кухни только под вечер, причем совершенно голодным. Встревоженный таким поведением сына, Томас, как-то раз вернувшись домой в неурочное время, застал такую картину: Мартин стоял у окна гостиной, прихода отца он не заметил, внезапно тело подростка стало таять в воздухе и через мгновение исчезло… Ошарашенный Томас подскочил к этому месту, пощупал воздух, посмотрел за шторами. Сына нигде не было. Появился Мартин только через час, показавшийся отцу вечностью. Юноша возник в другом углу комнаты тем же образом, как и пропал, – протаяв за пару секунд. Сидевший в кресле Томас видел это явление со всеми подробностями. Не подавая виду, что шокирован подобным чудом, Робертсон-старший спокойным голосом предложил сыну объяснить свое поведение, как будто дело касалось разбитого стекла.

– Понимаешь, папа, – начал Мартин, усаживаясь в соседнее кресло, – мне кажется, что я могу погружаться в прошлое.

– То есть как это – погружаться в прошлое?! – не ожидавший такого ответа, воскликнул Томас.

– Я делаю какое-то мысленное усилие, какое точно, сказать не могу, сам пока не знаю, – продолжил Мартин, – и вдруг оказываюсь в другом месте. Если я ныряю из дома, то чаще всего попадаю в лес. Сам переход не сопровождается какими-либо эффектами – просто темнеет в глазах – и все! Хочешь отправиться со мной? Я могу брать с собой любые вещи и даже живых существ – пробовал на Зулусе, но в лесу он чего-то испугался и убежал, я так и не смог его найти.

– Так вот куда пропала наша собака! – делая над собой волевое усилие, чтобы голос звучал шутливо, сказал Томас. – а я все окрестные улицы обошел в его поисках! Хорошо, сынок, я согласен, – внутренне содрогнувшись, Томас протянул Мартину руку.

– Спасибо, папа! – Мартин сжал ладонь отца. В глазах Робертсона потемнело, но через пару секунд резанул яркий свет, и отец с сыном вместе с креслами упали с высоты полутора метров. – Извини, папа, забыл предупредить. Мы ведь сидели в гостиной, а это немного выше уровня земли, – сказал Мартин, помогая Томасу встать.

Робертсон-старший огляделся. Вокруг действительно расстилался густой хвойный лес. Томас сделал несколько шагов и потрогал ствол дерева – настоящая сосна!

– А это не сон, сынок? – задал Робертсон вполне закономерный вопрос.

– Нет, папа! Ты можешь захватить с собой назад любой предмет! – весело ответил Мартин. Томас быстро подобрал с земли шишку и сунул в карман. Затем крадучись обошел небольшую полянку по периметру, каждый раз опасливо ставя ногу на землю. Улыбающийся во весь рот Мартин наслаждался растерянностью отца.

– Что-то мне не по себе, – наконец признался Томас. – может, отправимся домой? Вот только что делать с креслами? Мама очень удивится их отсутствию. Будем подбрасывать?

– Не стоит, папа! Если мы пройдем в ту сторону двадцать ярдов, то окажемся у себя на заднем дворе. – Робертсоны быстро перетащили мебель на указанное расстояние. Плюхнувшись на мягкое сиденье, Мартин снова сжал руку отца. Опять потемнело в глазах, но через несколько секунд Томас обнаружил, что действительно находится на лужайке за своим домом, к тому же сидит прямо посреди клумбы с розами.

– А как ты полчаса назад сумел вынырнуть в гостиной? – спросил Томас.

– На полянке есть приметный пенек. Я залезаю на него и оказываюсь на уровне пола, – пояснил Мартин.

Зайдя в дом, профессор залпом выпил двойную порцию неразбавленного виски. Сунул руку в карман, достал шишку, почти минуту тупо рассматривал ее, словно надеясь, что она изчезнет, и… налил еще одну двойную порцию. Мозг отказывался воспринимать произошедшее. Только через час, перетащив кресла в гостиную и ликвидировав последствия их приземления на цветник, Томас решился продолжить разговор с сыном:

– А с чего ты взял, сынок, что мы попали в прошлое?

– Ну, папа, ты ведь толком ничего не успел посмотреть, а я совершал большие пешие прогулки. Доходил и до океана, и до Ист-Ривер. Лес вокруг совершенно девственный, никаких следов цивилизации. Пару раз я даже видел настоящих индейцев!

– Господи, благословенная земля без белого человека! – Томас начинал верить в реальность происходящего. – Послушай, сынок, в самом начале ты упомянул, что в лесу ты оказываешься чаще всего… А где ты бывал еще?

– Пару раз попадал в ледяную пустыню. Мороз градусов под сорок и сугробы по грудь. А один раз оказался посреди океана. Причем выныривал с глубины футов в пятнадцать. Ох и страху я тогда натерпелся! Когда возвращался из водного мира, то очутился на крыше соседского дома!

– То есть уровень воды был выше второго этажа! Это совсем далекое прошлое! А ты как-то можешь дозировать свое усилие? Ну, чтобы оказаться в определенном времени?

– Да, дозировать могу, но только в общих чертах. Вряд ли я сейчас смогу попасть в какой-то определенный день. Тут надо еще потренироваться. Ведь я раньше тоже не мог управлять перемещением. Попадал, как бог на душу положит. Несколько раз даже в более-менее близкое прошлое – видел первых поселенцев. Они даже стреляли в меня из длинного ружья. К счастью, не попали!

– Сынок, пожалуйста, пообещай, что без меня ты больше никуда не отправишься! Я не хочу потерять тебя из-за нелепой случайности!

Мартин Лютер торжественно поклялся. С этого момента начался новый этап жизни Томаса Робертсона, приведший его к власти над миллионами людей.

По лицу «Великого Чаки» скользнула легкая улыбка. Глядя на своего сто восемнадцатого отпрыска, Чака вспомнил тот давний случай, перевернувший устоявшийся быт и бросивший его в водоворот фантастических событий.

– Лейтенант, срочно вызови ко мне полковников Мбуну и Йенге, – даже со своими детьми, включая названных полковников, Чака не фамильярничал. Секретарь бегом бросился исполнять приказание. Еще раз полюбовавшись мускулистой спиной стовосемнадцатого, император принялся в очередной раз перечитывать вызвавшее раздражение донесение капитана Зури, шефа Пятого Корраля Большого круга. Пятый Корраль занимался даль-провидением.

Вызванные офицеры прибыли через полчаса. Полковник Мбуну, шеф второго Корраля (Обнаружение и устранение препятствий на Великом Пути), был в повседневной гвардейской раскраске, а полковник Йенге, видимо выдернутый с тренировки, в полустершейся боевой.

Не предлагая сыновьям садиться, Чака кратко пересказал содержание донесения. По выводам провидцев выходило, что с таким трудом стабилизированные мировые линии снова пришли в движение. Из-за вмешательства какой-то чужой силы, начавшей грубо, топорно создавать новые реальности, все древо Путей начало опасно раскачиваться.

– Приказываю немедленно найти и предать самой жестокой пытке мерзавцев, посмевших вставлять палки в колеса нашему великому делу, а также уничтожить их самых далеких предков. Всех, до седьмого колена! – искусно имитируя гнев, чтобы до сыновей побыстрее дошла важность приказа, проорал Чака и швырнул Мбуну листок с донесением. Полковники, отсалютовав, мгновенно выскочили из кабинета.

Проводив офицеров взглядом, император извлек из верхнего ящика стола бутылку виски «Джек Дэниэльс». Налив полстакана, Чака, смакуя, сделал первый глоток и откинулся на спинку кресла. Чтобы достать именно этот сорт, агенты Первого Корраля (Строительство Великого Пути) проходили десятки реальностей. Это обуславливалось тем, что вокруг мира пребывания Семьи теперь лежали реальности, где западные цивилизации давным-давно скончались в страшных муках. А молодые африканские цивилизации так и не научились процессу перегонки спирта.

Тихонько скрипнула потайная дверь за спиной императора, и в кабинет неторопливо вошел Мартин Лютер, ныне шеф Первого Корраля.

За прошедшие четыреста лет Мартин практически не изменился. В «базовом» мире он прожил всего несколько лет и теперь выглядел как двадцатилетний юноша, хотя сам уже был отцом двух сотен детей. Как выяснилось, способность перемещаться в прошлое передавалась по наследству. И теперь многочисленные отпрыски Томаса и Мартина, а также их внуки и правнуки составляли основу многотысячной армии ходоков по мирам. У третьего поколения Семьи даже стал наблюдаться интересный феномен – входя в транс, они могли видеть соседние реальности и происходящие в них события. Таких людей называли провидцами.

Огромный жизненный опыт все-таки наложил отпечаток – глаза Мартина выдавали в нем много пожившего человека. В империи Чаки Мартин Лютер занимал второе место после правителя, был его правой рукой и наследником. Он, единственный из детей императора, до сих пор называл Робертсона папой. Бесцеремонно отобрав у отца стакан, Мартин залпом выпил виски, крякнул от удовольствия и вольготно разлегся на накрытом львиной шкурой диванчике.

– Что нового, сынок? – не обратив внимания на выходку первенца, ласково спросил Чака.

– Мои ребята прошли до синего сектора, даже почти до фиолетового, дальше чернокожим лучше не показываться. Считай, что зеленый, голубой и синий сектора для нас потеряны. Везде одно и то же, папа: чем дальше от центра, тем больше изменения. У нас появился конкурент, причем очень сильный!

В целях систематизации реальности лежавшие рядом с миром Семьи были разбиты на сектора по степени удаления, сектора получили обозначение по цветам радуги – от красного в центре до фиолетового.

– Неужели все настолько плохо, сынок? – обреченно спросил Чака, уже зная ответ.

– Даже в желтом секторе появилось несколько реальностей, где нет и следов африканских цивилизаций, но, правда, и в Европе после эпидемии чумы довольно безлюдно. Что говорят ребята Зури?

– Внучок утром прислал целое донесение, – усмехнувшись, сказал Чака. – Сообщает, что нити мироздания трещат и вот-вот порвутся. Я дал задание Мбуну и Йенге устранить причину.

– Эти солдафоны только дров наломают, а не исправят ситуацию! Тут надо действовать тонко, сперва выяснить, кто начал мутить воду, а уж потом бросаться в бой! В моем отделе тоже есть хорошие провидцы, сейчас они просматривают четырнадцатый и пятнадцатый века.

– А выше? – нетерпеливо бросил Чака.

– Выше не могут заглянуть даже вундеркинды твоего любимого внучка. Все-таки глупость мы сделали, обосновавшись в тринадцатом веке. Вот сейчас угроза явно исходит из двадцатого – двадцать первого, а мы видим только последствия вмешательства!

– Между прочим, эту реальность и это время выбирал ты, сынок! – ехидно ответил Чака.

– Тогда это решение казалось наиболее оптимальным! – вяло оправдался Мартин. – Чистая планета, белое население погибло в результате чумы, остатки добиты при нашествии мусульман. Бери власть и царствуй, что мы и сделали! Ладно, папа, это все слова! Без надежных разведданных мы ничего не сможем. Надо подождать!

– Хорошо! – согласился император. – но не больше трех дней!

События получили продолжение уже на следующее утро. На прием к императору прибыли почти все шефы Корралей. Первым начал доклад капитан Зури.

– Сегодня ночью мои лучшие провидцы сумели разглядеть источник наших бед. В Восточной Европе в семнадцатом веке начала выстраиваться новая мировая линия. Судя по мощности, она непрерывно корректируется и поддерживается изнутри.

– Ее мощность приблизительно соответствует нашей, – вставил слово Мартин, – но наблюдаемые изменения более логичны, корректирующее воздействие минимально. Из-за этого линия самостабильна.

– Что там происходит конкретно? – нетерпеливо спросил Чака.

– Группа людей, точное количество еще не установлено, предположительно, из двадцатого – двадцать первого веков, пытается создать единое государство на территории Восточной Европы. Все предыдущие возмущения линий были вызваны их же неудачными попытками, – ответил Зури. – Но теперь они бросили силовые методы и корректируют реальность небольшим ускорением технического прогресса.

– А что говорят наши агенты? Там ведь сидит целый полк подконтрольных нам людишек из какой-то кривой реальности! – припомнил Чака.

– Связи с ними нет! – хмуро признался Мартин.

– Что вы предлагаете? – спросил император, обводя взглядом присутствующих.

– Послать туда батальон моих ребят, вырезать и выжечь все живое! – выпалил полковник Йенге.

– А они встретят тебя из засады пулеметами! – вмешался Мбуну.

– У моих парней тоже есть пулеметы! – ответил Йенге. Разгорался давний спор между армией и службой безопасности.

– Мбуну прав! – отрезал Мартин. – лихим наскоком дело не решить. Нужно послать агентов и выяснить дело на месте.

– Значит, пора подключать людей Оскара, – решил Чака.

Все посмотрели на шефа Третьего Корраля (Глубинная разведка), единственного белого за столом. Оскар Розенблюм был старым университетским приятелем Робертсона и командовал разведкой еще до образования Большого Круга и переименования отделов в Коррали. Все оперативники Оскара тоже были белыми – этого требовала специфика работы. Члены Семьи недолюбливали сотрудников Третьего, но были вынуждены терпеть их присутствие. Разведчики даже жили в отдельном поселке-гетто, хотя и достаточно комфортабельном.

– Значит, Восточная Европа… – задумчиво сказал Розенблюм. – есть у меня среди бойцов парочка славян. Сегодня же начнем подготовку!

– Возьми несколько моих ребят, умеющих чувствовать проколы континуума, – небрежно сказал Мартин. – Очень похоже, что наши оппоненты действуют техническими методами.

– И как только найдете этих ублюдков, сразу вызывайте меня! Мои львы там все по камушку разнесут! – прорычал Йенге.

Пробой реальности № 43

Шейх Мохаммед Али Аль-Агдаль, нефтяной магнат, мультимиллионер, а по совместительству лидер террористической организации «Копья гнева пророка», вылетел на своем личном самолете «Гольфстрим» из аэропорта Абу-Даби на Сейшельские острова, отдохнуть и развеяться. После набора высоты стюард принес шейху первый за полет стакан виски. Конечно, пророк запретил правоверным употреблять алкоголь, но все-таки оставил небольшую лазейку. Ибо в Коране было сказано: «Если же кто-либо будет вынужден употребить хамр[47]без умысла, не будучи нечестивцем и преступающим заветы, то воистину, твой Господь – Прощающий, Милосердный!» (Коран, 6:145). Поэтому Аль-Агдаль, искренне считая себя праведником, не отказывал себе в этих напитках. Где-то над Красным морем шейх выпил второй стакан и слегка задремал. Его покой был нарушен вспышкой белого света за иллюминатором, которая пропала с явно слышимым щелчком. Аль-Агдаль снял трубку внутреннего телефона и поинтересовался у пилота, в чем дело. Тот немного растерянно ответил, что толком не понял, но, кажется, все в порядке. Успокоившись, шейх снова задремал.

Воздушный патруль авианосца «Владимир Мономах», флагмана Индоокеанского флота Российской Империи, засек появление неопознанной цели, следующей курсом на эскадру. Убедившись, что определитель «свой – чужой» не может идентифицировать объект, командир патруля вызвал чужака по радио на открытой волне. Цель безмолвствовала. Не мудрствуя лукаво командир, опытный ветеран, прошедший весь Второй Джихад, отдал приказ ведомому на уничтожение, а сам набрал высоту, чтобы прикрыть атаку.

Никто из экипажа и пассажиров «Гольфстрима» не знал, что попал в зону постоянных боевых действий. Тяжелые истребители русских С-155 имели специальное покрытие, делающее их малозаметными для радаров. Поэтому пилоты «Гольфстрима» даже не заметили начала атаки. Ракета, выпущенная истребителем, появилась на экране радиолокатора за две секунды до контакта. Шейх Мохаммед Али Аль-Агдаль и его прихвостни погибли мгновенно, так и не поняв, что отправило их к Аллаху.

Пробой реальности № 47

Анатолий Михайлович Бубнов, вице-президент акционерного общества «Зодиак», больше известный в криминальных кругах под кличкой Толик-Бубен, ехал на своем «Мерседесе Е-500» по Тверской улице в направлении Манежной площади. Дело было в три часа ночи. Центральная магистраль города практически пустынна, поэтому Бубен разогнался до ста восьмидесяти. Не обращая внимания на свистки патрульных гаишников, Анатолий Михайлович все топил и топил педаль акселератора. На заднем сиденье тихонько повизгивала от страха молоденькая проститутка. Назвать состояние, в котором находился вице-президент, нетрезвым – значит сильно погрешить против истины. Бубен сейчас был практически невменяем. Возле Пушкинской площади в погоню за «Мерседесом» бросился милицейский «Линкольн». Это дало повод Бубнову еще сильнее нажать на газ. Но менты не отставали. Практически напротив памятника Юрию Долгорукому машину беглеца охватило белое сияние, раздался громкий щелчок. Водитель «Линкольна» машинально нажал на педаль тормоза, но «Мерседес» пропал, словно проглоченный этим странным светом. А Бубен и не заметил произошедшей с ним метаморфозы. Даже когда автомобиль стало подбрасывать на огромных колдобинах посреди совершенно пустой, неосвещенной узкой улицы, узнать в которой Тверскую смог бы только профессиональный историк. И баррикаду из бетонных блоков на спуске к Манежной площади Бубен тоже не заметил. Погиб он практически мгновенно, подушки безопасности оказались бессильны. Несчастная девушка-проститутка прожила на несколько минут дольше и успела увидеть, как машину обступили вооруженные люди. Это были охранники комплекса зданий правительства республики Московия.

Пробой реальности № 129

По данным русской разведки, руководство Халифата выделило немалые суммы из своего дефицитного бюджета на исследования, проводящиеся в научном комплексе Эль-Убайла. А вскоре куратором проекта был назначен бригадный генерал Али Абу-Бакар по прозвищу Кровавый. Такое прозвище Абу-Бакар заработал во время Второго Джихада, когда он, командуя корпусом сипахов, вырезал до последнего человека армянское население в прифронтовой полосе. Жертвами Кровавого тогда стали более трех миллионов человек.

Оба эти события вкупе ясно давали понять, что халифатцы готовят что-то серьезное. Возможно, они снова сделали ставку на некое чудо-оружие, способное переломить ход необъявленной войны между Халифатом и Российской Империей. Такие попытки предпринимались халифатцами уже неоднократно – с неизменным «успехом». Как правило, русская армия, флот или ВВС уничтожали чудо-оружие вместе с обслуживающим персоналом и приданными частями охраны.

Вот и в этот раз русское командование приняло решение не дожидаться, пока Абу-Бакар закончит работы над проектом, а нанести удар сразу.

Подготовка к операции началась через два дня после получения сообщения о назначении Абу-Бакара. В данном случае ни технической, ни агентурной разведке русских так и не удалось выяснить, чем занимаются халифатские ученые. Но командование настаивало на получении сведений о ведущихся работах, поэтому о нанесение ракетного удара или массированной бомбардировке не могло быть и речи. Было решено атаковать бункер силами спецназа и получить необходимые материалы после штурма.

Традиционно глубокими рейдами занимался лейб-гвардии Атаманский полк. Ему и было поручено это ответственное дело. Получив задание, командир полка генерал-майор Валентин Абрамов понял, что на этот раз легкой прогулки не будет. Так называемый «научно-исследовательский» комплекс Эль-Убайла представлял собой, по сути, мощный укрепрайон, охраняемый полнокровным полком. А всего в двух сотнях километров была расквартирована дивизия из элитного корпуса сипахов, гвардии Халифата.

Прокрутив множество вариантов действий на вычислительных машинах и макетах, генерал Абрамов вместе со своим штабом составил самый оптимальный план штурма. Он предусматривал, в числе прочего, массированную выброску воздушного десанта внутрь обороняемого периметра, практически на территорию военного городка, под которым находился главный бункер комплекса. Шаг, конечно, рискованный, но в этом атаманцам должны были помочь недавно поступившие на вооружение десантно-штурмовые турболеты «Филин», имеющие, кроме мощного вооружения, антирадарное покрытие последнего поколения, снижающее вероятность обнаружения на восемьдесят процентов. К тому же все бойцы элитнейшего полка были профессионалами с огромным опытом боевых действий.

Около двух недель казаки и офицеры проводили тренировки на полигоне, в масштабе один к одному имитирующем наземные сооружения объекта атаки. Ровно через пятнадцать дней после приказа об уничтожении Эль-Убайлы все подразделения гвардейцев доложили о полной готовности к рейду.

…В Индийском океане третьи сутки бушевал шторм. К вечеру пошел ливень, погода ухудшилась настолько, что видимость снизилась до двух тысяч метров. Генерал-майор Абрамов отдал приказ о начале операции.

За час до полуночи с десантного авианосца «Память Меркурия» снялись, невзирая на пятибалльную волну, и ушли в сторону турецкого берега два легких турболета «Сова» с группами разведки и наведения. Через две минуты операторы комплексов РЭБ[48]доложили о полном подавлении систем радиолокационного наблюдения противника, и генерал Абрамов приказал поднимать в воздух основные силы.

В течение получаса с трех авианосцев поднялось тридцать два ударных турболета «Зигзаг», а еще через десять минут палубы покинули пятьдесят четыре тяжелых десантных турболета «Филин». Каждый из них нес двадцать восемь десантников с полным вооружением. В резерве осталось еще восемь ударных и четыре десантных машины. Они могли взлететь на поддержку основной волны в течение нескольких минут. Две трети всей авиации Индоокеанского флота – сто шестьдесят два штурмовика С-150 и сто тридцать шесть истребителей С-155 – стояли в полной готовности на палубах боевых кораблей.

В полумраке десантного отсека «Филина» командир полусотни, хорунжий Игорь Зюлин, оглядел своих казаков. Снаряжение и оружие в полном порядке, можно не проверять. Да и могло ли быть иначе, его люди – прошедшие с ним не один бой ветераны. Из-под поднятых забрал шлемов на командира внимательно и спокойно смотрело три десятка глаз. Эх, жаль, с ними сейчас не было есаула Влада Косарева, в Особой сотне которого Зюлин прошел весь Второй Джихад. Несколько минут назад приземлившиеся группы разведки и наведения доложили, что над целью висит густой туман, видимость не более двухсот-трехсот метров. Это играло на руку гвардейцам – у всех были нашлемные комплексы ночного видения и стрельбы. Противник такими устройствами не обладал. «Пять минут до высадки», – раздался в наушниках голос командира полка. Игорь машинально покрутил кистью правой руки, словно разминаясь перед фехтованием.

Молоденький солдатик-араб заступил в караул через час после полуночи. Его пост находился на небольшой деревянной вышке внешнего периметра военного городка. Перед самым разводом парнишка успел хорошо угоститься тушеной бараниной с чесноком и перехватить кружку дрянного турецкого кофе и теперь пребывал в благодушном настроении. Неспешно поковырявшись в зубах ногтем, солдат лениво оглядел пространство перед забором и смачно сплюнул вниз. Внезапно над головой раздался тихий гул. Парень посмотрел вверх и успел увидеть несколько теней, промелькнувших в белом киселе облаков. И почти сразу за спиной, в городке, полыхнуло несколько взрывов. Потом еще и еще. Пару минут солдатик завороженно смотрел на это зрелище. Потом его отвлекло новое событие – из низких грозовых туч вынырнуло два десятка русских десантных турболетов, похожих на огромных черных скорпионов. От ужаса солдатик, позабыв про винтовку, сполз на пол площадки и тупо смотрел, как десантники в черных матовых комбинезонах редкими цепями бегут к ограде. Через несколько секунд кто-то выстрелил из реактивного огнемета, и вышку накрыло огненное облако…

Когда на рассвете сипахи ударной дивизии «Копья Аллаха» ворвались на территорию комплекса Эль-Убайла, их глазам предстала ужасная картина. Все свободное пространство между раскрошенных в щебень строений занимали груды трупов солдат охранного полка. Посреди плаца на пике торчала голова бригадного генерала Али Абу-Бакара, обмотанная красным лоскутом. Капитан сипахов сорвал эту тряпку, втоптал ее в грязь и с ненавистью процедил сквозь сжатые зубы: «Атаманский полк…»

Несколько отставших турболетов еще садились на палубу «Памяти Меркурия», а Русское командование уже подводило итоги операции. Такого ошеломляющего успеха не ждали даже завзятые оптимисты. В ходе сорокаминутного боя была полностью уничтожена почти половина полка штатного состава и несколько отдельных подразделений халифатцев. Вторая половина охранного полка, пока у них за спиной шел бой, так и не решилась покинуть долговременные огневые сооружения внешнего периметра обороны. Фактически сражение превратилось в бойню. Среди казаков было несколько десятков раненых, но никто не погиб.

Добытые в бункере материалы указывали на создание халифатцами средств доставки для какой-то «сверхбомбы». А захваченные ученые и специалисты при проведении блиц-допросов в один голос твердили, что саму бомбу им уже предоставили некие новые друзья, с виду – негры из экваториальной Африки, называющие себя «гвардейцами Чаки».

И только через несколько часов стало известно о пропавшем при возвращении «Филина» хорунжего Зюлина. Он летел в арьергарде отряда, и самого исчезновения никто не видел. Пилоты двух соседних турболетов доложили потом, что видели яркую вспышку белого света. Тщательные поиски на море окончились безрезультатно. Тяжелый десантный турболет, двадцать восемь казаков и два летчика словно растворились.

Глава 2

Я внимательно прочитал распечатку радиограммы от Журавлева. В сообщении не было чего-то особенного. Это было обычное еженедельное донесение. Старший воевода Журавлев докладывал, что в Москве и на западных границах новой империи все спокойно. Ну, еще бы! После подавления в прошлом году мятежа Шуйских и разгрома пятидесятитысячного татарского войска в Европе и на южных рубежах царила некоторая растерянность.

Окрестные правители пока еще не знали, что с нами делать: то ли собрать войско побольше и все-таки прихлопнуть, то ли попытаться выведать, отчего это мы стали такими борзыми.

Вот уже восемь месяцев личного времени мы являлись гостями этой реальности, где с нашей мощной подачи динамично развивалось сильное Русское государство. Мы – это наша неразлучная троица и гости из параллельных реальностей: Косарев, Крюков, Шевчук и Катя Тихомирова. Ну и, естественно, Маша – на правах моей невесты и главного координатора. Дома, на «базовой», осталась только Лена Старостина, заявившая, что она столичный журналист и не собирается зарывать свой талант в глуши.

Перечитав послание Журавлева еще раз, я встал и, с хрустом потянувшись, подошел к огромному окну. Наш с Машей терем стоял у самой вершины холма, и вид отсюда открывался великолепнейший. Изгиб Южного Буга, белые тела моторных катеров, стоящих у причала, зеленая пена садов, освещенная прямыми лучами полуденного солнца, ярко-красные крыши коттеджей. А всего полгода назад, когда мы начали возводить город, здесь было зимнее становище ногаев.

Объем работ был проделан громаднейший. Поначалу все материалы, от гвоздя до бревен, приходилось таскать с «базовой». Только пару месяцев назад, когда в нашем городе открылась торговля, купцы стали завозить сюда лес и камень. На выжженных солнцем каменистых склонах были построены ступенчатые террасы. На них насыпался отборный чернозем. Сложная система орошения позволяла высаживать на террасах даже деревья. Теперь эти сооружения напоминали висячие сады Семирамиды.

Город, названный в честь отца нашего государя Грозным (в начале семнадцатого века этот «позывной» незаурядного во всех отношениях царя еще не вошел в употребление, но мы не преминули рассказать Дмитрию, под каким прозвищем вошел в историю его отец), окружала система глубоко эшелонированной обороны. Она состояла из вооруженных пулеметами и малокалиберными зенитными орудиями дзотов, траншей, минных полей и заграждений из колючей проволоки. Такая линия могла остановить танковую дивизию вермахта. И эта оборона не казалась нам чрезмерной – ведь наше поселение находилось в глубоком тылу Крымского ханства. Новый русский город Грозный размещался точно на месте города Николаева. То, что строительство не пришибли сразу после начала, иначе как чудом не назовешь.

Против нас действовало сразу несколько сильных врагов. В первую очередь ногаи из Едисанской орды – Силистрийского пашалыка Османской империи. Затем татары из Крыма. Ну и казаки не побрезговали бы пограбить москалей… В текущий период их отношение к нам было совсем не братским.

От крупных неприятностей спасало то, что в Османской империи сейчас было тяжелейшее внутреннее положение, как бы не гражданская война. Да и персы во главе с Аббасом не давали им спокойно жить. А более мелким игрокам нас было не взять: полсотни пулеметов и два десятка минометов – это довольно веский аргумент! Зимой и весной мы успешно отбили несколько нападений силами до трехсот-четырехсот человек.

Повезло, что тогда враги не собрали большого войска. А сейчас уже было поздно – мы способны отразить любой штурм.

На этот год нами была запланирована разведка боем в Крым. С более крупной операцией мы уже опоздали – на дворе была середина мая, а ходить на Крым в поход иначе как зимой или ранней весной нельзя. Летом татары выжигают траву. Поэтому Скопин-Шуйский и Журавлев, разместив Новую армию лагерями в Курске, Белгороде и Воронеже, отвели этот год на перевооружение и подготовку. Большой поход должен быть только один, первый и последний.

Кроме регулярных частей, численность которых достигла сорока тысяч, винтовками вооружалась и поместная конница. Их, по самым скромным подсчетам, было уж никак не меньше пятидесяти тысяч человек. Опытных и умелых воинов. А ведь еще на подходе были калмыки! Если их подманить и направить в нужном направлении… Они и так в конном бою посильнее татар будут, но можно и им винтовочек подкинуть!

Причем оружия мы натаскали столько, что его хватит как минимум на такую же ораву. И боеприпасов на пять лет боевых действий.

Конечно же, на складе трофейного оружия не было нужного нам количества. Однако мы, открывая «окно», каждый раз оказывались в новой реальности, на полностью забитом стволами и патронами складе. В целях уменьшения расходов на логистику мы построили стационарную рамку так, что при открытии «окна» оказывались прямо посреди складского комплекса. А присланные Дмитрием грузчики вполне могли заменить электрокары.

Для обеспечения глубокого разведывательного рейда к нам в Грозный уже пробилось два полка легкой регулярной конницы – улан. И теперь они поэскадронно, в сопровождении пулеметных и минометных тачанок, ходили в степь на 150–300 километров, чтобы пощипать ногайцев и привыкнуть к условиям ТВД. А через неделю мы ждали прибытия двух драгунских и двух стрелковых полков во главе с Михаилом Скопин-Шуйским. Стрелковые полки должны были усилить оборону Грозного. А то в городе, кроме улан, было всего две тысячи бойцов.

Разведка боем намечалась двойная, с суши и моря. Для морского рейда мы приготовили три пятидесятитонных моторных катера, оборудовав их 37-мм зенитными пушками Flak-36, и один двухсоттонный катер (названный нами корветом) со 105-мм безоткатным орудием LG-40. Оружие мы приватизировали на складе трофеев в Подмосковье. Вот только с экипажами для наших «дредноутов» была напряженка! Набрали только расчеты для обслуживания оружия. А управлять катерами и чинить их, в случае чего, нужно было нам самим.

Однако на будущее нам нужен был человек, способный повести в бой русский флот. Ведь рано или поздно мы все-таки построим нормальные корабли! Зря, что ли, я и мои друзья изучали названия бегучего и стоячего такелажа!

Маша предложила призвать на помощь кого-нибудь из великих адмиралов прошлого. В русской истории хватало талантливых людей, не доживших до старости. Спаси такого от трагической смерти, и он еще послужит на благо Родины! После многочисленных обсуждений кандидатур Макарова, Лазарева, Нахимова, Колчака, Орлова-Чесменского и Ушакова мы остановились на фигуре последнего. Подготовка к агитационной поездке опять-таки легла на Машу. Но моя подруга не жаловалась.

Убрав послание Журавлева в сейф, я снял трубку внутреннего телефона и выяснил у дежурного по гарнизону местоположение своих друзей. Время шло к полудню, и по новой традиции мы должны были собраться на обед в здании адмиралтейства.

Горыныч занимался отладкой дизелей на корвете «Молниеносный». Шевчук проводил учебные стрельбы с ротой морской пехоты. Косарев с четырьмя пулеметными тачанками и эскадроном улан ушел в рейд к перешейку. Суворов только что вернулся после постановки минных заграждений у Очакова. Крюков на автожире казанского производства совершал очередной облет побережья Крыма. А Машенька с Катей Тихомировой сидела в единственном в городе помещении с кондиционером и занималась аналитической работой. По крайней мере, именно так она говорила всем любопытствующим.

Перед выходом на улицу я подошел к зеркалу, пригладил волосы, поправил ворот форменной светло-песочной льняной рубашки с нашивками главного воеводы.

Личные воинские звания в Новой армии ввели зимой, настояниями майора Журавлева. Ему пришлось долго убеждать Скопин-Шуйского и Дмитрия Первого в необходимости такого шага, мотивируя это тем, что личное воинское звание является, по сути, аттестацией военнослужащего. Мерилом его способностей, знаний и опыта. Это существенно облегчит учет кадров. К тому же теперь любой военнослужащий будет стремиться к карьере. А здоровый карьеризм в армии должен только приветствоваться.

Я, Гарик и Мишка сразу получили звания главных воевод. В «Табели о рангах», придуманной Журавлевым с учетом местных языковых и исторических особенностей, это соответствовало званию генерал-лейтенанта. Шевчук, по прибытии быстро проявивший себя как отличный строевик и тактик, вскоре получил звание старшего тысяцкого, что приравнивалось к полковнику. Аналогично аттестовали Косарева и Крюкова, что вызвало у них только легкую грустную улыбку.

А когда в приватной беседе царь Дмитрий узнал, что именно Мария придумала и обеспечила техническую поддержку операции по сохранению его трона… Девушка незамедлительно получила звание старшего воеводы (генерал-майор). Это автоматически вписало Машеньку в российскую историю как первую женщину-офицера.

Машу я встретил у подножия холма, где она что-то втолковывала здоровенному потному мужику – бригадиру рабочих, заливающих бетоном фундамент строящегося здания арсенала. Рабочих мы набирали из таджиков-гастарбайтеров. И, похоже, эти люди даже не понимали, что находятся в далеком прошлом.

И технику, и стройматериалы, и строителей мы завозили только из «базовой» реальности – прямой дороги в центральную Россию у нас пока не было. Бойцов в новый город приходилось доставлять по воздуху.

Увидев меня, Маша заулыбалась:

– Здравия желаю, батюшка воевода! Ты никак трапезничать собрался? – старательно имитируя местный выговор, стала дурачиться Мария. Я взял девушку под руку, и мы пошли в адмиралтейство, пересекая наискосок Белую площадь, названную так из-за того, что все окружающие ее дома были построены из белого мрамора. Над входом в здание таможни висел огромный десятиметровый транспарант: «Заплати налоги, пес, и смерди спокойно!» С этим рекламным слоганом на прошлой неделе прикололся Горыныч, но на приезжих купцов призыв действовал просто убийственно.

– Сережка, до обеда еще десять минут, – сказала Маша, когда мы вошли в Адмиралтейство и уже собирались подниматься на второй этаж, в столовую. – пойдем выйдем на «базовую», я маме позвоню.

– Хорошо, – не стал спорить я, прекрасно зная трепетное отношение своей любимой к родителям. Хотя чего им было беспокоиться о судьбе единственного чада, если «окно» мы сворачивали отсюда, а значит, в «базовой» реальности время стояло.

Мы свернули в боковой проход, ведущий в большой зал, который занимал целое крыло здания. Здесь стояла огромная рамка «окна». Помещение охранялось десятью морскими пехотинцами в полном боевом, с автоматами МР-40 (все с того же склада трофеев) на изготовку. Еще столько же охранников стояло снаружи, у ворот, через которые вывозили с «базовой» крупногабаритные грузы.

Маша на ходу развернула «окно» и, достав из кармана сотовый телефон, пересекла границу реальностей. Я рассеянно обошел установку по кругу, машинально проверяя узлы крепления проводки. На то, чтобы держать «окно» такого размера развернутым, уходила масса энергии. На «базовой» даже стоял дизель-генератор. На такие ухищрения приходилось идти из-за того, что мы постоянно лазили из семнадцатого в двадцать первый век, таская на себе кучу оборудования и материалов.

Вернулась Мария крайне встревоженной.

– Что-нибудь случилось? – спросил я. – С родителями?

– Нет, с родителями все в порядке! Я позвонила Ленке – та раскопала несколько случаев, очень похожих на «пробои реальности». Внезапные исчезновения материальных объектов, сопровождаемые вспышками белого света и звуковыми эффектами. Только теперь, похоже, люди начали проваливаться от нас к ним! – ответила Маша. – На прошлой неделе пропал частный самолет с каким-то шейхом, вспышку видели пилоты пролетавшего неподалеку пассажирского лайнера. А буквально вчера прямо посреди Тверской улицы, на глазах у экипажа ДПС, растворился в белом свете «Мерседес» какого-то бизнесмена средней руки. А сегодня в прессу попала новая сенсация – наши ПВО засекли над Уралом какой-то неопознанный летающий объект. Причем засекли совершенно случайно – вроде как испытывали оборудование летающего радара. А с земли объект никак не просматривался!

– Ну и чего? – не понял я. – Мало ли над Уралом НЛО засекают? У нас в стране есть совершенно особенная категория граждан, которые не только видели эти тарелки, но даже на них летали!

– Я не закончила! – неодобрительно глянула на меня Маша. – Ты помнишь, Косарев оставил Ленке какой-то прибор…

– Ну да, один из своих радиосканеров! На случай новых «пробоев реальности» со стороны мира «Бета». – и тут до меня начало доходить: – Неужели?..

– Именно! – усмехнулась Маша. – Сегодня этот прибор вдруг заговорил!

– Очередные попаданцы! – подвел я итог. – Сразу Косареву скажем или когда он из рейда вернется?

– Когда вернется, естественно! – веско сказала Маша. – Ты «окошко»-то сверни, и никуда от нас этот НЛО не денется!

Глава 3

Косарев вернулся из рейда только через три дня. По пути они уничтожили три ногайских становища и разогнали еще несколько. Ох, чуяло мое сердце, что в самое ближайшее время нам придется встречать гостей из степи с «ответным визитом». Хотя, в принципе, именно этого мы и добивались – заманить на минные поля и пулеметы большую часть взрослого мужского населения пашалыка.

Однако кроме радостных победных реляций Владислав привез и дурную весть: наследник крымского хана Корбан-Гирей выступил в поход со стотысячной ордой. К счастью для нас и к несчастью жителей центральных областей России, хан пошел на север. Мы срочно отбили радиограмму Скопин-Шуйскому, но он уже тоже выступил в поход, выполняя заранее составленный план. Однако реальность внесла в наш тщательно составленный сценарий свои коррективы – теперь вместо удалого рейда по тылам ему предстоял встречный бой.

Как только мы сообщили Владиславу об НЛО над Уралом, он сразу же попросил нас развернуть «окно», потом достал свой радиосканер и стал проверять эфир. Неожиданно Влад издал мычащий звук и начал судорожно жать сенсор настройки.

– Что случилось? – встревоженно спросил я.

– Универсальный пароль-запрос Атаманского полка! – почему-то шепотом, словно боясь спугнуть сигнал, ответил Влад. – Сейчас попробую ответить! Здесь есаул Косарев!

– Владка! Ты-то что здесь делаешь? – донесся из динамика мужской голос.

– Зюля?! – Косарев выглядел донельзя удивленным. – ты как тут очутился?

– Летел на «Память Меркурия» после выполнения задания, потом какая-то яркая вспышка, щелчок, и мы остались в одиночестве, – начал рассказывать невидимый «Зюля». – Прилетаем к точке рандеву, а там никого нет. Флот исчез! Мы туда-сюда, никого! Посылаем запросы – тишина! Ну, мы режим невидимости врубили и на север. Аж до самого Урала долетели! А здесь все чужое какое-то… Словно страну подменили. И эфир на наших частотах молчит. Хорошо хоть ты откликнулся!

– Еще один пробой реальности, – догадался я. – Дай ему наши координаты, пускай сюда летит! И этот свой «режим невидимости» не выключает! А то, не дай бог, какой-нибудь ретивый зенитчик попадется…

– Зюля, мы поняли, что с тобой случилось! – сказал Влад. – Давай дуй ко мне! Все объяснения после прилета! Скидываю свои координаты! Принимай!

– Понял, Владка! – ответил Зюля. – есть, координаты принял!

– Удачи! – сказал Косарев. – связь через каждые пять минут!

Влад переглянулся с Крюковым и негромко сказал:

– Кажется, нашего полку прибыло!

Потом Косарев с сомнением оглядел рамку «окна».

– Опасаешься, что этот ваш турболет не пролезет? – догадался я. – Вообще-то здесь «КамАЗ» с фурой со свистом пролетает!

– Вообще-то «Филин» длиннее фуры метров на пять да шире в полтора раза! – усмехнулся Влад.

– А размах консолей – десять метров! – с улыбкой добавил Крюков.

– Тогда мы можем воспользоваться «окном», через которое перегоняли сюда катера! – предложил я. – Надо только модулятор сигнала отсюда туда переставить. Время у нас есть? Сколько им сюда с Урала лететь?

– Если поднимутся в разреженные слои атмосферы и дадут максимальную тягу… – задумался Антон. – То… через час!

– Ни хрена себе скорость! – восхитился я. – Тогда нам надо поторопиться!

«Филин» пролетел через грузовое «окно» с изяществом бабочки. Только когда он сел на наскоро расчищенную площадку в порту, мы смогли оценить его габариты. Да… Машина откровенно впечатляла!

Внешне «Филин» напоминал увеличенный в размерах американский конвертоплан «Оспрей»[49]. Только вместо одной пары турбовинтовых двигателей турболет имел две пары разнесенных по длине корпуса реактивных. Впрочем, скорее не реактивных, а ракетных – двигатели были теми самыми «турбинами на холодной плазме», которыми в прошлом году хвастались Косарев и Крюков. Насколько я помню их объяснения, эти турбины работали на электричестве и потребляли в качестве «рабочего тела» дистиллированную воду.

Попавших в переплет бойцов оказалось три десятка. Это были здоровенные мужики в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Командовал ими хорунжий Игорь Зюлин – бывший сослуживец Косарева. Впрочем, старыми знакомыми Влада оказалось больше половины прилетевших, кроме самых молодых. Все-таки он прослужил в Атаманском полку больше десяти лет. Казаки, одетые в черные комбинезоны, похожие на шелковые трико, обступили Косарева. Кто-то радостно приветствовал его, хлопая по плечу, кто-то весело шутил. Ребята еще не поняли, во что их угораздило вляпаться…

Домой я вернулся почти в полночь. В спальне, перед горящим камином, на гигантской шкуре саблезубого тигра, припертой сюда из моей московской квартиры, лежала Маша, лениво пощелкивая клавишами раскрытого ноутбука. Приглядевшись, я увидел на дисплее схемы парусных кораблей. Машенька мудрила над чертежами корветов и фрегатов, из которых в будущем будет состоять наш флот.

– Ну и как тебе наши новые знакомые? – спросила Маша, не поворачиваясь.

– А чего, нормальные ребята! Песни поют душевные, – ответил я. Банкет по случаю прибытия гостей закончился два часа назад, казаков разместили в новой казарме, а офицеры расположились в коттедже, принадлежавшем Косареву и Крюкову.

– Еще бы им песни не петь, это после литра водки на рыло! – хмыкнула Мария. – Вы с Мишкой и Гариком тоже, как напьетесь, начинаете глотку драть. Я не про это… Куда нам их девать, вот вопрос? В двадцать первом веке их не легализуешь, такую ораву. Да и с тоски они там подохнут. Вон Крюков с Косаревым чуть с ума не сошли, пока ты им не предложил к нам присоединиться. А здесь три десятка солдат, которые, кроме убийства, ничего не умеют.

– Значит, оставим здесь. Нам хорошие бойцы нужны! – ответил я.

– Так-то хорошие, а вот куда пристроить эту суперкруть, я ума не приложу, – задумчиво сказала Маша, переворачиваясь на спину. – Пока ты с ними водку пил, я их потихоньку порасспрашивала о житье-бытье. Такое ощущение, что их там в каком-то питомнике растят. У всех одинаковые ответы на вопросы. Другой жизни, кроме войны, они себе не представляют. И учти: они еще не въехали полностью, куда попали. Что будет, когда они соображать начнут?

– Вот тогда и подумаем, что делать, – сказал я. – В конце концов, Косарев с ними политинформацию проведет. Пристроим, в конце концов, всех.

Глава 4

Владислав не подвел! Выстроив атаманцев на плацу, он кратко, но весьма образно (с использованием редких идиоматических выражений, именуемых в народе «матерными») обрисовал провалившимся в параллельную реальность казакам-атаманцам их незавидную судьбу. Незавидную в том случае, если они попытаются жить в Российской Федерации двадцать первого века. А здесь, в веке семнадцатом, будет очень не хватать их умелых рук и светлых голов!

Казаки прониклись! Собственно, они довольно быстро смирились с тем, что не смогут вернуться в родной мир. Но, в принципе, людям, даже и семейным, которые выбрали своей профессией военное дело, всегда надо быть готовым к тому, что в один не самый хороший день ты не вернешься домой. А здесь в основном были ребята неженатые. К тому же все атаманцы являли собой отличный пример человека, характеризуемого термином «Пес войны». Тут Маша не ошиблась – казаки действительно не знали, да и не хотели знать другой жизни, кроме войны. По сути, это были совершенно безбашенные, смелые до безрассудства, но при этом весьма умелые и, как это ни странно, очень дисциплинированные воины.

Влад через некоторое время сознался, что основным критерием отбора в Атаманский полк как раз и служит абсолютное бесстрашие. Это был некий основополагающий признак военнослужащего этого гвардейского полка.

Поэтому после речи Косарева наш контингент пополнился тридцатью очень умелыми бойцами. Кроме двух пилотов «Филина» (которые все равно были атаманцами и могли в рукопашном бою оторвать голову любому) нам достались четыре офицера (один хорунжий и три подхорунжих), восемь унтеров и шестнадцать рядовых. Немалое подспорье!

К тому же оказалось, что с некоторых пор (после выхода на экраны империи некоего художественного фильма с псевдоисторическим сюжетом и говорящим названием «Спасти империю») в среде гвардейских офицеров стали чрезвычайно модными такие дисциплины, как фехтование и верховая езда.

Атаманцев назначали инструкторами по стрельбе, фехтованию и рукопашному бою. Самых опытных поставили командирами элитных подразделений кавалерии и морской пехоты. На наше счастье, среди атаманцев нашлось несколько яхтсменов, которых мы немедленно определили в капитаны катеров.

Вливание свежей крови немедленно принесло свои плоды. Резко повысился уровень боевой подготовки всех подразделений – атаманцы серьезно взялись за обучение. Конечно же, до их уровня нашим солдатам было далеко, но в данном историческом периоде мы были лучшими!

Буквально на следующий после прибытия казаков день выяснилось, что кроме запредельных, по здешним меркам, бойцов нам достались и другие призы. Во-первых, это был сам турболет «Филин» – совершенно уникальная машина, не имеющая аналогов в нашем мире. Он имел практически неограниченный ресурс энергопитания – гарантированный срок службы батарей составлял пять лет непрерывной эксплуатации. Емкости топливных баков хватало на сорок-пятьдесят (в зависимости от скоростного режима) тысяч километров полета. Причем запасы «горючего» могли быть легко нами восполнены – что нам стоило дистиллировать любое количество воды. Скорость турболета в разреженных слоях атмосферы составляла 2,5 Маха. «Филин» мог нести двадцать восемь десантников или две БМД. Кроме того, турболет имел мощное встроенное вооружение – электромагнитные пушки, стреляющие гиперзвуковыми снарядами. Аж четыре орудия калибром тридцать миллиметров с боезапасом более трех тысяч снарядов.

Единственным недостатком в наших условиях была невозможность установки на турболет хоть какого-нибудь вооружения, помимо штатного, – конструкцией не было предусмотрено дополнительных подвесок или турелей. Ведь любые наружные установки были бы сметены с корпуса при максимальных скоростях. А запасы штатных снарядов, хоть и были велики, не возобновлялись. Нам бы чисто технически не удалось скопировать тридцатимиллиметровые снаряды с тонкостенным корпусом из специального сплава, несущие четыреста граммов гелеобразной взрывчатки, детонирующей без взрывателя – просто при попадании летящего с гиперзвуковой скоростью болида в препятствие.

Во-вторых, в арсенале «Филина» было запасное вооружение и оборудование – десять «пищалей», пять защитных комбинезонов, переносные ракетные комплексы. И Влад настоятельно порекомендовал нам в кратчайшие сроки освоить эту технику.

Получив согласие на обучение, Косарев привел нас к здоровенному уряднику, обладателю двухметрового роста и почти метрового размаха плеч. Чисто семитские черты лица урядника навели меня на определенное подозрение, которое подтвердилось при знакомстве, – звали инструктора Ариэль Шапиро. Меня весьма удивило, как мог еврей попасть в гвардейский казачий полк. На мой осторожный вопрос Влад ответил, что набор в гвардию уже давно проходит не по сословному или национальному признаку, а исключительно по способностям кандидата. А Ариэль является непревзойденным мастером-оружейником.

Специалистом Шапиро действительно оказался великолепным. Различное оружие и предметы снаряжения так и мелькали в его огромных лапищах, а пояснения и советы по пользованию отличались точностью, краткостью и информативностью. Состоящую на вооружении армии Российской империи «холодную» серию оружия мы изучили на примере автоматов «Пищаль» и пулеметов «единорог».

«Пищаль» оказалась довольно легким, всего два с половиной килограмма, и компактным, восемьдесят сантиметров длиной, оружием, внешне похожим на футуристическую немецкую штурмовую винтовку G-11. Емкость магазина оказалась феноменальной – двести пятимиллиметровых стальных пуль с наконечниками из карбида вольфрама, больше похожих на иглы. Скорость их полета составляла запредельные три тысячи метров в секунду. Скорострельность «Пищали» могла регулироваться стрелком с четырехсот до полутора тысяч выстрелов в минуту. Шестиствольный ротный станковый пулемет «Единорог» использовал те же боеприпасы, скорострельность достигала десяти тысячи выстрелов в минуту.

Затем мы перешли к изучению ручных реактивных огнеметов, гранатометов, переносных зенитных ракетных комплексов. Они оказались похожими на бывшие в нашей реальности «Шмели», «Мухи» и «Кондоры», только с более мощной боевой частью.

Потом наступил черед специального обмундирования. Через два дня мы в совершенстве знали, как пользоваться боевым бронекомбинезоном «Юшман», который оказался на редкость хитрой штукой. В эту простую на вид защитную одежду были встроены компьютер, климатизатор, система дегазации и очистки воздуха, аптечка, широкодиапазонный радиокоммуникатор, две полуторалитровые фляги, система навигации, прибор ночного видения, лазерный дальномер, устройства обнаружения и наведения на цель (что-то вроде мини-радара, только работающего не на радио, а на гравиволнах). Была предусмотрена даже такая вещь, как канализатор экскрементов.

Состоял «Юшман» из собственно комбинезона, шлема, сапог и перчаток, герметично соединяемых друг с другом. Материал всего изделия являлся сложным полимером, который кроме пулестойкости позволял хрупкому человеческому телу переносить критические температуры – от минус пятидесяти до плюс пятисот градусов. А двухслойная конструкция сохраняла организм от ударных нагрузок силой до семи тонн. Это достигалось за счет заполнения внутреннего объема специальным гелем под давлением. Эта студенистообразная масса равномерно распределяла силу удара по всей площади защиты и сбрасывала излишек нагрузки через специальные вставки в подошвах сапог.

Для удобства одевания и снимания давление между слоями сбрасывалось, и тогда самая совершенная на свете солдатская броня напоминала шелковое трико. Сброс и набор давления осуществлялись встроенным компрессором, который, кроме этого, исполнял еще несколько функций. Весил бронекомбинезон всего пять килограммов, и это вместе со шлемом и сапогами! Все оборудование распределялось по телу и совершенно не стесняло движения. В частности, довольно объемистые фляги, весьма замысловатой формы, располагались сзади, над ягодицами, и служили дополнительной защитой почкам. Такую же двойную пользу, защитную и функциональную, несла и аппаратура.

На внутренней стороне забрала шлема находился голографический экран. На него поступала картинка с четырех камер наружного обзора (две на шлеме и по одной на плечах) и прибора ночного видения. Туда же, на внутришлемный экран, шла вся информация с дальномера, компьютера, коммуникатора, радара обнаружения цели и датчика-прицела, размещенного на оружии.

Дав немного времени на изучение всего этого хозяйства, Шапиро погнал нас на стрельбище, для наработки рефлексов пользователя. Освоение бронекомбинезона заняло пару часов. Бегать, прыгать и ползать в защитном облачении было необычайно легко, словно в кроссовках, спортивном костюме и вязаной шапочке на голове. А вот привыкание к использованию всех напиханных в шлем штучек-дрючек оказалось весьма занятным.

Выглядело это так: картинка перед глазами совершенно не воспринимается как изображение на экране. Ты спокойно идешь через лес, наслаждаясь светлой зеленью березок и пением птиц, и вдруг в кустах возникает ярко-красный силуэт человека, как будто там вспыхнула неоновая вывеска. Это нашел цель радар, сканирующий местность в импульсном режиме. Если в кустах сидит твой напарник, то силуэт сверкает изумрудно-зеленым. Принадлежность неизвестного определяется компьютером, который постоянно отслеживает местонахождение всех солдат твоего подразделения по радиомаячкам. Над светящимся силуэтом горят цифры, показывающие расстояние до цели. Как только ты снимаешь автомат с предохранителя, появляется черный крестик прицела, по твоим ощущениям, словно плавающий в полуметре от носа. Это идет сигнал от датчика-прицела, закрепленного на стволе. Куда смотрит твое оружие, там и находится крестик. Можно стрелять от бедра, с вытянутой в сторону руки, даже подняв оружие над головой. Меткость выстрела не страдает! В режиме ночного видения происходит то же самое, за исключением ярких красок природы. Все окружающее раскрашивается тридцатью двумя оттенками серого цвета.

Да, с такой техникой и оружием можно было смело разгонять любого врага!

Первым делом мы использовали свалившуюся с неба супервундервафлю для устранения угрозы центральным областям России со стороны татарской орды. «Филин», пилотируемый Крюковым, сделал два боевых вылета и… Скопин-Шуйский вернул Новую армию в лагеря – противостоящей ему орды, как организованной силы, больше не существовало. Пусть поражающий фактор снарядов, предназначенных для борьбы с бронетехникой и сооружениями, при применении против живой силы оказался невелик, зато психологический эффект был выше всяких ожиданий – татары просто разбежались по степи.

К сожалению, несколько позже Корбан-Гирей все-таки сумел собрать свои войска, но их боеспособность была близка к нулю, и на некоторое время мы о них забыли. На горизонте нарисовалось несколько новых проблем.

Глава 5

Выслушав вечерний рапорт дежурного по гарнизону и отдав традиционное распоряжение будить меня только в случае высадки вражеского десанта (что было чистым понтом, содранным у Черчилля), я наскоро прибрался на рабочем столе в кабинете и пошел домой. Поднявшись на самую вершину холма, к своему коттеджу, я по привычке окинул взглядом окрестные красоты. Расслабленно обозрев панораму, я уже было поставил ногу на первую ступеньку крыльца, но тут мне попались на глаза какие-то странные суденышки на реке.

– Вот черт! Накаркал про вражеский десант! – прошептал я себе под нос.

Кораблики напоминали помесь древнерусской ладьи с вороньим гнездом. Ладьи они напоминали высокими вертикальными балками на приподнятых носу и корме, а вороньи гнезда – связками камыша вдоль бортов. Не надо быть великим знатоком, чтобы опознать в этих лоханках знаменитые казацкие «чайки». К нам на огонек пожаловали запорожцы…

Над Грозным взвыла сирена – наблюдательные посты тоже засекли гостей. Убедившись, что гарнизон поднимается в ружье, я рванул в дом за рацией и оружием.

Между тем «чайки» прекратили свой целеустремленный бег на юг, к морю, и, сбившись в кучу, встали на якорь. Видимо, их немало удивил выросший на пустом месте город.

Целый час «грозная эскадра» простояла неподвижно. Я уверен, что казаки устроили совещание с единственным вопросом на повестке дня: что с нами делать? Сразу на ленточки порезать или на обратном пути?

Вероятно, казачки были абсолютно уверены, что дистанция в полкилометра надежно страхует их от огня любого вида оружия. Наивные! Им и в голову не приходило, что, встав такой кучей на расстоянии пятисот метров от береговых укреплений, они представляют собой отличную мишень для стоящих в дзотах Flak-36 и станковых пулеметов.

Но я пока воздерживался от приказа открыть огонь, дожидаясь развития событий. Хотя в данный исторический период запорожские казаки и были натуральными бандитами-отморозками, бьющими чужих острием, а своих обухом… Но в перспективе они вполне могли стать союзниками. А уж по части военно-морского опыта им сейчас не было равных!

Вот что писал доминиканский монах Эмилио Дортелли д’Асколи из Кафы в 1634 году: «Если Черное море всегда было сердитым с древних времен, то теперь оно несомненно чернее и страшнее по причине многочисленных «чаек», все лето опустошающих море и сушу. Эти «чайки» вмещают 50 человек, идут на веслах и под парусом. Дабы они могли выдерживать жестокие бури, их обвязывают вокруг бортов соломой.

И по настоящее время до 30, 40 и 50 челнов спускаются ежегодно в море и в битвах причиняют столь жестокий вред, что берега Черного моря стали совсем необитаемы, за исключением некоторых мест, защищенных крепостями. На море ни один корабль, как бы он ни был велик и хорошо вооружен, не находится в безопасности, если, к несчастью, встретится с «чайками», особенно в тихую погоду.

Казаки так отважны, что не только при равных силах, но и двадцатью «чайками» не боятся тридцати галер падишаха, как это видно ежегодно на деле».

Так что нам было грешно разбрасываться такими ценными кадрами![50] Особенно если направить их неуемную энергию в нужное русло. Но вот что этим «кадрам» может сейчас взбрести в голову?

Ага! Все-таки запорожцы решили не атаковать с ходу крепость с неизвестным противником, а попытаться для начала выяснить отношения. Ну, или провести рекогносцировку на месте. От эскадры отделилась одинокая «чайка» и на веслах, но довольно бойко пошла к берегу. Но не к причалу, а к полоске пляжа рядом. Подойдя на полсотни метров, гребцы подняли весла, и «чайка» замедлила ход.

– Эй, на берегу! Кто вы такие?! – донесся с кораблика зычный голос.

– Воинские люди московского царя! – сложив ладони рупором, ответил я.

– Православные? – на всякий случай уточнили с «чайки».

Я медленно вылез на бруствер и отчетливо перекрестился. Три раза. Достал из-за воротника крест и поцеловал его. А затем нараспев стал читать «Отче наш». «Чайка», даже идя по инерции, приблизилась уже на двадцать метров, и с нее были отлично видны все мои манипуляции. Видимо, доказательства я представил весомые – гребцы взмахнули веслами, и кораблик буквально выбросился на берег. С борта немедленно спрыгнуло два десятка человек.

Н-да… Ну и видок! Да у нас последний бомж с «трех вокзалов» и то лучше одет, чем эти знаменитые воители! Что за немыслимые лохмотья?[51] А уж рожи… прямо хоть сейчас на доску «Их разыскивает милиция».

Несмотря на теплую погоду, все прибывшие были в бараньих шапках. А еще каждый из запорожцев имел роскошные длинные усищи – или свисающие на грудь, или обмотанные вокруг собственных ушей. Особенно приколько это смотрелось на фоне недельной щетины.

– Кунсткамера! – шепнул стоящий рядом Мишка. – Какой-то феерический цирк уродов!

Каких-либо враждебных действий казаки не предпринимали, просто посматривали по сторонам. Особое внимание уделялось непривычного вида оружию и доспехам вышедших на берег солдат – наши бойцы были одеты в кованые полукирасы и держали в руках «Маузеры 98К» с примкнутыми штыками.

Запорожцы были поголовно вооружены саблями, а кроме этого, имели пистоли с колесцовыми замками. У некоторых за поясом торчали чуть ли не целые батареи – четыре-пять штук. А у оставшихся в лодке были видны длинные фитильные ружья.

– Я начальный воевода над всеми воинскими людьми московского царя в этих землях! – громко объявил я. – А кто старшим у вас?

Вперед гордо выступил мужик в обрывках когда-то красного кафтана. Рубахи на вояке не было, зато шаровары легко могли поспорить по объему с небольшим воздушным шаром. Правда, с такими дырищами шар бы не взлетел.

– Я старшо́й! – подбоченясь, заявил этот красавчик. – Кошевой атаман Петр Конашевич, по прозвищу Сагайдак!

– Екарный бабай! – послышался сзади шепот Суворова. – Так это сам Сагайдачный! Будущий гетман…

– Эй, а ведь я тебя знаю! – внезапно сказал стоящий прямо напротив меня одноглазый воин. – Ты у московского царя пехотой командовал! Я помню, как ты с двумя своими братами позапрошлой зимой в Путивль пришел.

– Точно! – Теперь и я узнал этого мужика. – Ты при царевиче Дмитрии сотником состоял. Только тогда ты с двумя глазами был!

– Так глаза я токмо в прошлом годе лишился! – сказал казак и весело расхохотался. Его товарищи немедленно поддержали одноглазого громким смехом, словно услышали забавную шутку. Я так и не понял, что смешного могло быть в факте увечья, но из вежливости улыбнулся.

Действительно, в период борьбы за власть несколько тысяч казаков воевало на стороне Дмитрия. Правда, все-таки были самой ненадежной частью войска. Но после захвата Москвы и коронации Дмитрий расстался с ними полюбовно – заплатил неплохие деньги и вручил дорогие подарки.

Ледок взаимного недоверия был сломан. Мы пригласили казацкую старши́ну откушать с дороги, чем бог послал. Я считал, что дружеский ужин неминуемо перерастет в разгульную ночную пирушку с обильными возлияниями, но казаки меня удивили – пили весьма умеренно. Оказалось, что выборные атаманы вообще не злоупотребляют алкоголем, а уж в походе и подавно.

Во время завязавшегося разговора мы выяснили немало интересных вещей.

Планы по очищению Причерноморья от татар и ногаев казаки встретили радостно. Сагайдачный заверил, что запорожцы и донцы смогут выставить больше двадцати тысяч бойцов. На «чайках» и стругах, конными и таборами, то есть на возах. Атаман заверил, что казацкий табор может отразить нападение вдесятеро большего числа татар. Но вот угнаться на возах за кочевниками невозможно.

Ходить на Крым нам рекомендовали зимой или ранней весной. Зато разорять прибрежные города удобнее именно летом, пока не ударили осенне-зимние шторма. Заодно можно, если хватает сил, совершать набеги на горные луга, где летом прятались от зноя лучшие крымские стада.

Затем нам дали политический расклад по Причерноморью. Донцы очень хотели избавиться от турок в Азове, а запорожцы – разорить Очаков и Казыкермен. А еще на татарву были зело злы черкесы. И если их позвать с умом, могли выставить несколько тысяч воинов. На море к запорожцам для совместных набегов присоединяются шапсуги.

Текущее восстание крестьян и сипахов (дворян) в Анатолии идет под антииноземными лозунгами. Все места на вершине властной пирамиды занимают бывшие янычары, по происхождению иноземцы, поглядывающие на коренных турок свысока. Даже само слово «турок» там стало ругательством, аналогом нашего слова «быдло».

Выяснилось, что в самом Крыму и Турции существуют некие сообщества невольников, которые мы на современный лад назвали бы шпионскими сетями. Рабы добывают информацию, где только можно, и передают ее собратьям на свободе через купцов, пастухов, людей, приезжающих выкупать родственников.

Поэтому казаки имели очень точную информацию по всему Черноморскому ТВД о местонахождении армейских лагерей, численности гарнизонов, персоналиям командиров, наличии материальных ценностей, составе и качестве флота и артиллерии. Казацкие набеги отнюдь не были ударами вслепую.

Основной целью походов на мусульман казаки назвали свое горячее желание освободить томящихся в жутком плену христиан и примерно отомстить «поганым» за погибших товарищей. Подобное идеологическое основание нам было понятно – в самом деле, не кричать ведь на каждом углу, что грабить идешь?

Мы, от щедрот, вручили казакам полтысячи кремневых мушкетов. Этого добра у нас после перевооружения на винтовки осталось немерено. Подарок был принят с радостью – казаки уже были знакомы с этими ружьями. Пара сотен таких попала в Сечь после возвращения «экспедиционного корпуса» из Москвы.

Чтобы отдариться, старши́на, посовещавшись, дала нам пару контактов для выхода на одну из невольничьих (шпионских) сетей Крыма. Это было весьма кстати – для связи с нужными людьми мы через пару дней вертолетами забросили на полуостров несколько разведгрупп с рациями.

Погостив у нас меньше суток, казаки последовали дальше по своим делам. Насколько мы помнили из истории, в этом году не повезет городу Варне.

Глава 6

Вернувшийся из очередного облета акватории Черного моря Крюков сообщил, что видел на траверсе мыса Форос моторный катер без опознавательных знаков. Причем до самого момента визуального контакта на радаре было чисто. Сразу атаковать неизвестное судно Антон не стал, решив облететь его и рассмотреть повнимательней. Но при заходе на второй круг обнаружилось, что катер исчез.

Мы самым тщательным образом просмотрели записи видеокамер «Филина». Действительно, из ниоткуда вдруг появлялся длинный, узкий, похожий на торпедный, скоростной катер. Прокрутив запись двадцать раз при максимальном увеличении, мы рассмотрели, что на палубе находились люди, одетые только в набедренные повязки зеленого цвета и пояса с патронташами. Зато обнаженные иссиня-черные тела уроженцев экваториальной Африки покрывала весьма замысловатая раскраска, аккуратно выполненная цветными красками. В руках незнакомцы держали «АК-47». На гафеле катера развевался флаг, напоминающий американский. Только звезды и полосы были черными.

– Какие-то боевики из «Фронта Освобождения Африки», – пошутил я.

Но тут мне стало не до шуток – я вспомнил, что в показаниях пленных казанцев фигурировали какие-то загадочные негры, которые поставляли нашим врагам оборудование и оружие, в частности именно автоматы Калашникова, произведенные в Китае в 2047 году.

Мы решили участить облеты акватории. И дополнительно к «Филину» использовать трофейные автожиры.

Но нас опередили. Одной прекрасной безлунной ночью я был разбужен выстрелами с улицы. Судя по звуку, стреляли из «калашей».

– Что случилось? – спросила сонная Маша. – Опять ногайцы напали?

– Да непохоже что-то! – ответил я, торопливо натягивая штаны. – Стреляют из «АК»! И сдается мне, что бой уже в самом городе идет! Надо связаться по рации с остальными.

Рация запищала сама. Вызывал Мишка:

– Серега, в городе бой, я объявил боевую тревогу! Собираемся в штабе гарнизона! Да, и постарайся связаться с Шевчуком, он почему-то не отвечает!

Быстро вооружившись «пищалями» и нацепив приборы ночного видения, мы с Машей бегом стали спускаться с холма к Белой площади. Стрельба не утихала. У причала горел наш корвет. Громко матерясь, нам наперерез выскочил Горыныч, мы как раз пробегали мимо его коттеджа. На полпути к Белой площади я заметил несколько фигур с характерными автоматами в руках и, не задумываясь, открыл огонь. Перескочив через трупы чернокожих воинов в набедренных повязках, наша троица устремилась дальше.

Белая площадь находилась на границе между Верхним и Нижним городом. В Верхнем располагались наши коттеджи и сады, домики чиновников и офицеров. В Нижнем находились казармы, склады и стоянки автожиров. Сама площадь являлась административным центром города. На ней стояли здания адмиралтейства, таможни, штаба гарнизона, городской управы, недостроенный собор Петра и Павла. Поскольку городок был еще совсем маленьким, в нем было только четыре улицы. От площади на вершину холма вела Верхняя аллея, соответственно от площади к порту спускалась Нижняя. Вдоль реки шел Прибрежный бульвар, а на границе Верхней и Нижней частей тянулся Полуденный бульвар. Здание штаба изначально задумывалось как форпост между двумя частями города. Поэтому и построено оно было с толстыми стенами, бойницами вместо окон и занимало позицию, венчающую подъем от бухты, на углу Полуденного и Нижней аллеи.

Это стратегическое решение сейчас играло нам на руку. Атакующие, каким-то образом преодолев оборонительный периметр, рассеялись по Нижнему городу, но при попытке подняться к Белой площади были встречены дежурным взводом. Только несколько африканцев сумели прорваться дальше. К сожалению, и дежурный взвод понес большие потери.

Мы прибыли очень вовремя. Наши бойцы, лишившись в ходе скоротечного боя всех командиров, несколько подрастерялись. К тому же сказывалось преимущество в вооружении нападавших. Коридоры штаба были завалены убитыми и ранеными, среди которых я нашел старшего сотника Торопца, дежурящего в эту ночь по гарнизону. Он словил пулю одним из первых, но все-таки сумел организовать оборону, пока не рухнул, подкошенный потерей крови.

Быстро наведя порядок среди солдат, я оставил Машу командовать, а сам с Горынычем поднялся на плоскую крышу, чтобы разобраться в обстановке. В свете горящего корвета мы увидели у берега множество узких черных катеров, а с реки подходило два десятка кораблей, подозрительно напоминающих самоходные десантные баржи. А скорострелки береговой обороны почему-то молчали.

В Нижнем городе разгоралось несколько пожаров. Я присмотрелся – занялись в основном склады. Потом мое внимание привлекла какая-то колышущаяся масса на прибрежном бульваре. Я несколько секунд смотрел на нее, пытаясь понять, что же это такое. А потом темная река потекла вверх по аллее в нашем направлении.

– Мать их черножопую якорем по голове! – тихо сказал подошедший Бэдмен. – Откуда они взялись на нашу голову?

Мы и противник начали стрелять одновременно. Длинные очереди из трех «пищалей» пропахали огромные борозды в идущей на приступ толпе негров. Нам ответили из нескольких сотен стволов. Ответный огонь был настолько мощен, что на мгновение мне показалось – здание взорвалось. К свистящим над нами пулям добавилась отбитая от стены каменная картечь. Расстреляв магазин, я присел за парапет. Похоже, что эту волну нам не остановить!

На крышу выскочили Косарев и Зюлин. С собой они тащили станковый «Единорог» из боекомплекта «Филина». Мгновенно оценив обстановку, офицеры установили шестистволку на углу здания и нажали на гашетку.

Многие думают, что электромагнитное оружие должно стрелять бесшумно. Но когда сотни пуль практически одновременно покидают стволы пулемета и преодолевают звуковой барьер – это напоминает по звуку разгулявшийся торнадо!

Длинная-предлинная очередь несколько раз прошлась поперек улицы. И – о чудо! – выстрелы снизу постепенно прекратились. Я осторожно выглянул из-за парапета. Все пространство Нижнего бульвара было завалено трупами.

– Нам повезло, что они буром поперли! – хрипло сказал Горыныч, вытирая кровь со лба, рассеченного острым осколком камня. – Ну, ничего, сейчас они сообразят, что к чему, рассредоточатся по всей ширине фронта и попробуют еще раз. А людей у них хватит! Вон сколько десантных барж на подходе!

– Что же тут за херня творится, соколики? – озадаченно спросил Зюлин. – Полгорода в руках противника, куда караульные смотрели?!

– Фиг знает, хорунжий! – ответил Мишка. – Сам в шоке!

– Какая теперь на хрен разница, как это произошло! – сказал я. – Надо брать тех, кто есть, и идти отбивать город!

– Значит, так, ребятушки… Оставляем на крыше одного человека с пулеметом и расходимся к войскам. Рубеж обороны – Полуденный бульвар. Зюля, поднимай «Филин» и раздолби к ебеням десантные баржи и эту мелкую посуду возле берега! – приказал Косарев.

Хорунжий кивнул и вихрем умчался с крыши.

– Серега, ты в курсе, что у тебя нога прострелена навылет? – озабоченно спросил Гарик.

– Ерунда, – сказал я, мельком глянув на слабо кровоточащую рану в бедре, – через пару минут заживет!

– Кость перебита, – присев на корточки и вглядевшись в рану, сказал Косарев. – тебе надо посидеть спокойно хотя бы полчаса, а то срастется неправильно. Вот ты за пулеметом и останешься! Всем надеть гарнитуру! Связь должна быть постоянная! С богом, ребятушки!

Парни дружно ломанулись вниз. Я пристроился за парапетом и стал наблюдать за обстановкой. Негры пока не предпринимали активных действий, только изредка постреливали одиночными. Наверное, действительно сообразили, что лобовой атакой ничего не добьются, и стали рассредоточиваться. Я мельком глянул на часы – с начала нападения прошло всего пятнадцать минут. Судя по обмену сообщениями в эфире, из Нижнего города стали прорываться отдельные группы и целые подразделения наших солдат.

От Шевчука по-прежнему не было ни слуху ни духу. Опрос, наскоро проведенный Владом среди вышедших из окружения, показал, что казармы морпехов были пусты. Зато успели пробиться казаки-атаманцы. Потерь они не понесли, и хорунжий тут же повел их на усиление наиболее опасного участка. Пятеро казаков были отряжены для обеспечения взлета турболета.

Прошло еще минут десять. Наступила относительная тишина. Воспользовавшись оперативной паузой, на крышу поднялась Мария, узнавшая о моем ранении. Разрезав штанину и смыв запекшуюся кровь, жена внимательно осмотрела уже затянувшуюся рану.

– Никак не могу привыкнуть к нашим суперменским возможностям, – задумчиво сказала девушка и призадумалась. – Слушай, если на нас все заживает, потому что мы из другой реальности, то с этими неграми должно происходить то же самое!

– В принципе, да! – ответил я. – Но ты забываешь, зайчик, что мы в них стреляем стальными стрелками, летящими со скоростью в несколько звуковых. Помнишь, как выглядят тела, у которых водосодержащие ткани разрушены на клеточном уровне? Им не до воскрешения!

Внезапно от порта вверх по аллее рвануло три десятка человек в набедренных повязках. Я дал длинную очередь, положил десяток, остальные повернули. И тут же вокруг меня стали посвистывать пули. «Началась разведка боем, – подумал я. – сейчас они проверят таким образом остальные участки, а потом опять ударят всей силой». И точно – по всей линии обороны стали вспыхивать перестрелки. Но тут над рекой скользнула черная тень. В бой вступил турболет. Залп его скорострельных пушек перекрыл свист двигателей. Вдоль берега словно горящий факел пронесли – один за другим стали вспыхивать стоящие рядком черные катера. Потом наступила очередь десантных барж. Одна за другой они были пущены на дно.

На правом фланге, у самой кромки воды, вдруг началась нешуточная пальба. Она стала быстро смещаться к центру, вдоль берега. Судя по звуку выстрелов, долбили из МР-40, которые состояли на вооружении морпехов. Это явно подоспел на помощь Шевчук.

– Андрюха атакует вдоль бульвара! – заорал я в микрофон. – Влад, Мишка, Гарик, поддержите Шевчука!

Ребята уже сами сообразили, что делать. Сверху вниз словно покатилась волна. Вскоре в порту завязался рукопашный бой, в котором преимущество африканцев в автоматическом оружии было сведено к нулю. Я спустился с крыши, собрал всех уцелевших из дежурного взвода и двинулся вниз по аллее. Идти пришлось по щиколотку в практически жидком месиве, оставшемся от человеческих тел. Сопротивление негров уже было сломлено. Несколько катеров рванули вниз по реке, но наткнулись на огонь с турболета.

– Отбой, отбой! – надрывались мои друзья, в попытке утихомирить разошедшихся солдат. – брать пленных, нам нужны «языки»!

Наконец резню удалось остановить. Уцелевших африканцев сгоняли в пустой склад. Из клубов дыма появился Андрюха Шевчук, таща за собой на веревке упирающегося рослого негра, размалеванного цветными красками. Пленник дико вращал глазами и рычал сквозь стиснутые зубы.

– Андрюха! Ты где был? – увидев пропащего друга, заорал я.

– Нет, ну ты прикинь, Серега! Решил устроить своим бойцам ночную учебную тревогу. Устроил, блин! – ответил запыхавшийся Андрей. – только вывел роту из города, приплывают эти уроды! – Шевчук злобно пнул пленного ногой. – Мне бы связаться с вами, скоординировать действия, а я рацию дома забыл! Пришлось импровизировать на ходу.

– Да ладно, Андрюха, не переживай! Ведь справились! – сказал я. – а что это у тебя за экземпляр на веревочке?

– Наверное, офицер, – ответил Шевчук. – командовал своими, да и размалеван как-то по-другому! А когда увидел, что окружен, попытался растаять в воздухе. В прямом смысле! Еле успели скрутить!

– Ни хрена себе! – удивленно присвистнул я. – Отправь его под конвоем в адмиралтейство да скажи своим, чтобы веревку из рук не выпускали!

До самого рассвета разбежавшихся боевиков ловили среди многочисленных строений Нижнего города. С восходом солнца мы стали подсчитывать потери и очень скоро убедились, что наша победа оказалась пирровой. Корвет и два катера сгорели дотла, оставшийся был серьезно поврежден. Можно считать наш флот выведенным из строя. Все трофейные автожиры и Ми-28 были взорваны. Из боевой авиации у нас остался только «Филин», почти полностью израсходовавший боезапас, восполнить который мы не могли.

Людские потери составили триста пятьдесят два человека убитыми и семьсот сорок шесть ранеными. И это при том, что треть гарнизона не принимала участия в бою, находясь на постах внешней линии обороны. Мы так и не поняли, как неграм удалось незаметно вырезать часовых на береговых батареях.

Африканцы потеряли около полутора тысяч убитыми, двести двадцать человек попали в плен. Их раненые, получившие повреждения от винтовочных пуль или штыков, действительно быстро излечились. В качестве трофеев нам досталось две тысячи китайских «калашей» и три случайно уцелевших катера – точные копии американского торпедного катера времен второй мировой войны РТ-103 (Patrol Torpedo boat). Но самым интересным моментом стало обнаружение на одном из них ядерного взрывного устройства кустарной сборки.

Ближе к вечеру мы решили допросить пленных. Влад, предположив, что «боевая раскраска», покрывающая тело каждого африканца, служит чем-то вроде униформы и знаков различия, отобрал, по каким-то непонятным нам приметам, несколько человек и вколол им свою сыворотку правды. Но через несколько минут мы убедились, что ни на одном из пяти европейских языков, а также турецком и арабском пленники не разговаривают. Достоверность этого печального факта Владислав установил, следя за реакцией мелких лицевых мышц оппонентов – они реально не понимали нас.

И тут всех несказанно удивила Катя Тихомирова. Прислушавшись к речи пленных, девушка неожиданно бегло заговорила на их языке. Язык этот оказался суахили, и наша скромная, незаметная тихая Катюша владела им совершенно свободно.

С переводчиком допрос пошел веселее. Пленники оказались бойцами элитной дивизии «гвардии Чаки». По их словам, империя Чаки занимала половину Африки. Элита империи, отпрыски императора и его сыновей обладали возможностью свободно перемещаться по времени и пространству, без всяких технических приспособлений. Кроме того, некоторые из них могли чувствовать проколы континуума, а следовательно, «видели» наши «окна». Один из таких вундеркиндов, тот самый рослый красавец, пойманный Шевчуком, оказался полковником Йенге, командиром гвардейской дивизии «Пурпурные львы», возглавлявшим нападение.

Не сказать, что эта информация удивила нас. Какое уж тут удивление, да мы были просто потрясены!

Дальнейший допрос показал, что нападение было тщательно спланировано. Африканцы действовали не вслепую. Их действия предварялись тщательной агентурной разведкой. Лазутчики, имеющие европейскую внешность, неоднократно бывали в городе под видом купцов.

– Стало понятно, что в покое они нас не оставят. И в следующий раз они не пойдут врукопашную, а сразу шарахнут своей бомбой! – сказал Андрюха на совещании, собранном на следующий день после сражения. – В связи с этим возникает вопрос – не пора ли нам переходить от обороны к нападению?

– Как ты себе это представляешь? – спросил я. – Мало того что они территориально находятся где-то в центре экваториальной Африки, так ведь еще и неизвестно, в какой реальности они сидят. Допустим, мы приезжаем в Африку, в какой-нибудь Конго или Заир, открываем «окно» в пятнадцатый или шестнадцатый век, а там мирно пасутся стада зулусов или масаев[52], которые знать не знают ни о какой империи Чаки.

– Насколько мне помнится, Великий Чака – реальный исторический персонаж! – ляпнул Гарик.

– Игорь! Реальный персонаж, зулусский правитель Чака, которого ты упомянул, жил в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века, – внесла ясность Маша. – А тот, с кем мы воюем, просто присвоил его имя.

– Вообще, по словам пленных, выходит интересная картинка – центр империи находится в реальности, где Европа полностью обезлюдела от чумы и последующего мусульманского нашествия, – продолжил я. – Разве в истории нашего мира было что-либо подобное?

– Не было! – уверенно ответила Маша. – До четверти населения Европа от чумы теряла, а вот так, чтобы целиком… Слушайте! А не они ли сами устроили эпидемию? Вполне вероятно! Если они поставили себе целью извести всю белую расу, то могут пойти на любые меры! И наверняка за ними не только эпидемии числятся! Мне почему-то кажется, что Смуту в России тоже они устроили – руками своих союзников-казанцев!

– И, скорее всего, не только Смуту и не только в России! – добавил я. – Если этот их император, по словам пленных, живет уже несколько сотен лет… Прикиньте, сколько гадостей он мог белым устроить!

– Насколько я понял, теоретически эти черные вполне могут попасть в мою родную реальность, – внезапно сказал Косарев, – а с вашей техникой это невозможно.

– Слушай, точно! Ты с Антоном и казаки во главе с хорунжим вполне могут попытаться вернуться домой! – воскликнул я. – У нас в плену живая машина времени!

При этих словах Зюлин заметно оживился, а Крюков и Косарев впали в задумчивость.

– Сможет ли эта живая машина времени нас к своим вывезти – вилами на воде писано! А оставлять вас в трудную минуту – не по-товарищески! – сформулировал Влад свою мысль.

Антон согласно кивнул. Зюлин слегка переменился в лице, но, посмотрев на Влада, кивнул тоже. Косарев заметил движение хорунжего и добавил:

– Зюля, пойми это сам, а потом постарайся довести до своих казаков: мы непременно попробуем пробиться в родную реальность, но не всей толпой! Пошлем разведчика, а остальные будут продолжать нести службу здесь! Тем более никто не даст гарантии, что чертовы негры не попадут в нашу реальность сами и не притащат туда ядерный заряд. Поверь мне, Зюля, я внимательно изучил историю этого мира и понял – это страшное оружие! Не дай бог оно попадет в руки халифатцев!

– Хорошо, Владка, я понял, – ответил Зюлин после секундного раздумья. – будем считать, что здесь мы охраняем дальние подступы к нашей Родине!

– А домой мы непременно вернемся, – продолжил Косарев, – вот только сначала раздавим это змеиное гнездо!

Глава 7

Во дворце Великого Чаки царили смятение и страх. Вся обслуга ходила на цыпочках, стараясь не попадаться лишний раз на глаза императору. Узнав о разгроме лучшей воинской части и пленении полковника Йенге, отец нации впал в жуткое бешенство. Он лично пристрелил несколько своих внуков, сумевших ускользнуть после разгрома десантного отряда.

Лишь через несколько дней, отбушевавшись (за это время безвременная кончина постигла четверых слуг, попавших живому богу под горячую руку), император успокоился настолько, что уже мог связно мыслить. Срочно был собран совет шефов Корралей. Пожалуй, только Мартин спокойно пришел на совещание, не опасаясь последствий гнева отца. Остальные офицеры безропотно приготовились к смерти.

– Куда смотрела разведка?! – вперив пылающий взгляд в Оскара Розенблюма, спросил Чака. – Кто мне докладывал, что противник вооружен примитивными винтовками? Кто мне говорил, что у них всего пара легких катеров с пулеметами? Чем они стреляют, если от попадания в любую точку тела человек рассыпается, как труха?

Розенблюм опасливо поднял глаза и едва заметно пожал плечами.

– А почему молчит глава провидцев?! – Чака перекинул свое внимание на другого. – Зури, внучок, кто мне сообщил, что линия, на которой сидят наши враги, полностью стабилизировалась? И что это говорит о прекращении на нее воздействия? Откуда тогда взялись у этих белых свиней воздушные боевые машины? Или они были у русских уже в семнадцатом веке?!

Глава провидцев постарался сжаться в комочек.

– Мбуну!!! – Великий ткнул пальцем в начальника контрразведки. – это ведь ты, скотина, пел мне песни о том, что анклав противника полностью обособлен и не имеет поддержки местного населения?! Откуда тогда взялись тысячи воинов, буквально вырезавших в рукопашной наших лучших бойцов?!!

Мбуну посерел. С его лица градом лился пот.

– Что вы все дрожите от страха, уроды?!! Ваши матери, безмозглые сучки, наверняка нагуляли вас на стороне! Будь вы рождены от моего семени, то сами бы попросили о ритуальном четвертовании, чтобы смыть позор! – Чака обессиленно рухнул в кресло.

Мартин молча встал, достал из заветного ящика бутылку виски и стал отпаивать отца.

– Даю вам последний шанс, – тихо сказал император минут через пять. – что хотите делайте, землю носом ройте, но эти люди должны умереть в самое ближайшее время. Оскар, разведку проведи лично! Я хочу иметь самые достоверные данные о составе противника и его вооружении. Зури, пусть твои провидцы не выходят из транса до тех пор, пока не скажут, каким образом враги сумели пустить по реальностям такую волну. Мбуну, собери свои лучшие кадры карателей и брось их на усиление армейцев. Дивизия «Пурпурные львы» должна быть возрождена. Если они не справляются одними винтовками, добавьте тяжелого оружия. Достаньте пушки, гаубицы, реактивные установки. Было бы неплохо заиметь танки и самолеты, но у нас нет для них экипажей. Черт бы побрал нашу патриархальность! Изначально следовало завести нормальную армию, а не кучу идиотов с китайскими автоматами. Все, пошли все вон! Видеть не могу ваши рожи! Мартин, сынок, останься!

Офицеры торопливо, сталкиваясь локтями, бросились к дверям.

– Сынок! – ласково начал император. Наедине с первенцем Чака говорил совсем другим тоном. – Прошу тебя, возьми все под свой контроль. Судьба династии, всего нашего дела, на которое ушли столетия нашей жизни, сейчас под угрозой! Лично подбери вместо Йенге толкового командира дивизии. Найди человека с мозгами, а не такого дуболома, каким был покойный! Среди наших многочисленных потомков наверняка должны найтись подходящие кандидатуры. Кстати, сколько сейчас насчитывается ребят с даром?

– Три тысячи пятьсот сорок два человека! – немедленно ответил Мартин. – включая подростков и младенцев.

– А мы с тобой не очень-то плодовиты, – невесело усмехнулся Чака. – За полтысячи лет вполне могли настругать отпрысков побольше.

– Дело не в этом, папа! – возразил Мартин. – Дар передается только по мужской линии. А у женщины может быть только один ребенок с даром, потом начинают рождаться только девочки. К тому же вероятность зачатия крайне мала, примерно один шанс на сотню. Чтобы увеличить численность династии, нам с тобой надо было покрывать всех самок поголовно, до которых мы могли дотянуться. Но ты и я – люди третьего тысячелетия, сильно испорченные цивилизацией, и западаем только на красивых женщин.

– Да, ты прав! – задумчиво сказал Чака. – сколько раз я говорил себе: Томас, трахай все что шевелится, наращивай семью. Человеческому стаду, которым мы управляем, нужно много пастухов! Но нет! Всегда побеждал дурацкий эстетический подход к подбору партнерши! И ничего тут не поделаешь, все-таки я профессор университета, сын школьного учителя!

– А я профессорский сын! – кивнул Мартин. – И никуда нам от своего прошлого не уйти! Ладно, папа, не будем расслабляться! Будем злыми и жестокими, перегрызем глотки всем, кто стоит на нашем пути! Мы обязательно добьемся, что на Земле будут жить только люди с черным цветом кожи!

– Аминь, сынок! – торжественно подтвердил император.

Глава 8

После отражения десанта мы резко ужесточили меры безопасности. Выяснилось, что вырезавшие караульных негры появились из пустоты прямо посреди города. А наблюдатели на постах не ожидали нападения с тыла. Поэтому мы установили круговое наблюдение, утроив количество часовых. Ввели комендантский час. На всех перекрестках теперь стояли морпехи с приказом стрелять в любую тень.

Береговую линию отгородили от фарватера бонами заграждения и управляемыми донными минами. На вершине холма установили радиолокатор. Косарев лично разработал планы мероприятий на случай разных неожиданностей. После нескольких тренировок стало ясно, что теперь войска гарнизона не будут бестолково метаться по улицам, а сразу займут предписанные диспозицией места.

На таможне оборудовали потайную комнату, соединенную с приемной замаскированным окном. В комнате постоянно сидел полковник Йенге и высматривал среди заезжих купцов агентов империи. На эту измену пленного подвигла угроза оскопления.

Эти методы очень скоро себя оправдали. Через неделю после генерального сражения черный катер пытался ночью пристать к берегу и высадить разведгруппу, но повис на бонах. Поскольку квадрат был отлично пристрелян береговыми батареями, то пары очередей из «Флаков» хватило, чтобы пустить нарушителя на дно. А еще через три дня на таможне был опознан и схвачен сам глава глубинной разведки империи – Оскар Розенблюм. Старый друг и соратник Чаки. О таком «языке» можно было только мечтать!

Раскололся шеф Третьего Корраля моментально. Не пришлось даже колоть ему развязывающую язык химию. Из его рассказов мы почерпнули немало интересного о зарождении и становлении Великой Африканской империи. Подтвердилось предположение о том, что наш враг пришел из будущего. А самым занятным стало известие, что Чака когда-то носил имя Томас Робертсон и был профессором Колумбийского университета и кандидатом в конгрессмены США.

– Н-да… Обама нервно курит в стороне! – прокомментировал эту информацию Мишка.

Теперь мы знали о нашем противнике практически все, включая ближайшие планы. По самым скромным прикидкам выходило, что следующий массированный удар африканцы нанесут месяца через два-три. Раньше им просто не сформировать боеспособную дивизию. Но вот нашествие диверсионных групп полковника Мбуну нужно было ждать уже в ближайшее время.

Стало окончательно ясно – в обороне нам не усидеть. Атаки будут продолжаться до бесконечности, пока у императора не кончатся воины или оружие. Или пока не кончимся мы… Людей в Африке много, закупленных в середине двадцать первого века китайских автоматов – тоже. Вывод? Мы закончимся раньше! Следовательно, нам пора нанести упреждающий удар!

Но сейчас у нас было более важное дело – разведка донесла, что крымский хан послал своему сыночку подкрепление, чтобы компенсировать понесенные после авианалетов потери. Видимо, отказываться от планов удара по России татары не хотели. Вот только подкрепление пришлось собирать по сусекам, в том числе уменьшать гарнизоны городов. Этим было грех не воспользоваться!

Мы все-таки решили нанести по Крымскому ханству комбинированный удар – с суши и моря. Поскольку на трех трофейных катерах можно было перевезти не более ста человек, то десантный отряд решили усилить качественно – с ними шли двадцать атаманцев, Косарев, Бэдмен, Горыныч, Шевчук.

А с суши должен был пойти кавалерийский полк под моим командованием с пулеметными и минометными тачанками. К сожалению, в качестве авиационной поддержки у нас остался только турболет, который приходилось буквально раздирать пополам, чтобы обеспечить одновременно потребность в авиаразведке морского и сухопутного направлений.

Глава 9

На столицу Крымского Ханства, город Бахчисарай, со мной пошли девятьсот восемьдесят человек, при двадцати тачанках (шестнадцать с пулеметами, четыре с 81-мм минометами). Уланский полк штатного состава.

На прощание помахав друзьям, я в последний раз поцеловал Машу и вскочил в седло подведенного вестовым коня. На ведущей в степь дороге меня уже ждали уланы. Увидев подъехавшего командира, запевалы громко грянули:

Зеленою весной

Под старою сосной

С любимою Ванюша прощается.

Кольчугой он звенит

И нежно говорит:

«Не плачь, не плачь, Маруся, красавица!»[53]

Маруся молчит и слезы льет!

Как гусли, душа ее поет!

Кап-кап-кап, из ясных глаз Маруси

капают слезы на копье!

Припев подхватили сотни здоровых глоток. Поход начался.

Пошли одвуконь, налегке, без обоза. Боеприпасы, продовольствие и воду везли на заводных лошадях. Расстояние до цели составляло чуть больше трехсот километров, и, поднапрягшись, мы бы вполне успевали добраться до нее за три дня. Внезапность нападения должны обеспечить многочисленные дозоры, выдвинутые от основных сил на пять-десять километров, и авиаразведка с «Филина».

Дорога для нас была привычной. Уланы с начала апреля, как только просохла земля, поэскадронно ходили в глубокие рейды. Иной раз до самого Перекопа. Мы из книжек знали о существующих через Сиваш и Перекопский залив бродах. И главной целью разведрейдов ставили обнаружение этих мест. И в конце концов, допрашивая пленных и проводя собственные замеры, мы их нашли! Особенно был хорош брод через горлышко Перекопского залива, длиной семь километров, шириной около двадцати, с твердым дном и максимальной глубиной полтора метра. Настоящий подводный хребет! Вот им-то мы сейчас и воспользовались.

Удара в своем глубоком тылу татары не ожидали. По нашим данным, в Бахчисарае практически не было войск и совсем не было пушек – все было послано Корбан-Гирею. Осталось полторы-две тысячи ханских гвардейцев да пять-шесть сотен городской стражи. Стены, да и вообще какие-либо оборонительные сооружения в городе отсутствовали. Естественным препятствием являлась сложная гористая местность и скверные подъездные пути. Нормальных дорог было всего две. Все остальное представляло собой широкие или узкие тропинки.

Почти месяц назад возле города были высажены с автожиров разведчики, которые вошли в контакт с многочисленной диаспорой русских рабов. В ханской столице существовала сплоченная подпольная организация. В целях соблюдения секретности рабам не стали впрямую говорить о близости нашей базы и скором освобождении. О предстоящем штурме Бахчисарая только намекнули, чтобы в нужный момент рабы не метались по улицам, мешая войскам. В ответ на это главари подпольщиков заявили, что только и ждут повода поквитаться с хозяевами и в случае боевых действий готовы выставить несколько сотен крепких мужчин, уже разбитых на отряды. Все, что им было нужно, – это хоть какое-нибудь оружие и сигнал к выступлению.

Два дня назад я предупредил подпольщиков о приблизительной дате штурма. Для их вооружения уланы везли в тюках полтысячи пик. Огнестрельного оружия рабам решили не давать – вряд ли среди них найдется много людей, умеющих стрелять.

На последнюю ночевку мой полк остановился в десяти километрах от города. Костров, естественно, не разводили. Уланы перекусили всухомятку и прилегли отдохнуть после дневного перехода. При этом треть полка находилась в полной боевой готовности – ведь противник был совсем рядом. Мне в эту ночь поспать так и не удалось. Сразу после полуночи разведчики привели на стоянку несколько человек. Это оказались лидеры подполья и командиры их боевых отрядов. Пришлось три часа потратить на разъяснение этим людям плана завтрашнего боя. Были определены места встреч повстанцев с уланами для раздачи оружия и дальнейший ход совместных действий. Я потратил немало сил на то, чтобы убедить рабов действовать по плану, а не начать общую резню. Накипевшей злобы в этих мужиках было выше крыши. Пришлось пообещать устроить массовые расправы над хозяевами после захвата Бахчисарая. Удовлетворенные моим чуждым гуманизму заявлением, подпольщики вернулись в город.

Незадолго до рассвета все было готово к атаке. Бойцы передовой сотни скрытно подобрались к немногочисленным постам татар на расстояние броска ножа. Остальные уланы верхом, с винтовками поперек седел, ждали в полукилометре от городской черты. Четыре пулемета были заранее сняты с тачанок и изготовлены для поддержки спешенных цепей.

Сигналом к началу штурма послужили призывные крики муэдзинов. Правоверные потянулись в мечети на молитву. Этот момент давал наибольшую возможность сразу изолировать большую часть населения. Наружные посты татар были вырезаны практически мгновенно, и конные уланы ворвались на узкие улочки предместий. Три эскадрона с шестью пулеметными и четырьмя минометными тачанками я направил к казарме ханской гвардии. Этим отрядом командовал молодой казак-атаманец сотник Максим Соколов. Два эскадрона и две тачанки, ведомые старшим сотником Торопцом, пошли на казарму городской стражи. Сам же я, с четырьмя эскадронами и оставшимися пулеметами, пробивался к ханскому дворцу.

На улицах сразу стали завязываться короткие стычки. Жители Бахчисарая отнюдь не были мирными людьми. Почти все мужчины умели обращаться с оружием. К тому же не все отправились в мечети, многие предпочитали молиться дома. Услышав снаружи шум, крики и выстрелы, татары, вооруженные чем попало, стали выбегать из дворов, наперерез нашей коннице. И чем глубже мы заходили в город, тем более отчаянное сопротивление нам оказывали. Несколько раз приходилось разворачивать тачанки и расчищать путь свинцом. Среди моих людей появились первые потери.

Я прилагал титанические усилия, чтобы бой не превратился во всеобщую свалку. Единственным нашим преимуществом была отличная организация и выучка войск. Если противнику удастся растащить сражение на массу небольших драк, то нам придется очень туго. Нас просто сомнут, за счет численного превосходства.

Минут через сорок мне удалось пробиться к дворцу. На площади перед ним стояло сотни две ханских гвардейцев. Мои уланы, потерявшие несколько человек убитыми и ранеными и сами пустившие кровь, озверели. Подвергнув татар короткому, но беглому обстрелу из винтовок, мои бойцы бросились врукопашную. С гвардейцами было покончено за считаные минуты. Слегка поумерив пыл разошедшихся улан, я послал два эскадрона на левый и правый фланги, чтобы полностью окружить дворцовый комплекс. Третий эскадрон с пулеметами остался на площади, прикрывать тыл. А с четвертым я ворвался во дворец. Здесь, согласно плану, со мной соединился небольшой, всего в два десятка, отряд личных ханских рабов. Эти люди прекрасно знали запутанное расположение помещений и сумели быстро провести моих бойцов в ханские покои. Последняя стычка случилась на крыльце гарема. Бывшие рабы, почти без нашей помощи, буквально растерзали полусотню внутренней стражи.

Небольшая заминка в узких дверях, и мы врываемся во внутренний дворик гарема. Среди многочисленных бассейнов, полотняных навесов и розовых кустов с криками мечутся перепуганные наложницы и евнухи. Из небольшого каменного домика, покрытого замысловатой красивейшей резьбой, вдруг доносятся жуткие крики. Я ускоряю шаг и почти бегом влетаю внутрь. При моем появлении несколько молоденьких женщин отпрянули от распростертого на полу обезображенного трупа. Такое ощущение, что этого мужчину просто рвали на куски.

– Это хан! Казы-Гирей! – сказал влетевший сразу за мной дворцовый раб. – Девчонки добрались до него первыми!

Еще раз взглянув на окровавленное тело, я равнодушно отвернулся. Так ему и надо! Насколько я помнил из донесений лазутчиков, любимым развлечением хана было сдирание кожи с живых людей, в том числе не угодивших ему наложниц.

Достав рацию, я по очереди связался с Соколовым и Торопцом. Сообщил им о взятии дворца и смерти хана. Соколов порадовал меня сообщением, что гвардия полностью уничтожена. Торопец сказал, что городские стражники сумели забаррикадироваться в своей казарме. Я немедленно распорядился перекинуть сотнику минометы.

К полудню всякое сопротивление в Бахчисарае было подавлено. Улицы были завалены трупами татар. В нескольких местах начались пожары. Освобожденные рабы самозабвенно занимались сведением счетов с бывшими хозяевами. Понять этих людей было можно. Они были вырваны пленом из привычной среды, подвергнуты пыткам и унижениям и теперь жаждали расквитаться с обидчиками. Поэтому я не стал принимать жестких мер. Проехав по городу и посмотрев на творящиеся безобразия, я только к вечеру дал приказ своим уланам прекратить беспорядки. Не потому, что пожалел татар, а из-за дефицита времени – я не мог торчать тут до тех пор, пока освобожденные удовлетворят жажду мщения.

Основная масса рабов благоразумно решила не испытывать судьбу. Дождавшись, пока мстительный пыл мужиков иссякнет, уланы стали мягко, уговорами вытеснять толпу за город. Там был развернут временный лагерь, где людей осматривали несколько лекарей, кому надо оказывали медицинскую помощь. Завтра бывших рабов зарегистрируют, сформируют команды, снабдят лошадьми и продовольствием. А потом мы прикроем их переход в Грозный. Среди освобожденных оказались не только наши соотечественники. Много поляков, сербов, болгар, армян. Почти нет стариков и детей. Зато больше половины – молодые женщины. Хватает там и крепких мужчин, горящих желанием схлестнуться с врагом.

Император Дмитрий распорядился в кратчайшие сроки отправлять освобожденных к местам их жительства. Проезд и пропитание оплачивала казна. Но мы решили до поры оставлять всех у себя – слишком опасно было перевозить их в центральные районы России. А здоровых молодых мужчин мы решили зачислять «добровольцами» в армию.

Но несколько десятков рабов, распаленных убийствами, продолжали бесчинствовать. Я не раздумывая отдал приказ стрелять. Мародеры были схвачены и расстреляны на месте. Вместе с темнотой в Бахчисарай пришла тишина.

Я распорядился развернуть бивак и созвал командиров на разбор полетов. Через час, разместив войска и организовав конвоирование пленных татар, офицеры собрались у моего костра. Я с радостью заметил, что потерь среди комсостава нет. Офицеры стали по старшинству рапортовать о перипетиях прошедшего сражения. Сработали отлично! Потери среди улан составили тридцать семь человек убитыми и восемьдесят шесть ранеными. Убитых и раненых в три приема вывезли на «Филине», на нем же подвезли боеприпасов.

А татары, по самым предварительным подсчетам, потеряли около восьми тысяч человек. Количество пленных пока не поддавалось исчислению. Все офицеры единодушно признали, что боевые отряды подпольщиков оказали им самую мощную поддержку. Их участие позволило уланам, не путаясь в лабиринте узких улиц, кратчайшими путями выходить на нужные позиции. Да и в рукопашном бою разъяренные мужики проявили себя великолепно. Я приказал вестовым немедленно разыскать командиров подполья, чтобы лично поблагодарить их за помощь.

Глава 10

Пробуждение оказалось не из легких. Меня кто-то настойчиво тряс за плечо. Спросонок, еще толком не разлепив глаза, я пообещал будившему, что разобью ему в кровь всю морду, если он не перестанет меня взбалтывать. В ответ мне бесцеремонно плеснули в лицо водой из фляги. Я проснулся окончательно. Надо мной стоял сотник Соколов.

– Беда, командир! – покусывая губы от волнения, сказал Максим. – Только что пришли данные от авиаразведки. С севера идет орда. По предварительным прикидкам, от двадцати до тридцати тысяч человек! Они уже в половине дневного перехода от перешейков.

– Значит, Корбан-Гирей как-то узнал о гибели отца и штурме Бахчисарая! И решил вернуться и покарать обидчиков! – сказал я, отбирая у сотника флягу и выливая из нее остатки воды себе на голову. – Труби сбор! Всем офицерам собраться у меня через пять минут!

Соколов пулей выскочил из палатки. Через несколько секунд снаружи донеслись слова команд и трели командирских свистков. Я, покряхтывая от боли в неотдохнувших мышцах, натянул китель и легкие уланские доспехи. Мы уже три дня шли по Крыму, стараясь делать переходы подлиннее, что при наличии нескольких тысяч гражданских и обоза с трофейным имуществом и продовольствием было чрезвычайно тяжело. Приходилось охранять, снабжать, лечить, да и просто подгонять бывших рабов. Я выматывался, как лошадь. Хорошо хоть освобожденные знали, что грозит им в случае, если мы не успеем быстро добраться до Перекопского залива, и торопились, как только могли, делая в день по тридцать-сорок километров. Выручал турболет, который, выполняя в сутки до двадцати рейсов, вывозил в Грозный женщин, детей, слабых и заболевших.

Но до спасительного брода оставалось двадцать километров. Да и за ним, до самого Грозного, – на полтораста километров голая степь.

– Всем понятна серьезность угрозы, господа? – обратился я к собравшимся офицерам. – У нас в строю осталось девятьсот человек. Еще три-четыре тысячи могут выставить бывшие рабы. Силы явно неравны! А ведь нам нужно прикрыть пятнадцать тысяч освобожденных. Какие будут предложения? Начнем с самого младшего – подхорунжий Воробьев, говори!

– Выйти навстречу и атаковать! – воскликнул безусый подхорунжий, бросив руку на эфес сабли. Еще несколько молодых офицеров, командиров эскадронов, сказали, лязгая оружием, что согласны с Воробьевым.

– Орлы, орлы! – усмехнувшись, сказал я, похлопывая ребят по плечам. – Что скажет бог войны?

– Нужно занять глухую оборону и вызвать подкрепление! – высказался рослый сотник, командир эскадрона тяжелого оружия. – Боеприпасы и продовольствие нам закинут по воздуху.

Его подчиненные, командиры пулеметных взводов, покивали головами, соглашаясь со старшим. Правильно, основательные пулеметчики и должны были предпочесть позиционный вариант. Я выжидательно посмотрел на двоих оставшихся – Соколова и Торопца. Они переглянулись.

– Надо вставать в оборону и вызывать поддержку с воздуха, – сказал Максим. Торопец кивнул.

– Интересная идея! – ответил я. – Так как все высказались, перехожу ко второй части совещания. Отвечаю всем по порядку. Атаковать многотысячную орду – предложение смелое, но безрассудное до глупости! На сколько бы мы их ни превосходили качественно, но численное преимущество есть численное преимущество. Мы будем растерзаны в считаные минуты!

– А мне рассказывали, что в прошлом году под Москвой вы разбили такую же по численности орду! – смущенный моей суровой отповедью, сказал Воробьев.

– Так и войск у меня было почти тридцать тысяч, да и пушек полсотни! – ответил я. – Продолжим… Сесть в оборону – дело хорошее, но вы забыли, что сейчас все войска, способные прийти нам на помощь, – в тысяче километров к северу отсюда! Оставшаяся в Грозном пара тысяч человек нам не поможет. Укрепления города оголять нельзя! Да и занимать глухую оборону именно здесь не очень удобно. Допустим, что боеприпасы и продовольствие нам смогут забрасывать по воздуху. Но здесь нет воды! А турболетом ее много не натаскаешь! И если для питья ее хватит, то для гигиенических процедур – нет! А у нас пятнадцать тысяч гражданских. Начнутся болезни… А они могут быть пострашнее огня противника! Вопросы есть?

– Никак нет! – понуро ответили сраженные моими доводами офицеры.

– Тогда слушайте приказ! – начал я, внимательно глядя на подчиненных. – Мы выступаем немедленно! Перейти вброд залив нужно уже сегодня. На той стороне выстроим наличные силы коробочкой, с беженцами внутри. И будем пробиваться к Днепру! Из Грозного я вызову несколько сотен человек – пусть построят укрепленный лагерь на его берегу. Вот там мы в оборону и сядем, пока освобожденные будут переправляться на правый берег. Всем все ясно? – офицеры кивнули. – Тогда по местам!

…Орда настигла нас в полусотне километров от Днепра. Поняв, что из Крыма мы ушли, Корбан-Гирей двинулся наперерез. А я уж надеялся, что если нашу колонну не прищучили в течение трех дней после форсирования Перекопского залива, то, может быть, обойдется…

Меня опять разбудили ночью – прискакал разведчик из бокового дозора.

Застегивая под подбородком ремешок шлема, я вышел на воздух. Снаружи было абсолютно темно. Луна уже ушла, а до рассвета оставалось часа полтора.

В этих условиях полк был собран и построен в рекордные сроки. Уже через десять минут офицеры, проверив своих людей, стали подходить ко мне. Глаза немного привыкли к слабому свету звезд, и я всмотрелся в лица своих подчиненных. Все были спокойны, никакого волнения. Молодцы, ребята!

Соколов привел разведчика – немолодого кряжистого урядника. Это был опытный боец – он начинал служить рядовым во 2-м Драгунском полку.

– Докладывай, Савелий! – приказал я, вспомнив имя урядника.

Улан коротко, но точно рассказал, что его разъезд наткнулся на крупные силы татар. Случилось это на закате, километрах в двадцати отсюда. До самой темноты разведчики следили за ордой, уточняя численность и направление движения. По всем прикидкам выходило, что идут татары нам наперерез. Причем, пользуясь большей маневренностью, постараются отрезать нас от реки.

– Отлично, Савелий! Хорошо поработал! – похвалил я разведчика. – Передохни чуток и возвращайся к своим! Глаз с орды не спускать! Да, захвати с собой побольше воды, день будет жарким!

– Итак, господа офицеры! Действуем по моему плану! С одной небольшой корректировкой: поскольку татары постараются приготовить нам встречу – нам придется не просто отступать с боями, а пробиваться! Головным пойдет сотник Соколов! Да-да, Максим, такую ответственную задачу я могу доверить только тебе! Возьмешь три эскадрона, восемь пулеметных и все минометные тачанки. Патронов не жалей! Если прорвемся – нам с воздуха еще подкинут, а если нет – то вторая попытка прорыва выйдет гораздо дороже. Задание ясно?

– Так точно! – радостно гаркнул Максим. – Разрешите выполнять?

– Действуй! Возьми эскадроны Воробьева, Замятина, Гречки – в них народу побольше! Выступайте прямо сейчас!!!

Соколов с названными командирами эскадронов бегом припустился к своим людям. На востоке показалась розовая полоска зари. Звезды начали бледнеть. Еще час, и станет совсем светло. Но за это время нам нужно сделать очень много.

– А нам нужно уплотнить походное каре, – повернулся я к оставшимся офицерам, оторвав взгляд от неба. – И поступим мы так…

…Второй день мы пятимся по выжженной солнцем, пыльной степи, прикрывая многотысячные колонны беженцев. Почти четыре тысячи бывших рабов составляют сейчас пешую часть моего отряда. Я выстроил их в две четырехшеренговые колонны, закрывая боковые стороны нашего каре, которое изрядно вытянулось в длину и теперь напоминало скорее прямоугольник. Три эскадрона улан шли впереди. Два прикрывали тыл. Остальные уланы составили резерв под моим личным командованием. Все тачанки были развернуты по периметру нашего построения.

Пехотинцев вооружили пиками и татарскими копьями. Им же раздали все наличные запасы трофейного огнестрельного оружия. Но основная масса пехоты вооружена трофейными саблями, малопригодными в бою против конницы. Татары налетают по два-три раза в час. Они успевают выпустить по пять-семь стрел, пока пулеметчики разворачивают тачанки. А щитов у нас нет… Поэтому наш путь отмечен телами ополченцев. Однако мы продолжаем держаться в основном за счет того, что татары хорошо уяснили боевые преимущества пулеметов.

Вчера они, перерезав нам путь к Днепру, уже предвкушали добрую резню, позабыв уроки авианалетов месячной давности. Выстроившись полумесяцем, татары с диким гиканьем пошли в лобовую атаку на отряд Соколова. Максим хладнокровно подпустил их на двести метров и только потом приказал открыть огонь. Восемь пулеметов в упор – это не шутка. Полумесяц мгновенно превратился в беспорядочную конную толпу, оживления в которую добавили четыре миномета.

Первая схватка закончилась в нашу пользу. Растерявшихся от неожиданной встречи татар выкосили в упор. Они потеряли несколько тысяч одномоментно. Мы прорвались. Потерь среди моих людей не было. Но татары быстро поняли, что противостоящие им русские весьма малочисленны, и принялись атаковать беспрестанно. После пары массированных атак, позволивших нашим пулеметчикам показать все, на что способны, татары держались в километре от нашего каре, перейдя к тактике нападения малыми группами.

Несколько раз в час два-три десятка лучников на полном скаку подскакивали к строю и выпускали стрелы. Доставалось в основном нашим ополченцам. В колонне падало два-три человека. Поначалу подбирали и относили на телеги и раненых, и убитых. Потом количество раненых стало настолько большим, что для погибших в обозе уже не было места. Иной раз тачанки успевают развернуться, да и уланы не жалеют патронов. Снова и снова татары откатывались назад, теряя по три-пять человек. Так продолжалось весь вчерашний день.

А вечером, когда за самыми тяжелыми ранеными прилетел на турболете Крюков, стало известно, что мои друзья ведут тяжелые бои за Керчь и несут потери. Поэтому я решительно отказался от поддержки с воздуха, посчитав, что в Керчи «Филин» гораздо нужнее. А мы справимся и так.

Около полудня командование противника сообразило, что Днепр уже недалеко, и стало действовать решительней. Атаки мелких групп резко участились. А когда в боковой колонне ополченцев возник небольшой разрыв, туда немедленно устремилось тысячи три татар. Пулеметчики отреагировали с небольшим опозданием, и этого хватило татарам, чтобы прорваться внутрь каре.

Я с резервными эскадронами немедленно рванул наперерез. Уланы открыли беглый огонь метров со ста. Прицельно на полном скаку не постреляешь, но все-таки конная лава – довольно большая цель, да и четыре сотни винтовок в сумме давали неплохой процент попаданий. Татарские сотни превратились в кровавую свалку людей и лошадей. И в эту массу мы врубились на полном скаку. Уцелевшие татары повернули назад. Но нашлись среди них и стойкие бойцы, которые выдержали обстрел и первый удар. Завязалась ожесточенная рубка. Место схватки заволокли густые облака пыли. Видимость упала до трех-четырех метров. Находясь в самом центре побоища, я едва успевал отбивать направленные в меня удары появляющихся из серых клубов всадников. Своих и чужих в этом мареве можно было различить только по деталям одежды и характерным уланским шлемам. Несколько вражеских клинков скользнули по наплечникам, пара стрел ткнулась в зерцало. Я сумел завалить трех или четырех татар и вступил в поединок с очередным, оказавшимся умелым фехтовальщиком. Ловко отбив несколько моих выпадов, татарин контратаковал. Я едва успел откинуться на круп коня, уклоняясь от жалящей полоски кривой сабли. Обменявшись еще несколькими ударами, резко меняю ритм и ловлю противника на прием из арсенала кендо[54]. Не отбивая, а отводя его саблю, переворачиваю кисть руки и обратным движением своего клинка рассекаю татарину горло. Он, хрипя, падает под копыта коней. Больше на меня никто не нападает.

Две или три минуты пытаюсь выбраться из пыльного облака, постоянно натыкаясь на горы трупов. Наконец вырываюсь на простор. На первый взгляд кажется, что общая обстановка не изменилась. Сбежавшие татары, провожаемые выстрелами, почти достигли своих основных сил. Но несколько десятков прорвалось к телегам с ранеными. К счастью, Соколов успел на помощь с двумя десятками улан и не допустил резни безоружных.

Колонны нашей пехоты продолжают размеренно и нестройно топать вперед. Мечущийся вдоль строя Степа Торопец с урядниками стараются выровнять шеренги. Из серой клубящейся массы на месте конной сшибки начинают выскакивать уцелевшие уланы. Выплюнув набившуюся в рот пыль, начинаю собирать своих бойцов. Черт, как мало их осталось! Всего около трех сотен, а в атаку со мной пошло четыре!

Ребята из арьергарда помогают раненым и собирают убитых. Держитесь, ребята, недолго осталось! На горизонте уже блестит полоска воды – Днепр. Там нас ждет укрепленный лагерь и четыре сотни пехотинцев при двенадцати минометах и шести «Флаках». Там нам не страшна даже вдвое большая орда.

Но тут среди татар начинается какое-то оживление. Внезапно от общей массы отделяются и, наращивая скорость, устремляются к нам тысяч пять. Что-то в облике этих всадников кажется мне странным. Достаю бинокль и вглядываюсь повнимательней. Ну, так и есть! На всех воинах одинаковые посеребренные шлемы и кольчуги. Ханские гвардейцы!

Пулеметчики разворачивают тачанки и принимаются поливать татар свинцом. Но момент для атаки выбран очень удачно – колонна снова растянулась, обходя место предыдущей схватки. Растянулись и наши подвижные огневые точки – эффективный огонь по новой угрозе могут вести только три пулемета одновременно. А для остальных слишком далеко.

Гвардейцы между тем все приближаются. Теперь уже даже невооруженным глазом видно, что у них соблюдается нечто вроде упорядоченного строя. Я приказываю своим бойцам открыть огонь. Гвардейцы валятся десятками. Да что там! Счет уже перевалил за пару сотен! Но остальных это не останавливает, они так и продолжают скакать вперед, заменяя павших подкреплением из задних рядов. Что же это такое?! Создается впечатление, что в атаку идут боевые роботы!

Лихорадочно вынимаю из седельной кобуры «пищаль» и жму на спусковой крючок. Расстояние сократилось до трехсот метров, и длинные очереди гиперзвуковых пуль производят эффект, близкий к действию косы на росистом лугу. Первая шеренга почти исчезает! Но татары упорно продолжают приближаться! Уланы торопливо опустошают обоймы карабинов. Еще пара сотен гвардейцев падает под копыта скачущих во втором ряду, но движение не останавливается!

Хрусть! Гвардейцы на полном скаку врубились в разреженный пехотный строй. И, кажется, даже не заметили преграды! Да что там говорить – многие ополченцы даже пики поднять не успели. И теперь пять тысяч отборных татарских воинов вышли в середину нашего строя.

Теперь все решает рукопашная!

– Эх, помирать – так с музыкой! За мной! – кричу я, шенкелями отправляя коня с места в галоп. Кавалеристы устремляются за мной. Сюда бы сейчас ветеранов из 1-го Ударного полка, а не мальчишек-улан!

Соколов и Торопец одновременно понимают, что наступила решающая схватка – от авангарда и арьергарда в бой кидаются по два эскадрона. Но, судя по всему, ханским гвардейцам это все как слону дробина…

Отряды с грохотом сшибаются, и начинается рубка.

Мне досталось сразу два противника. Оба усатые, но тот, что под правую руку, немного помоложе. Давно привыкли сражаться парой – нападают в хитрой аритмической манере. Клинки так и порхают перед моим лицом. Давненько мне не попадались такие опытные соперники! Секунд через тридцать в раскосых глазах молодого татарина мелькнуло удивление. Видимо, так долго им никто не противостоял. В рваном ритме применяю хитрый прием из арсенала самураев. Противникам такая техника незнакома, и молодой на мгновение открывается. Кончик моей сабли мгновенно перечеркивает его горло. Тот, что постарше, увидев смерть напарника (наверное, сына?), бросается в самоубийственную атаку. Через пару секунд мой клинок, раздвигая звенья кольчуги, до половины входит в его грудь.

Быстро оглядываюсь по сторонам. Мои ребята погибают один за другим, силы слишком неравны! Я снова с храбростью отчаяния бросаюсь в гущу схватки. Еще несколько врагов находят смерть от моей руки. На меня наваливаются со всех сторон. Татарские клинки все чаще пробивают мою защиту. Я просто не успеваю заблокировать все. Доспехи пока держат, но это ненадолго. Чья-то сабля погружается в незакрытое бедро. Сапог моментально наполняется кровью. Коварный удар в спину! Я почти уклонился, но кончик лезвия все-таки входит в поясницу. От острой боли я на мгновение выпадаю из действительности, чем тут же пользуются враги. Сразу два или три клинка поражают неприкрытые доспехами участки тела. Кровавый туман застилает мне глаза, и я падаю на истоптанную копытами землю.

Глава 11

Очнулся я от холода и боли от острого камушка, впившегося в левый бок. Попытался открыть глаза – тщетно. Складывалось впечатление, что их чем-то заклеили снаружи. Бросив после нескольких неудачных попыток бесполезную затею с глазами, я сосредоточился на других ощущениях. Открытия стали поступать одно за другим. По данным остальных органов чувств выходило, что я, совершенно голый, лежу в неудобной позе на боку. Подо мной какая-то мягкая, но очень вонючая ткань. Скорее всего, войлочная попона. Руки связаны за спиной, ноги под коленями. Судя по холоду, сейчас ночь, и лежу я под открытым небом. Шума битвы и стрельбы не слышно. Где-то в отдалении похрапывают и изредка ржут лошади. Метрах в десяти от меня негромко переговариваются по-русски несколько человек. Я прислушался.

Один из собеседников говорил с сильным польским акцентом, а двое других явно были татарами.

– Пся крев! Мы положили половину войска, а этим русским собакам все-таки удалось добраться до укрепленного лагеря! – сказал поляк.

– Ничего страшного, – сказал обладатель хриплого голоса, – воинов у них всего несколько тысяч, остальные – рабы! На рассвете начнем штурм и сбросим неверных в реку!

– Боюсь, что это будет не так просто, – возразил красивый густой баритон. – если мы не смогли растерзать их в голом поле, то штурм укреплений обойдется еще дороже! Ты мне лучше скажи, Ворон, как вы умудрились просмотреть этих русских? Ведь, судя по всему, они здесь сидят уже довольно давно!

– Виноват, мой повелитель! – ответил хриплый. – Весной мне несколько раз докладывали, что посланные сюда разъезды исчезают, но я не придал этому особого значения!

Я начал догадываться о личностях собеседников. Красивый баритон принадлежал Корбан-Гирею, а хриплый голос – Ибрагим-Мурзе по кличке Ворон, командующему иррегулярным войском. Но вот кто третий? А разговор между тем перекинулся на меня. Голоса приблизились, теперь собеседники стояли прямо надо мной.

– Нет, ты только посмотри на этого борова! – горячился поляк. – Да мы же его на куски порубили, а он, сучье вымя, продолжает дышать!

– Русские вообще живучие твари, – рассудительно сказал Ворон. – Бывает, поймаешь беглеца, нарежешь из его спины ремней, потом посадишь на кол, так он еще умудряется обругать нас на нескольких языках!

– Что с них взять? Животные! – подтвердил баритон. – А ты, пан Лех, говорил, что знаешь эту скотину?

– Видел его в прошлом году в Москве, – ответил поляк. – Один из трех братьев Винтеров, они не русские, а вроде бы англичане! Хорошие командиры, да и бойцы знатные! Вы же сами видели, что этот гад в бою вытворял! У, блядский выродок!

С этими словами пан Лех ткнул мне в бочину носком сапога. Тут я не выдержал. С трудом разлепив словно склеенные губы, я каркающим голосом (горло пересохло) сказал:

– Я давно подозревал, что шляхтичи сильны лишь за столом да в глумлении над безоружными! Если в тебе осталась хотя бы капля шляхетской гордости, ты развяжешь меня для поединка! Чтобы наказать такого урода, как ты, мне даже сабля не понадобится! Я голыми руками оторву твой крохотный, воробьиный член!

После такого наезда поляк, пыхтя от усердия, стал топтать меня ногами, норовя попасть в мошонку. Корбан-Гирей весело рассмеялся, а Ворон возмущенно воскликнул:

– Да он не англичанин! Так могут вести себя только русские!

– Пан Лех, прекрати! – через полминуты остановил Корбан разошедшегося поляка. – Эй, кто-нибудь! Смойте с этой падали кровь! Я хочу посмотреть на его раны! Что-то он больно бойкий для полумертвого!

Приказание хана было исполнено с космической скоростью. Принесли несколько бурдюков, и на меня полилась теплая, затхлая вода. Когда дошла очередь до лица, стало понятно, почему я не мог открыть глаза. Все лицо представляло собой сплошную маску запекшейся крови. Только теперь я смог поднять веки. Надо мной расстилалось черное ночное небо с яркой россыпью звезд.

Меня бесцеремонно перевернули на спину. Широкоплечий мужчина, в богатом шелковом чекмене, присел на корточки и стал внимательно рассматривать мое бедное тело, подсвечивая себе горящей головней.

– Ну, и где раны? – красивым баритоном спросил исследователь, разгибаясь. – Вы же говорили, что порезали его на куски! На нем нет ни одной раны!

– Не может быть, мой повелитель! – воскликнул толстый приземистый шляхтич. Он принял у хана головню и тоже присел надо мной. Не ограничиваясь визуальным осмотром, пан Лех стал сосредоточенно ощупывать меня. – Не может быть! Да я же сам вогнал клинок ему в спину! Сабля до сих пор в крови! Как же так?!

– Да, кровищи хватало! Но, сдается мне, на нем все успело зажить. Интересный человек! Разрезать бы его да посмотреть, что там внутри такое, позволяющее ранам зарастать за полдня, – задумчиво сказал хан.

– Мой повелитель! Смотрите! Опять летит порождение преисподней!

Все стали напряженно всматриваться. Я тоже повернул голову в ту сторону. В свете полной луны было видно, что над степью скользит турболет. Простые воины с криками «Шайтан, шайтан!» стали разбегаться как тараканы. Пан Лех тоже припустил куда-то, грузно переваливаясь на коротких ногах. Только Корбан-Гирей и Ворон остались неподвижны. Они внимательно следили за летающим объектом, не показывая внешних признаков испуга или удивления. Ничего себе выдержка!

«Филин», не стреляя, заложил круг над татарской стоянкой. Пока есть надежда, что я жив, друзья сделают все для моего спасения. Но сейчас меня просто не смогут разглядеть. Несмотря на великолепные приборы ночного видения, сверху мелкие детали не различить. Найти конкретного человека в целой толпе невозможно. Вот если бы я был в «Юшмане» с радиомаячком, то на дисплее пилотского шлема уже давно бы светился ярко-зеленый силуэт. Хотя будь я в бронекомбезе, то вряд ли попал бы в плен. Осталось только пенять на свое чертово благородство, заставившее надеть простые уланские доспехи.

Пользуясь всеобщим замешательством, я попытался откатиться в сторону. Но мои жалкие потуги были жестко пресечены бдительным Вороном.

– Еще раз дернешься, червяк, ноги отрублю! – хрипло пообещал татарин.

– Давай-давай, татарская морда! – подбодрил я Ворона. – Руки-ноги отрубите, я на яйцах уползу!

– Хорошая мысль! – оторвался от созерцания турболета хан. – Будешь вые…ся, пес, с них и начнем! Кстати, Ворон, а где наши доблестные воины? Немедленно вернуть всех сюда! Да не забудь им сказать, что, если такое повторится, казню каждого десятого!

– Но, повелитель, в небе – шайтан! – попытался вступиться за воинов командующий. – Вот они и испугались.

– Это я буду говорить вам, кого нужно бояться! Понятно, Ворон?! – ответил Корбан-Гирей. – Разве никто, кроме меня, не заметил, что уже больше месяца этот шайтан перестал плеваться огнем? Он только бессильно летает по небу, ничем больше нам не угрожая! Да и не шайтан это! Что бы это ни было, оно сделано людьми!

– Повелитель, оно ведь летает! – удивился Ворон. – Как может летать творение человеческих рук?

– А вот об этом мы можем спросить нашего пленника! – сказал хан. – А, Винтер? Расскажешь нам, как вы это делаете?

– Угу, непременно поделюсь знаниями! – издевательским тоном ответил я. – Если ты, урод, сумеешь понять, что такое реактор холодной плазмы!

– Ничего, разберемся как-нибудь, не один ты такой умный! – отбрил хан. – А времени у нас будет много! Так я не понял, Ворон, чего ты ждешь? Иди, собирай людей!

Ворон торопливо удалился в темноту. Хан еще немного полюбовался на кружащий в небе турболет. «Филин» продолжал нарезать по небу круги. Вокруг Корбан-Гирея стали постепенно собираться гвардейцы.

– Сдается мне, эта леталка нашего пленника высматривает! – справедливо рассудил хан. – А сверху нас видно как на ладони! Эй, десятник! Пленника – в обоз, глаз с него не спускать! Да оденьте его в какую-нибудь рванину, а то он с голой жопой, как бельмо на глазу! Где Ворон?

– Я здесь, повелитель! – появился командующий.

– Немедленно приступаем к подготовке штурма! – скомандовал хан. – Атаковать будем на рассвете!

Глава 12

С момента памятной встречи Марии со своим будущим мужем прошло чуть больше года. Тогда, в ресторане «Джонка», Сергей Иванов перевернул все представления Маши о мироустройстве. Тихая, домашняя девушка оставила престижную работу и с головой бросилась в омут невероятных приключений. И никогда об этом не жалела. В душе Мария всегда была авантюристкой.

Иногда Маше казалось, что пролетело не меньше десятка лет – столько выпало на долю девушки разнообразных похождений и интересных знакомств. В юности Машенька придумала не один сценарий коренных изменений мировой истории. И вот теперь имела в руках инструмент для осуществления своих грез. Немаловажную роль в ее теперешней жизни играла группа единомышленников. Эти молодые мужчины, временами жесткие и крутые, а временами ведущие себя как мальчишки, стали для Марии настоящей семьей. Она, со своей рассудительностью, замечательно уравновешивала их порывистость и бесшабашность. Все вместе они составляли отличную команду.

Еще год назад Маша и представить себе не могла, что будет руководить постройкой военного форпоста и планировать боевые действия. Из пай-девочки она незаметно для себя превратилась в сурового и решительного начальника. Сейчас Мария фактически возглавляла администрацию немаленького, даже по меркам современной России, городка с преобладающим мужским населением.

Немалую роль в становлении нынешнего Машиного характера сыграл Сергей. Периодически Мария ловила себя на том, что непроизвольно копирует манеру разговора своего друга. Что уж говорить о других привычках. К тому же Сергей словно взял себе за правило постоянно шокировать подругу оригинальными, с первого взгляда полусумасшедшими, но на поверку вполне осуществимыми идеями. За время совместной жизни Сергей стал для Маши самым близким человеком. И вот теперь любимый пропал без вести где-то в пыльных крымских степях.

Крюков прилетел из Керчи, как только узнал о трагедии в степи. Взяв несколько вооруженных автоматами морских пехотинцев из роты охраны, Антон вылетел к месту последнего боя Сергея. Здесь до сих пор бродило несколько десятков мародеров, хотя их основная масса уже схлынула. Напуганные появлением турболета татары в ужасе разбежались, морпехам даже не пришлось стрелять.

Тела улан были раздеты догола. Крюков и солдаты стали торопливо обходить поле, переворачивая трупы, чтобы взглянуть на лицо. Воеводы нигде не было, зато удалось найти несколько живых, сильно израненных улан. Оставив пятерых морпехов удерживать площадку, Антон загрузил в «Филина» раненых и взлетел. Всего несколько минут занял у Крюкова полет до Грозного, выгрузка улан, загрузка еще нескольких морских пехотинцев и возврат назад. Затем еще три рейса, в том же быстром темпе. Теперь на месте побоища было достаточно солдат для планомерного прочесывания. Морпехи подобрали все тела своих кавалеристов. Нашли еще трех живых. Но воеводы Иванова не было ни среди первых, ни среди вторых. Родилось предположение, что Сергей захвачен в плен. Это давало призрачную надежду. Крюков не вылезал из пилотского кресла несколько часов. Барражирование над татарами не дало результатов. Разглядеть в толпе воинов воеводу не удалось.

Мария несколько раз порывалась собрать все наличные силы и броситься на поиски мужа. Раненный в ногу, смертельно уставший Торопец с трудом уговорил девушку дождаться рассвета.

Теперь все зависело от первого шага татар – решатся ли они на штурм лагеря, или начнут отход. Пока что наблюдатели докладывали о непонятных перегруппировках орды.

Атака началась в пять часов утра. К удивлению обороняющихся, действовали татары весьма организованно. Орда разделилась на штурмующие и прикрывающие отряды. Такая тактика определенно имела бы успех против обычных войск семнадцатого века. Но здесь татары столкнулись с оборонительными сооружениями, при возведении которых использовался весь богатый опыт истории. Первая атакующая волна наткнулась на скрытые в высокой траве заграждения из колючей проволоки. К чести татар, они сумели быстро разобраться в обстановке и в нескольких местах преодолели заграждение. На их беду, вся эта зона была заранее пристреляна минометами. Дождавшись, пока секторы обстрела заполнит побольше врагов, воздух прорезали десятки мин. Первоначально достаточно стройные ряды татар смешались. Прошло совсем немного времени, и вот уже между оградами из «колючки» мечется потерявшая всякую дисциплину толпа людей. Отойти удалось очень немногим.

Потеряв в первой схватке около трех тысяч человек, татары тем не менее начали готовиться к повторному штурму. Теперь они нацеливали удар на фланги. Судя по действиям противника, ордой командовал опытный и настойчивый человек. Он гнал свои войска в бой, не считаясь с потерями.

Около полудня отряд тысяч в пять попытался прорваться вдоль берега, по самой кромке воды. Проволочные заграждения татар не остановили, а минных полей на этом участке не было. Невзирая на жестокий фланговый огонь, конница, оставляя на песке сотни трупов людей и лошадей, все-таки прорвалась внутрь лагеря. Там их встретила рота морской пехоты, вооруженная ручными пулеметами и автоматами. И кинжальный огонь в упор смог остановить наступательный порыв. Через несколько минут татары, избиваемые с фронта и фланга, стали откатываться назад.

От пленных, допрошенных на месте, узнали, что последнюю атаку возглавлял сам Ибрагим-Мурза, по прозвищу Ворон. А общее командование осуществлял старший сын хана – Корбан-Гирей.

Но и этот жестокий урок не пошел татарам впрок. Собрав разбежавшееся по степи, деморализованное войско и проведя перегруппировку, Корбан-Гирей решил возобновить штурм. Часов в шесть вечера орда снова пошла в лобовую атаку. Но действовали они теперь вяло и нерешительно. Пыл татар явно иссяк. И эта атака была отражена с большими потерями для нападавших. До самого заката простые воины, понукаемые своими командирами, старательно имитировали атаки, стараясь близко не подъезжать к русским позициям. С наступлением темноты татары начали стихийный отход, перешедший в паническое бегство. Через сутки стало понятно, что остатки орды отходят на Ак-Мечеть[55].

Глава 13

Подводить итоги дневного боя русские начали сразу. К полуночи Мария получила доклады от всех командиров подразделений. Безвозвратных потерь не было вообще. Среди морских пехотинцев, ликвидировавших прорыв, было несколько легкораненых. Рапорты от офицеров сводились в основном к перечислению количества боеприпасов, израсходованных в процессе боя. Прямо посреди вороха этих бумажек Мария и заснула. Измученная волнением и непосильными для женщины хлопотами, Маша проспала несколько часов. В шесть утра ее деликатно разбудил Торопец, сообщивший, что переправа беженцев закончена и можно сворачивать лагерь.

К вечеру первая колонна освобожденных рабов пересекла передовую линию окопов и вступила в Грозный. Только сейчас, пребывающая весь день в трансе, Мария очнулась и бросилась к площади. На пороге адмиралтейства она нос к носу столкнулась с Мишкой и Гариком. Оба были злы, взъерошены, с головы до пят покрыты пылью. На лице у Гарика виднелась засохшая кровь – в бою за Керчь он получил в щеку пулю от турецкого стрелка.

Еще через полчаса в адмиралтейство ворвался Косарев. Он с порога начал расспрашивать о подробностях последнего боя Иванова и перипетиях вчерашнего штурма. Мария, как смогла, удовлетворила его интерес.

– Черт, я даже не знаю, что делать! – вздохнул Горыныч, нервно расхаживая по кабинету. – Генератором идей у нас всегда был именно Серега. Помнишь, Машка, когда пропал Бэдмен и мы столкнулись с казанцами, Серега с ходу сделал несколько предложений? А у меня сейчас мозговой ступор! Я как представлю, что наш «Сказочник» в плену у татар… Хочется схватить пулемет и скакать в степь! Что делать-то, ребята?!

– У нас в плену оказалось сотен шесть татар, – ответила Мария. – Я отдала приказ Торопцу отобрать среди них бывших командиров, десятников, сотников, может быть, попадутся и тысячники. Если Сережка действительно попал в плен, кто-нибудь из этих должен знать хоть что-то!

– Я лично займусь этим! – воскликнул Косарев.

– А я, пожалуй, поднимусь в наш коттедж, – сказала Маша. При слове «наш» на глазах девушки навернулись слезы, но она моментально взяла себя в руки. – Хотя бы душ приму, беда бедою, но распускаться не следует!

Косарев проявил чудеса изобретательности, разыскав в массе пленных шестерых десятников и двух сотников. Но их допрос показал, что они ничего не знали о русском воеводе. Помог случай – уже после полудня кто-то из бывших рабов опознал в пленном татарине Ибрагима-Мурзу по кличке Ворон. Один укол сыворотки правды, и пленник признался, что некий человек, опознанный как барон Винтер, действительно был подобран на поле боя. Ворон подробно рассказал все обстоятельства находки, опознания, чудесного исцеления и наглого поведения русского воеводы.

– Узнаю старого друга Серегу! – смеясь, сказал Горыныч. – Только он может так вые…ся перед лицом смерти!

У Маши тоже немного отлегло от сердца. Любимый хоть и в плену, а все-таки живой! И если не убили сразу, то есть большая вероятность, что не будут делать этого в дальнейшем. Но действовать нужно быстро, ведь Сергей в этот самый момент может подвергаться жестоким пыткам!

– Войсковой операцией дело не решить! – заявил Горыныч, дождавшись, пока солдаты унесут из кабинета Ворона. – В густой толпе мы его не опознаем. К тому же не исключается возможность, что Серегу могут использовать в качестве живого щита.

– Надо готовить спецоперацию! – рубанул Бэдмен. – Давайте думать, что для спасения Сереги делать!

– Сейчас его увозят в направлении Ак-Мечети. И почему они не пошли к Керчи? Город мы вчера взяли, попал бы Корбан-Гирей между двух огней! Надо заслать к татарам разведчиков, и лучше всего – прямо сейчас, пока они в беспорядке отходят. Момент для инфильтрации наиболее удачный! Вот только кого посылать? – задумчиво сказал Косарев, открывая ноутбук и сверяясь с досье. – Ага, один из лучших полевых агентов, отличное знание татарского, десять лет провел в плену, потом побег, присоединение к Новой армии в Путивле, служил в 1-м Драгунском полку, потом повышение в звании и перевод в Крым. Зовут его Савелий Прохоров, урядник Уланского полка.

– Уланский полк понес сильнейшие потери, – сказал Горыныч. – еще неизвестно, жив ли этот Савелий!

– А вот мы сейчас и выясним! – Мария сняла трубку внутреннего телефона. – Дежурный! Немедленно вызовите ко мне старшего сотника Торопца!

Через несколько минут в кабинет, прихрамывая, вошел Торопец.

– Как здоровье, Степан? – мягко поинтересовался Косарев.

– Отлично, господин воевода! – бодро отрапортовал сотник, вытягиваясь в струнку.

– Скажи-ка мне, Степан, когда ты в последний раз видел урядника Прохорова? – продолжил Косарев.

– Два дня назад, это он предупредил нас о подходе орды! – сообщил Торопец. – Затем воевода приказал ему продолжить наблюдение за татарами.

– Значит, непосредственного участия в бою он не принимал? – спросил Мишка.

– Насколько мне успели доложить, наши разведгруппы в общую свалку не лезли. Они перехватывали и уничтожали отдельные татарские разъезды, – пояснил Торопец.

– Отлично, из этого следует, что урядник Прохоров мог остаться в живых, – сказал Косарев. – Постарайся разыскать его и пришли сюда! А сам можешь отдыхать!

– Слушаюсь! – гаркнул сотник и, четко развернувшись через левое плечо, промаршировал на выход, стараясь не хромать.

– Хороший парень! – обронил Владислав.

– Да, – согласилась Мария. – И командир отличный, это он после пропажи Сергея привел войска в город.

Савелий Прохоров появился только через час. Оказалось, что он со своим десятком еще ночью ушел вслед за отступающими татарами. Вернулись уланы из рейда пятнадцать минут назад, притащив на аркане пленного тысячника. Разведчика поблагодарили за мужество и приказали готовиться к инфильтрации. Гарик и Мишка кратко обрисовали Савелию задачу. Опытный разведчик молча кивнул и почти бегом устремился собирать своих бойцов.

– А когда получим разведданные, то и решим, как действовать, – сказал Гарик. – Мишка, что ты там говорил про спецоперацию?

– К татарам надо пробраться тихо, на мягких лапах! – высказал идею Мишка. – У нас тут три десятка бойцов спецназа…

– Пора бросать дурацкие игры в благородный бой! – резко бросил Косарев. – Здесь вам не сафари! Надел бы Сергей «Юшман», как я ему советовал, – мы бы сейчас отмечали победу, а не думали, как его спасти!

Глава 14

Скрип несмазанных колес арбы раздражал меня даже больше, чем врезавшиеся в тело веревки и грубая ворсистая ткань грязного, провонявшего чужим потом чекменя. Единственное развлечение – высматривать сквозь прорехи в матерчатом тенте знакомые созвездия.

Днем было повеселее – я прислушивался к выстрелам пушек, а потом по крикам татар пытался определить, в каком еще месте им наваляли наши. Корбан-Гирей оказался упорным парнем – гнал и гнал своих обкуренных воинов на колючую проволоку и минные поля. Так что до вечера я не скучал.

Периодически я устраивал целые шоу, требуя вывести меня по нужде, накормить, напоить. При этом старался выдумать для охранявших меня гвардейцев ругательства позаковыристее. Десятник скрипел зубами от злости, но категорический приказ хана не трогать меня даже пальцем выполнялся неукоснительно. Потом мне это надоело. Кураж постепенно пропал. Я, наконец, осознал, в каком безвыходном положении оказался. Быстрого освобождения не предвиделось.

До Ак-Мечети отступающая орда добиралась пять суток. Все это время меня не беспокоили. По прибытии в город я сразу же очутился в подземной тюрьме. Мне показалось, что гвардейский десятник вздохнул с облегчением, передавая поднадзорного зверовидному надзирателю. Надзиратель, больше похожий на питекантропа, чем на нормального человека, бесцеремонно схватил меня за воротник чекменя и, волоком протащив по слабо освещенным коридорам, впихнул в узкую, как шкаф, каморку. Лязгнул засов, и я остался в полной темноте. Веревки снимать не стали. «Блин, доигрался! – подумал я. – кажется, пора начинать думать о душе́!»

Чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, я начал громко петь песни. Репертуар у меня был богатый, и по пьяному делу я с друзьями мог драть глотку часами. Но в нынешней обстановке мой пыл быстро иссяк. Исполнив восемь раз первые две строчки из припева песни «Владимирский централ» Михаила Круга (других слов этой песни я не знал), постарался устроиться поуютнее, насколько позволяли связанные конечности и голый пол, и заснул.

Проспал я, наверное, довольно долго. Потому что, проснувшись, почувствовал, что промерз до костей, а лодыжки и кисти словно отнялись. Но достаточно было пошевелиться, как ощущение озноба прошло, а по венам снова побежала кровь. Находящийся в чужой для него реальности организм моментально восстановил постоянство своей среды. Из-за этого полезного свойства я спокойно перенес несколько суток, скрученный по рукам и ногам.

Лязгнул засов. Тусклый свет факела резанул по привыкшим к темноте глазам, подобно магниевой вспышке. На пороге камеры появился давешний надзиратель. Он молча поставил на пол котелок с похлебкой и глиняную бутыль с водой и уже собирался закрыть дверь. Я ласково окликнул его:

– Слышь ты, придурок! А как я буду жрать со связанными за спиной руками?

На узеньком покатом лбу неандертальца появилось несколько складок. Было заметно, что мыслительный процесс для надзирателя – дело непривычное. Постояв пару минут, мужичок что-то промычал и воткнул факел в петлю на стене. Одной рукой схватив за грудки, надзиратель легко поднял и поставил меня вертикально, а потом, достав из-за пояса короткий нож, двумя взмахами перерезал веревки. Вероятно, он привык, что освобожденные от пут пленники на первых порах слабы, как котята. Со мной эта шутка не удалась!

Правой рукой, без замаха, я въехал татарину в печень. И тут же локтем левой – в горло. Такое ощущение, будто бью по скале. Неандерталец даже не покачнулся. В его глазах мелькнуло удивление, но ответные действия последовали немедленно. Огромные волосатые лапища попытались схватить меня за плечи. Я скрутом вывернулся и от души врезал коленом в пах. Вот сейчас я почувствовал, что угодил в мягкое! Надзиратель хрюкнул и начал складываться, как перочинный ножик. Воспользовавшись моментом, я попытался выскользнуть в коридор. Как бы не так! Что-то тяжелое угодило по затылку (скорее всего, кулак), в глазах потемнело, и сознание вылетело из меня, как пробка из бутылки.

Впрочем, очнулся я довольно скоро. В темной камере еще не успел рассеяться запах горелой ветоши от факела. Голова была ясной, руки-ноги свободны. Пожалуй, этот инцидент прибавил мне хорошего настроения. Пошарив возле двери, я нашел котелок и бутыль. Быстро выхлебав похожую на помои похлебку и запив сей гастрономический шедевр несвежей водой, я взбодрился еще больше. «Спасибо тебе, добрый человек, – подумал я про надзирателя, – в благодарность я убью тебя последним!» Оставалось придумать, как осуществить это на практике.

От мыслей о мести меня отвлек новый лязг засова. «Что-то зачастили ко мне, – подумал я, вставая, – то никого, то отбою от посетителей нет!» За дверью стояли два татарина, судя по кольчугам и шлемам – гвардейцы. В руках они держали обнаженные сабли. Хорошо держали, умело. Но я все-таки решил попробовать схватиться с ними, рассчитывая, что в тесном коридоре они будут ошибаться. Однако, выйдя из камеры, заметил шагах в десяти еще двоих гвардейцев. Эти были вооружены луками. При моем появлении татары немедленно натянули тетивы. Ладно, драка отпадает, пока буду махаться с ближними – дальние утыкают меня стрелами. Я даже почувствовал за себя гордость – надо же, как меня здесь уважают!

– Давай, топай! – хмуро сказал один из гвардейцев. Молодец, направление движения он показал свободной рукой, в то время как лезвие сабли было направлено на меня. Хорошо, посмотрим, что они там придумали. Я бодро зашагал по коридору. Повели меня не вверх, а на два уровня вниз. Путь закончился в просторном помещении с низким потолком. Конвой выстроился полукругом у стены, а мне предложили сесть на пол, прикрытый ободранным паласом. Только сейчас лучники ослабили тетивы.

Я сел, скрестив ноги, и стал с интересом осматриваться. Помещение явно являлось пыточной. В дальнем углу установлено некое подобие дыбы. В противоположном горит жаровня. Из огня торчат ручки нескольких инструментов. Остальные приспособления аккуратно разложены на низеньком длинном столике. Увидев их, я даже привстал, чтобы рассмотреть повнимательней. Придумают же люди! Поцокав языком от восхищения, я снова занял прежнюю позу.

– А ты интересный человек, Винтер! – раздался рядом знакомый густой баритон. Корбан-Гирей незаметно и бесшумно вошел через узкую боковую дверь. – Другие при виде этих штучек срут под себя от ужаса, а тебе, я смотрю, даже понравилось!

– Вернусь домой, обязательно заведу у себя что-нибудь похожее, – ответил я.

Хан удивленно посмотрел на меня, но промолчал. С ним явилось еще четверо гвардейцев, сноровисто расстеливших на небольшом возвышении у стены пушистый ковер, и зверовидного вида мужик, очень похожий на моего доброго надзирателя. Судя по тому, что брат-близнец неандертальца сразу начал перебирать пыточный инструмент, он являлся палачом.

– Ну, с чего начнем? – спросил Корбан-Гирей, вольготно развалившись на своем ложе. – Ахмат всегда начинает с выдирания ребер раскаленными щипцами, а я предпочитаю подпаливание мошонки. И тот и другой способы быстро приводят к положительным результатам!

– А у вас есть «испанский сапожок»? – лениво поинтересовался я.

– Кажется, нет! А, Ахмат? – хан посмотрел на палача. Тот отрицательно помотал головой. – Нет, Винтер, отсутствует! А что это такое?

Я подробно объяснил. Корбан-Гирей тоже поцокал языком от восхищения. Ахмат обиженно засопел носом и отошел к жаровне.

– Придумают же люди! Вот что значит Европа! Ну, мы уж по-простому, по старинке, – сказал хан и тут же без паузы добавил: – взять!

Гвардейцы бросились на меня, как голодные акулы на добычу. Я отбивался, применяя все свое мастерство. Но силы были неравны. Меня скрутили и распяли на дыбе. Слегка приподнявшись, я с удовлетворением оглядел место схватки. Двоим воинам я сломал носы, одному – ногу в колене, еще двоим вывихнул руки. А уж синяки и ссадины все схлопотали в немереных количествах.

– Что, суки, получили? – торжествующе сказал я.

Но в следующей момент все торжество от проведенной драки вылетело у меня из головы. Лохматый Ахмат прижал к моему бедру раскаленную железку. Это только герои боевиков мужественно скрипят зубами при пытках. Я так заорал от боли, что даже привыкшие ко всему татары шарахнулись в разные стороны.

– Проняло? – участливо спросил Корбан-Гирей, когда я, немного отдышавшись, стал поливать всех шестиэтажным матом. – Ахмат, повтори!

Палач снова прижал к моему телу раскаленный дрын. На этот раз он подержал железку на несколько секунд подольше. Потом еще и еще. К тому же этот гад старался надавить посильнее, прожигая кожу и мышцы чуть ли не до костей. На второй минуте я сорвал связки и теперь только хрипел.

– Достаточно, Ахмат! Мне кажется, Винтер все понял! – мягко сказал хан. Палач отошел к жаровне. Корбан-Гирей вкрадчиво продолжил: – А, Винтер? Теперь тебе ясно, что церемониться с тобой мы не будем? А ведь это только начало, продолжение может оказаться более занимательным!

– Падла! – прошептал я. Все тело горело, словно опущенное в крутой кипяток. Перед глазами плавали кровавые круги. – Ну, попадись ты мне!

– Упорствуешь, Винтер? – Голос хана журчал, словно далекий ручей. – А ведь ты можешь облегчить свою участь, если ответишь на несколько моих вопросов! Обещаю тебе легкую смерть от моей руки! Вот это ружье нашли притороченным к седлу твоего коня! – хан поднес к моему лицу «пищаль». – Это из него ты положил сотню моих гвардейцев! Скажи мне, как оно работает!

– Хрена тебе лысого, татарская морда! – выдохнул я. Хан изменился в лице.

Неожиданно в дальнем углу пыточной развернулось «окно». Возникшая в проеме фигура вскинула автомат. Прошелестела короткая очередь. Окружающие меня татары словно взорвались изнутри. Хану гиперскоростной пулей оторвало ногу. Человек, облаченный в матово-черный «Юшман», неторопливо подошел к дыбе и несколькими взмахами десантного ножа освободил меня.

– Чего так долго? – буркнул я вместо «спасибо» и, кряхтя от боли, восстал с «ложа смерти». Подняв с пола свой автомат, я неловко пнул босой ногой корчащегося Корбан-Гирея и спросил спасителя: – А эту сволочь ты мне решил оставить? Отличный подарок!

Человек в бронекомбезе кивнул, откидывая забрало шлема. Я в полном обалдении уставился на его лицо. Очень знакомая физиономия. Именно ее я каждый день, бреясь, видел в зеркале.

– Мне показалось, что тебе будет приятно самому прикончить этого гада, – улыбаясь, сказал мой двойник.

– Это у меня глюки от переутомления пошли, что ли? – задумчиво сказал я и протянул руку к подбородку собеседника, чтобы проверить на ощупь данные, полученные от зрения. Двойник немедленно цапнул меня зубами за палец. Я ойкнул, а он расхохотался.

– Рот закрой, кишки простудишь! – посоветовал спаситель, доставая из набедренного кармана плоскую фляжку. – Накось, прими противошокового, а то в натуре с катушек съедешь!

Я машинально сделал несколько глотков. Во фляжке был мой любимый армянский коньяк. Я приложился еще раз, залпом выдув половину содержимого. Напиток мягко ударил в голову, собирая разбежавшиеся мысли.

– Ты кто такой? – наконец задал я наиболее бессмысленный в данной ситуации вопрос.

– Кончай тупить, Серега! Я был о тебе лучшего мнения! – усмехнулся двойник, отбирая у меня фляжку. – Естественно, что я – это ты, только постарше! Давай, мочи уже этого ублюдка, да пойдем отсюда, разговор есть!

Я обернулся к Корбан-Гирею. Лицо хана было белым как мел. Похоже, что у него болевой шок. Ну, ничего, сейчас мы освежим его впечатления. Я сходил к жаровне и, достав раскаленный прут, вогнал его в живот своему мучителю.

– Счастливый путь в загробную обитель! – напутствовал я на прощание Корбан-Гирея, шагая в «окно». И добавил совсем тихо: – под солнцем остается победитель…

С обратной стороны перехода ничего не было. Рамка отсутствовала. Двойник щелкнул пальцами, и «окно» свернулось. Мы оказались в голой, выжженной солнцем степи. Неподалеку от нас стоял причудливый аппарат. Он одновременно напоминал корабль капитана Соло из «Звездных войн» и бомбардировщик В-2 «Стелс». Этакая громадина, метров семьдесят в длину и полсотни в ширину. В днище откинут пандус, по которому мог бы легко проехать танк.

– Как тебе моя птичка? – с гордостью спросил двойник.

– Впечатляет! – ошарашенно ответил я.

– Спейсер класса «Экстра», двадцать первая серия, – пояснил двойник. – пошли в салон. Примешь душ, оденешься, а я пока чего-нибудь пожрать соображу. За столом и поговорим!

Мы поднялись по пандусу в просторный шлюз. Вдоль стены, в нишах, стояли устрашающего вида скафандры с клешнеподобными манипуляторами. А может быть, это были боевые роботы. Их наличию в таком корабле я бы не удивился. Выходная дверь шлюза казалась монолитом, но при нашем приближении бесшумно раскрылась, подобно диафрагме фотоаппарата. За ней открылся длинный коридор с рядами таких же круглых дверей, размером поменьше. Мы прошагали метров тридцать и остановились перед входом в душевую. Я определил это по синей пиктограмме возле комингса, изображающей рожок с брызжущими из него струями. Двойник тронул рукой нарисованный рожок, и люк распахнулся.

– Заходи, приводи себя в порядок, – пригласил двойник. – я думаю, с сантехникой ты разберешься.

Я вошел в помещение и вдруг краем глаза заметил сбоку какое-то движение. Уже развернувшись и вскинув автомат, понимаю свою ошибку. Там находилось гигантское ростовое зеркало. Я подмигнул своему отражению. Экий красавец! Абсолютно голый, зато с оружием на изготовку. Волосы на голове слиплись в сосульки, хорошо хоть в чужой реальности не растет щетина на морде. А то я стал бы обладателем солидной бороды. Все тело перемазано грязью, своей и чужой кровью. Представляю, как от меня воняет! Многочисленные черные пятна ожогов третьей степени делали меня похожим на человека-леопарда. Я ковырнул пальцем блямбу спекшейся крови над одним из ожогов, она тут же отвалилась, обнажив розовую кожу. Вот и славно! Все уже зажило. Представляю, как удивился бы хан, продлись пытки немного дольше.

Фальшиво насвистывая веселенький мотивчик, начинаю разбираться с местной техникой. Установив голографическую завесу с пейзажем тихого озера в окружении плакучих ив, влезаю в кабинку массажного душа. Отскребывая с тела скопившуюся мерзость, я вдруг почувствовал, что пол едва заметно качнулся, а потом появилась небольшая перегрузка. Корабль взлетал.

Закончив с помывкой, я быстро наполнил пятиметровый бассейн горячей водой. Достаточно было расслабиться в легкой пузырящейся водичке, как я начал задремывать. Напряжение последних дней постепенно спадало.

– Ты там не утонул, часом? – донесся из скрытых динамиков веселый голос. – Обед готов, вылезай! Одежда в шкафу возле двери, я зайду через пять минут.

Одевшись в черную шелковую пижаму и замшевые мокасины, я вышел в коридор. Двойник как раз подошел к душевой. Бронекомбинезон он поменял на такую же, как у меня, пижаму, только пурпурного цвета.

– Ну, совсем другое дело! Отлично выглядишь! – поприветствовал меня пришелец из будущего после критического осмотра. – А то был похож на леопарда, вышедшего на тропу войны после недельного запоя!

– Куда мы летим? – спросил я по пути в столовую.

– На мою базу в поясе астероидов, – ответил двойник.

– А чего тебя так далеко занесло? – удивился я.

– Так ведь война идет! – загадочно ответил двойник.

– Какая война? С кем?

– Не торопись, все узнаешь в свое время! – ответил двойник и объявил после открытия очередного люка: – Пришли!

Столовая, куда он меня привел, могла вместить одновременно человек пятьдесят. На дальнем конце длинного стола были расставлены тарелки и блюда.

– А неплохо вас тут кормят! – сказал я, рассмотрев представленный ассортимент кушаний. На столе присутствовали: котлеты по-киевски, жюльен, свиные эскалопы, телячьи антрекоты, духовая говядина в кляре, фруктовый салат, овощной салат, мясной салат и еще полтора десятка мисочек поменьше.

– Сухой паек для экипажей боевых спейсеров, – пошутил мой двойник. – давай, налетай, оголодал небось в плену!

– Слушай, а как мне тебя называть? – спросил я, утолив первый голод. – А то я мысленно называю тебя «двойник». Как-то неудобно…

– Зови меня Пафнутий Спиридонович! – огорошил двойник. Посмотрев на мое обалдевшее лицо, он расхохотался. – Серега, мне кажется, плен отрицательно повлиял на твои умственные способности! Ну, как еще называть самого себя, как не собственным именем – Сергей! Налопался? Закуривай!

Сергей протянул мне портсигар. Я раскрыл его – там лежали мои любимые кубинские сигары. Я закурил, с наслаждением вдыхая ароматный дым.

– Эх, хорошо! – сказал я, откидываясь на спинку стула. – А я вижу, вкусы у тебя не поменялись! И коньячок, и сигары те же самые!

– Знал бы ты, с каким трудом мне теперь приходится их доставать, – ответил Сергей, тоже раскуривая сигару. – Современные напитки и табак мне не нравятся. Лучшее – враг хорошего!

– Ты говорил, что постарше меня. На сколько? – начал я серьезный разговор.

– Полагаю, лет на триста, – небрежно ответил Сергей. Я поперхнулся дымом. Такой цифры я не ожидал. Теперь становилось понятным наличие корабля и базы в поясе астероидов.

– Удивлен, что я так хорошо сохранился? – спросил Сергей. – А как ты считаешь свой возраст?

– По паспорту мне тридцать три, а фактически – тридцать пять! – ответил я, быстренько прикинув в уме, сколько времени я провел в других реальностях.

– По паспорту я твой ровесник! – сказал двойник. – Ведь ты не ощущаешь, что прожил лишних два года?

– Да вроде нет! – ответил я. – А где Машка, где ребята?

– С ними не так все просто… Тебе, в сущности, повезло, что у тебя такие друзья, – пригорюнился Сергей. – В моей реальности Мишка Суворов погиб в Чечне, Гарик спился и умер от рака, а такой девушки, как твоя Маша, мне так и не попалось!

– Выходит, что ты совсем один? – пожалел я своего двойника.

– Выходит, – грустно вздохнул Сергей.

– Слушай, а чего ты полез меня спасать? Неужели мои бы не справились? – спросил я.

– Боюсь, что просто не успели бы! Хан тебя точно бы запытал до смерти! Ты же не собирался делиться с ним секретами?

– Нет, конечно! – ответил я, но в следующий момент мне в голову пришла новая мысль. – Серега! Вот мы сейчас сидим вместе, спокойно общаемся, а я вспомнил, что полтора года назад пытался выйти в близкое прошлое, чтобы увидеть самого себя! Так ничего не вышло, «окно» не открывалось!

– Это я тебе тогда помешал! – вздохнул двойник. – Вдвоем бы вы таких дел наворотили! Очень уж ты, мерзавец, инициативный оказался! Когда я тебе конверт с чертежами подбрасывал, то не ожидал, во что это выльется! Тебе несказанно повезло, что Игорь сделал модулятор хоть и по предложенной схеме, но на другой элементной базе, а Мишка составил отличную программу управления. Вместе вы составили отличную команду – мне в одиночку приходилось годами придумывать то, что вы решили за пять минут, выжрав по литру пива в одно лицо! А уж ваш способ сворачивать «окно» я сумел повторить только через добрый десяток лет. Но все же изрядно накосячили, ребятушки! Сто лет личного времени я потратил на то, чтобы распутать линии реальностей, которые вы наплодили! Впрочем, остальное время я потратил на создание своих вариантов!

– Что, трудно быть богом? – усмехнулся я.

Глава 15

Разведчики вернулись через неделю. За время ожидания Маша извелась до полной потери здоровья. Она практически не спала, ничего не ела. Любая работа валилась из рук.

Чтобы послушать доклад Савелия Прохорова, в Адмиралтействе собралась вся верхушка Грозного. Урядник в нескольких словах поведал, как его группа проникла в город и как натурализовалась на месте. Потом со всеми подробностями было рассказано о загадочном происшествии в подземной тюрьме, в результате которого погибли восемь ханских гвардейцев, палач, а сам Корбан-Гирей находился при смерти. Пленник, на допросе которого присутствовал хан, исчез.

– Я лично видел, как выносили из подземелья тело хана. У него не было ноги, а в животе торчал железный прут! – говорил Савелий. – Трупы охранников таскали ведрами.

– Серегина работа! – убежденно сказал Горыныч. – довели небось парня до ручки, сволочи!

– Он что же, гвардейцев голыми руками порвал? – удивился Шевчук.

– Вряд ли, Андрюха! – отрицательно покачал головой Мишка. – Серега, конечно, неплохой боец, но и ему такое не под силу!

– Скорее всего, на допрос принесли Серегин автомат. Ведь вместе с ним пропала «Пищаль». Серега силой либо хитростью сумел завладеть оружием, перестрелял охранников и сбежал, – построил логическую цепочку Гарик.

– Я тоже так подумал, – вставил слово Прохоров, – поэтому на обратном пути из Ак-Мечети мы двигались зигзагами, прочесывая местность. К сожалению, воевода нам не встретился. А в городе остались три моих бойца, с приказом отслеживать все случаи пропажи лошадей и тому подобные вещи.

– Молодец, Савелий! – поблагодарила улана Маша. – за отличное выполнение задания, а также учитывая предыдущие заслуги, я присваиваю тебе звание подхорунжего! Представление о награждении своих людей напишешь сам! Благодарю за службу!

– Рад стараться, госпожа воевода! – гаркнул Савелий.

После ухода разведчика командиры переглянулись.

– Что мы еще можем сделать для воеводы? – спросил Косарев.

– Турболет постоянно барражирует в воздухе, отслеживает в степи каждую мышь! Конные разведчики ведут наблюдение за Перекопом, – тихо сказала Маша. Внезапно она вскочила, глаза девушки загорелись. – ясно одно! Сережка на свободе с оружием в руках! Рано или поздно он до нас доберется!

Внезапно у самого торца стола развернулось «окно». Шагнувший из него человек в черной шелковой пижаме исподлобья оглядел присутствующих и, улыбнувшись, весело произнес:

– Не вижу радости на лицах!

– Серега, мать твою! Вот уж действительно черта помянешь… – только и сумел произнести обалдевший Горыныч. Мария, визжа от радости, бросилась на шею любимому. Остальные, после секундной заминки, последовали ее примеру (только кричали они потише).

– Эй, эй! Поаккуратнее! – вопил Иванов. – Вы же меня задушите, архаровцы! – Вы что же, похоронили меня? – спросил Сергей, когда наконец утихли бурные проявления восторга и все уселись за стол.

– Не дождешься!!! – в один голос рявкнули Гарик с Мишкой.

– Мы до последнего были уверены, что ты выберешься! – ответила Маша, глядя на Сергея сияющими глазами. Она сидела рядом с ним, держа за руку.

– Верю, милая, верю. – Сергей нежно погладил девушку по щеке.

– Хана в подземелье ты грохнул? – нетерпеливо спросил Горыныч.

– Можно сказать, что я, – загадочно ответил Сергей.

– Так где же ты пропадал? – воскликнул Гарик.

– Погоди, Гарик, не горячись! – вставил реплику Мишка. – Тут дело более тонкое, он же через «окно» пришел! Как такое могло получиться?

– Все вопросы потом, ребята! – твердо сказал Сергей. – Я любимую женщину тысячу лет не видел, имейте совесть!

Друзья деликатно оставили Сергея наедине с Марией. Иванов порывисто обнял и стал исступленно целовать девушку в губы и глаза.

– Господи, любимая моя, ты даже не представляешь, как я скучал по тебе все эти годы![56] – прошептал Сергей во время короткой паузы.

Глава 16

Почти сутки мы с Машей не выходили из спальни. Отключив связь и занавесив окна, мы полностью отрешились от окружающего мира. То исступленно предаваясь любви, то горячо и сбивчиво пересказывая друг другу все наболевшее за время разлуки. Наконец, утомленная всем пережитым, Машенька заснула в моих объятиях. За окном разгорался рассвет. Незаметно для себя я тоже задремал.

Проснулись ближе к полудню. Приняли душ, позавтракали и вышли на улицу. Солнце стояло в зените. Мы, взявшись за руки, стали спускаться по аллее к Белой площади.

Стоявшие на страже у дверей Адмиралтейства морские пехотинцы, улыбаясь не по уставу, лихо взяли «на караул». В самом здании было довольно пусто. В штабе скучал дежурный офицер – Максим Соколов. Увидев меня, Максим вскочил и вытянулся по стойке «смирно». На его лице отчетливо читалось выражение огромной радости.

– Здравия желаю, господин главный воевода! – все свои эмоции сотник вложил в это приветствие. У меня от его крика даже слегка заложило уши.

– Вольно, Максим, вольно! – сказал я, обнимая парня за плечи. – Молодец! Мария рассказала мне, как ты тут геройствовал!

– Спасибо, командир! – обрадованно воскликнул Соколов. – А я переживал, что вы погибли из-за меня!

– Меня не так легко укокошить! – улыбнулся я. – Ладно, продолжай службу, не будем тебе мешать! Пойдем, любимая!

Мы гуляли по городу до самого обеда. Общая трапеза, как обычно, проходила в Адмиралтействе. За столом много шутили и смеялись. Я чувствовал, что мое возвращение сняло с душ друзей огромный камень. По отдельным намекам я догадался, что на вечер намечаются торжества по поводу победы над татарами и моего чудесного спасения.

После обеда я позвал Гарика и Мишку в свой терем.

– Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, – начал я, когда все расселись за столом в холле.

– Что, к нам едет ревизор? – хмыкнул Гарик, раскуривая трубку.

– Хуже! – серьезно сказал я. – Нас ревизовали непрерывно! Как вы думаете, кто меня спас?

– Дык, сам небось сбежал! – сказал Мишка. – Мы же агентов в Ак-Мечеть засылали, и они нам доложили, что татар из подземной тюрьмы в ведрах выносили!

– Нет, ребятушки, все вышло гораздо сложнее! – покачал я головой и пересказал друзьям историю своего освобождения и знакомства с двойником. Машенька уже слышала сокращенную версию этого рассказа, поэтому восприняла полную версию достаточно спокойно, а вот мужики сидели разинув рты от удивления. Особенно их поразил тот факт, что мы тоже выходцы из параллельного мира, созданного моим двойником.

– Значит, мир намного сложнее, чем мы предполагали? – задумчиво сказал Мишка.

– Это точно! Сергей объяснил мне устройство мироздания, в которое мы так отчаянно стали вносить изменения. Помните, пытаясь объяснить пробои реальности, я придумал гипотезу с поливариативностью миров? – продолжил я.

– Это где ты сравнивал мир с многожильным пучком проводов, тянущимся из прошлого к нам, из которого мы выдергиваем отдельные жилки? – уточнил Горыныч.

– Да, та самая! – кивнул я. – Так вот, как раз эта гипотеза и была наиболее близка к действительности! В мире действительно заложена некая поливариативность, то есть строгой, детерминированной дороги «прошлое – будущее» не существует! Параллельных миров много, но все же ограниченное количество. Сергей путем долголетних исследований установил, что их число равняется сорока девяти!

– Семижды семь! – прошептал озадаченный Горыныч. – Мистика какая-то!

– Значит, что в каждый момент времени изначально заложены почти пятьдесят вариантов действия, развития событий? – уточнила Мария.

– Нет, зайчик! – ответил я. – Тогда бы в каждый момент времени создавалось сорок девять новых миров, и в следующий момент их было бы на две тысячи четыреста больше! И так далее, в геометрической прогрессии! Нет, есть сорок девять миров, ни больше ни меньше!

– Слушай, но ведь каждый раз, отправляясь в прошлое, мы создаем новую реальность! – встрял Мишка. – Даже от действий нашей небольшой группы свободные миры давно бы кончились! Ты вспомни, сколько раз мы ходили в прошлое!

– Нет, Мишка, происходит нечто другое! – сказал я. – Объясню на простых примерах! Вот представьте себе, тот толстый сорокадевятижильный кабель, про который мы уже упоминали, тянущийся из прошлого в будущее. И на каждом отрезке каждой из жилок записана какая-то информация. Открывая «окно» в прошлое, мы выдергиваем из кабеля одну из жилок и начинаем переписывать информацию. Так, словно размагничиваем магнитофонную кассету и на освободившееся место записываем новые песни. Так вот, эти песни будут крутиться, пока мы держим кассету в магнитофоне, то бишь пока мы держим «окно» развернутым! Как только мы «окно» закрываем, все возвращается на круги своя! Выдернутый проводок снова укладывается в общий пучок, и записанная нами информация начинает постепенно утрачиваться. Ну, словно вынутая из проигрывателя кассета начинает размагничиваться от старости, а потом на освободившееся место записывается информация с соседних проводочков! А в реальности это выглядит так: эффект от произведенного нами действия начинает постепенно затухать и наконец сводится на нет.

– То есть пока мы держим «окно» активным, эффект от нашего действия продолжает действовать? – спросил Горыныч. – уж простите за тавтологию!

– Не совсем! – ответил я. – нужна постоянная подпитка новыми действиями! Иначе эффект все равно затухнет.

– Так-так! – обронил Бэдмен. Ребята несколько минут просидели молча, переваривая полученную информацию. – Это надо обдумать, может быть, даже устроить мозговой штурм!

– Знаю я ваши методы мозгового штурма! – тут же взвилась Мария. – Опять будете водку с пивом литрами жрать!

– Что же делать, если алкоголь расщепляет сознание и прочищает чакры, через которые немедленно начинает струиться поток знаний из ноосферы, – завернул Гарик, но как-то вяло, скорее по привычке шутить. Но Маша восприняла эту фразу серьезно.

– Нет уж, хватит! Веселитесь без допинга! – веско сказала моя супруга. – Эту феньку я уже знаю, напьетесь в зеленую сосиску и опять придумаете какую-нибудь техническую чертовщину!

– Это точно! Это мы могем! – вяло согласился с Машей Горыныч. – Что же получается, Серега, что бы мы ни делали – все без толку!

– Опять не будет цели в жизни! – брякнул Мишка. – Мы словно возвращаемся к началу нашей эпопеи!

– Что, проняло? – с чувством спросил я. – Вы уже мысленно стали готовиться к богемной жизни? Прощай добрый конь и верная сабля, здравствуй, коллекционное вино и одежда «от кутюр»!

– Глумится, гад! – сказал Мишка Гарику. – явно что-то недоговаривает!

– Угу! – согласился оживившийся Горыныч. – А давай-ка мы, Мишель, этому кренделю репу начистим?!

– Но-но! – усмехнулся я. – прекратить произвол в отношении интеллектуального меньшинства!

– Сережка! Не томи! – Супруга больно ущипнула меня за задницу. – Говори, какой ты козырь в рукаве припрятал!

– Так вот, друзья! – сказал я, наслаждаясь произведенным эффектом. – Естественно, что не бывает правил без исключений! Иногда внешнее воздействие на реальность оказывается столь мощным, что эффект продолжает сохраняться веками и даже тысячелетиями! В результате действий моего двойника образовались самостабильные реальности, известные нам под обозначением «альфа», «бета» и «гамма»!

– Ни хрена себе заявочки! – завопил Бэдмен. – и когда он только успел все это сотворить?

– Ну, времени у него хватало, – ответил я, – все-таки прожил он на триста лет больше! Реальность «альфа» была для Сергея пробой пера – там он просто уничтожил союзный флот на переходе к Крыму.

– Точно! Когда Андрюха Шевчук говорил, что в его реальности произошло это событие, мы стали грешить на самих себя! – воскликнул Мишка.

– Да, только мы думали, что сделаем это в будущем! – подтвердил Гарик. – А тут, оказывается, Серега постарался, зараза! Я не имею в виду присутствующих!

– Потом двойник отметился в реальности «гамма», – продолжил я рассказ. – пытаясь построить настоящий коммунизм в одном, отдельно взятом государстве, Сергей развязал ядерную войну. Внедрившись в окружение Хрущева, он довел Карибский кризис до точки кипения. Рассчитывал напугать американцев! Но Кеннеди не поддался, и закончилось все довольно грустно. Затем Сергей принялся за реальность «бета». Там он учел все предыдущие неудачи и действовал гораздо тоньше. Инфильтрацию он начал заблаговременно, в начале девятнадцатого века. Успел повоевать в войсках Суворова, дослужился до звания генерал-поручика, завоевал себе нешуточный авторитет. Перед наполеоновским нашествием развернул бурную деятельность в промышленности. Стал стальным магнатом, миллионером. Ну, и пошло-поехало! Дальнейшую судьбу измененной реальности вы знаете из рассказов наших друзей-офицеров.

– Да, пожалуй, эта его операция была удачной! – одобрительно сказал Бэдмен. – Хотя и здесь промашка вышла – появился Халифат! Результат – многолетняя война!

– Ты знаешь, Мишка, а ведь постоянный враг просто необходим для гармоничного развития государства, – задумчиво сказала Мария. – Вон смотри, в «альфа-мире» Россия благополучно почивала на лаврах, и чем это закончилось! Нет, враг нужен! Его присутствие мобилизует общество и развивает военную промышленность. А военное производство, в свою очередь, тащит за собой остальные отрасли. Ведь практически все научные открытия второй половины двадцатого века совершались в военных лабораториях!

– Эх, как Машка завернула! – восхитился Мишка. – Но, черт возьми, если вдуматься – она права! Отсутствие постоянной опасности ведет к застою!

– Ага! – кивнул я. – война – двигатель прогресса! До определенной стадии, конечно, пока война не становится войной на истощение! К тому же для нормального развития необходима сбалансированная экономика. Иначе все положительные стороны гонки вооружений обернутся полной противоположностью! Это и случилось с Советским Союзом! Насколько я понял, в «бета-мире» до такого пока далеко! У них как раз полный порядок! Вот и нам надо постараться доделать начатое так, чтобы потом не было стыдно перед потомками!

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил Горыныч.

– То и имею, – ответил я, – что своими действиями в семнадцатом веке мы создали новую самостабильную реальность! А все предыдущие наши попытки закончились, увы, пшиком! Практически везде исторический процесс вернулся в основное русло!

– Опаньки! – оживился Бэдмен. – Работали, работали, трудились в поте лица, и все коту под хвост! Нет, ну ладно там наши экспроприации! От того, что в некоторых мирах пропали императорские регалии, Янтарная комната и иконостас храма Христа Спасителя, вряд ли что-нибудь изменилось! Но вот убийство вождя мирового пролетариата не могло пройти незамеченным!

– Прошло, Мишенька, прошло! – усмехнулся я. – Ну, подумаешь он загнулся на шесть лет раньше! Из самого достоверного источника, то есть от моего двойника, стало известно, что в том мире, где произошло убийство, ничего особенного не случилось! Единственное отличие от истории нашего мира – там не было стадии НЭПа![57] Военный коммунизм там продолжался вплоть до тихого сталинского переворота. Все последующие события – точная копия наших!

– Эх, предлагал же я тогда именно Сталина замочить! – воскликнул Мишка.

– Не факт, что вышло бы лучше! – возразила Машенька. – К власти пришел бы Троцкий, а в армии – Тухачевский. Те еще деятели!

– Да уж, дай им волю, так эти ребята напороли бы косяков покруче! – кивнул Горыныч. – Но мы отвлеклись! Ты, Серега, сказал, что созданная нами реальность стала самостабильной. Это означает, что если мы прямо сейчас, сию минуту покинем семнадцатый век, то здесь продолжится гармоничное развитие?

– Именно, Гарик, именно! – подтвердил я. – Но остается небольшая вероятность, что через несколько десятков лет последствия изменений постепенно затухнут. Поэтому, если мы хотим, чтобы дело наших рук не пропало, нам нужно действовать по четкому плану. А то мы в последнее время начали горбушки лепить, как бог на душу положит! Надо тщательнее просчитывать последствия наших действий!

– А альтернативой является наше непрерывное присутствие в этом мире, – сказала Маша. – торчать здесь годами, постоянно держа за ручку Дмитрия и Скопин-Шуйского. А в перспективе – их детей!

– Нет, на это я пойти не могу! Дмитрий и Михайло парни хорошие, но тратить на их техническое образование лучшие годы своей жизни я не хочу! – отрезал Горыныч.

– Тем более, друзья, что это у нас и не получится! – сказал я. – Есть у нас и более важные задачи! Должен вам сообщить еще одно пренеприятнейшее известие! Кроме реальностей, созданных нами и моим двойником, существует еще несколько миров, причина возникновения которых пока не ясна! У Сергея есть устройства, позволяющие отслеживать параллельные реальности и перемещаться по ним. Устраивая с помощью этих приборов постоянные разведывательные вылазки, Сергей узнал, что угроза со стороны черномазых, ох, простите, афроафриканцев, более чем реальна! Они усиленно пытаются создать ситуацию, когда во всех мирах останутся в живых только люди с черной кожей.

– Блин, да они маньяки какие-то! Упорство, достойное лучшего применения! – только и сказал ошарашенный Горыныч. – Чем им так белые-то насолили? Маму-папу изнасиловали? Этот же… профессор… вроде бы из небедствующей семьи!

– И твой двойник предлагает именно нам заняться отражением угрозы со стороны Чаки? – уточнила Маша.

Я кивнул.

– Но каким образом? – удивился Мишка. – У нас ведь на круг всего около ста тысяч человек под ружьем, и это вместе с поместной конницей. А они, по словам полковника Йенге, могут выставить армию чуть не в двадцать миллионов! Может, у них и нет тяжелого оружия, но автомат Калашникова в умелых руках… Да и где эта Африка и где мы? У нас всего один турболет без боекомплекта.

– Так вот мой двойник и предложил нам поискать помощи там, где таких турболетов – тысячи и боекомплекты у них полные! – усмехнулся я.

– В «бета-мире»? – понятливо кивнул Мишка. – Но как?.. Ах да, ты же сказал, что у двойника есть некие устройства…

– Ну и где они? – загорелся наш технический гений. – Давай, показывай, не томи!

Я достал из кармана два крохотных предмета.

– Электронный чип и флэшка? – удивилась Маша. – И как с помощью этого можно пробиться в «бета-мир»?

– Чип – это процессор для модулятора, а на флэшке – новая программа управления темпор-машиной? – догадался Гарик. – Так, сидим здесь, не расходимся, я принесу комплект!

Гарик сорвался с места и убежал в свой коттедж.

– Слушай, а если твой двойник такой крутой, то чего он сам этими неграми не займется? – вдруг спросил Мишка. – Зачем нас привлекает?

– Некогда ему! – со вздохом вспомнив наши космические приключения, ответил я. – Он отражением нападения чужих занимается!

– Чужих? – в один голос спросили Маша и Бэдмен.

– Существует реальность, где на Землю напали инопланетяне! – кивнул я.

– Ого! – глаза Мишки заблестели. – зеленые человечки или синие зубастые осьминоги? Наверняка и те и другие насилуют женщин и пьют кровь у мужчин!

– Кроме шуток, Миха! – возмутился я. – самые настоящие инопланетяне. Прилетели с альфы Центавра! Чего вы ржете? Да, пришельцы с альфы Центавра – распространенный штамп, но тем не менее эта звезда самая ближайшая к Солнцу! Вполне гуманоидные, похожи на персонажей из сериала «Вавилон-5». Были там такие, на ящериц смахивали. Хватит смеяться! Над Землей, блин, нависла опасность, а они закатываются!

– Не, Серега, я, конечно, понимаю, что ты говоришь вполне серьезно, – вытирая проступившие от смеха слезы, сказал Мишка. – Но ты сам прикинь, как нелепо это звучит: «люди-ящерицы с альфы Центавра»!

– Тем не менее их нашествие – факт! – подтвердил я. – Между прочим, война продолжается уже двести лет!

– Они чего, в восемнадцатом веке напали? – удивился Бэдмен.

– Нет, в середине двадцать первого, – ответил я. – земляне к тому времени вполне освоились в системе, на ядерных ракетах достигли Марса, Венеры и астероидов. Так что захватчиков встретили не с пустыми руками и голой жопой! Да и центавриане технологиями не блистали – прилетели на гигантских неповоротливых фотонных звездолетах! Правда, каждый из кораблей нес по пятьсот двадцатиместных планетолетов.

– Прямо лихтеровозы какие-то! – вставил Мишка.

– Угу, и в первой волне этих лихтеровозов насчитывалось сто штук, – продолжил я, – а потом еще по тридцать штук ежегодно! На нашей планете разрушены десятки крупных городов, промышленных центров. Но ничего, земляне справляются, в процессе войны сильно модифицировали первоначальное вооружение. Появились новые корабли, вполне способные конкурировать с захватчиками на равных. Мой двойник как раз сидит в этой реальности, помогает землянам, подкидывает кое-какие технологии из параллельных миров. Да и в боевых действиях изредка принимает участие.

– Круто, Серега! – Бэдмен даже вскочил со стула. – расскажи поподробнее!

– Обязательно расскажу, но попозже, в более спокойной обстановке, – пообещал я. – А сейчас у нас есть более важное дело!

– А вот и я! – провозгласил вернувшийся Горыныч.

Гарик держал в руках «портативный комплект темпор-машины» – складную рамку «окна» и совмещенный с компьютером «модулятор сигнала». Этот мобильный набор совершенно не напоминал первый образец машины времени. Вместо неошкуренных брусков – алюминиевый профиль, вместо телефонного провода – световоды, а «модулятор» и «трансформатор» стали, стараниями Гарика, настолько миниатюрными, что встраивались в обычный ноутбук.

Минут пятнадцать Гарик провозился, меняя процессор в модуляторе. Затем наступила очередь Мишки – инсталлировать новую программу управления. На сборку рамки, подключение проводников и настройку ушло еще три минуты. И вот, наконец, «окно в параллельную реальность» готово к работе!

Глава 17

– Поехали! – сказал Мишка, нажимая «Ввод».

Сначала ничего не происходило, только по рамке «окна» забегали маленькие синие молнии. Потом внутри «окна» появились белые зигзаги, словно на экране ненастроенного телевизора. И вдруг мгновенно появилось изображение! И какое!!!

Перед нами находился большой город. Белоснежные дома непривычной архитектуры с зеркальными панорамными окнами. В бухте стояли корабли. Тоже белоснежные и тоже непривычных очертаний. Почти все двухкорпусные, с пирамидальными надстройками. Чтобы рассмотреть их повнимательнее, я достал из ящика комода бинокль. Гарик извлек оттуда же видеокамеру.

Тридцатикратная оптика позволила разглядеть флаги на гафелях и прочитать надписи на бортах. Флаги оказались российскими триколорами, а надписи были на русском языке. Названия кораблей ничего нам не сказали: «Максим Печников», «Сергей Ляхов», «Василий Соловьев». Порт приписки – Одесса. В глубине акватории стояли корабли серо-стального цвета с Андреевскими флагами, наверное, военные. Их обводы были совсем странны – полностью обтекаемые, как самолеты, без каких бы то ни было выступов и надстроек.

– На современный нам Николаев не похоже, – резюмировала наблюдения Маша. – выходить наружу будем? Или дождемся офицеров?

– Нет уж! Прежде чем народ баламутить, надо все проверить самим! – решительно сказал я и пересек границу реальностей.

Немного помешкав, друзья присоединились ко мне. Вышли мы на красивой просторной улице. Вдоль проезжей части тянулись широкие газоны, росли стройные тополя. Через каждые десять метров из травы били небольшие фонтанчики. Я огляделся по сторонам – по тротуарам неспешным прогулочным шагом двигались многочисленные пары и целые компании. Откуда-то звучала негромкая музыка, мелодия напоминала старинный романс. Слышался смех, голоса, но все как-то приглушенно. В нашем мире такое же количество людей издавало бы гораздо больше шума.

Я машинально свернул «окно». Буквально в метре от нас прошли, взявшись за руки, парень и девушка. Они окинули нашу четверку любопытным, но не удивленным взглядом и спокойно, не оглядываясь, пошли дальше.

– Давай к стене отойдем, – шепнул Горыныч, – а то торчим тут, как три тополя на Плющихе.

Мы отошли в сторонку. Я ковырнул ногтем материал стены – напоминает твердый пластик, но структура зернистая, как пенопласт. Примерно такой же состав под ногами. На углу дома затейливая по форме табличка с надписью: «Проспект адмирала Шарыгина» и номером дома – девятнадцать. Люди здесь были одеты нарядно, но не ярко – цвета пастельные. Мужчины в обычных длинных брюках и рубашках с коротким рукавом. Девушки в легких открытых платьях, длина подола – ниже колен. Поняв, что наша одежда не будет бросаться в глаза – на мне, Мишке и Гарике были форменные зеленовато-песочные брюки и рубашки, а на Маше льняной сарафан, мы таким же прогулочным шагом, как у большинства окружающих, побрели вниз, в направлении реки. По проезжей части изредка бесшумно проносились самобеглые экипажи. Примерно такие же можно видеть и у нас. На автосалонах, в разделе концепт-каров. Начинало темнеть, и в кронах деревьев зажглись невидимые светильники. Улицу залил непривычный нашему глазу, но очень красивый, зеленовато-белый свет.

Метров через двести мы вышли на большую площадь с фонтаном. Здесь гуляющей публики было еще больше. В нескольких открытых кафе играла музыка. Мы подошли к одному из таких заведений. Три десятка симпатичных столиков, изящные стульчики. Несмотря на обилие праздношатающихся людей, половина столов пустует. В центре большая площадка, на которой вальсирует несколько пар.

– Передохнем, осмотримся? – спросил Игорь. Я согласно кивнул, и мы сели за свободный столик. Он оказался деревянным, накрытым чистейшей скатертью. Стулья хотя и раскладные, но тоже деревянные. На сиденьях – мягкие подушки. На наши предприятия быстрого питания, с заляпанными кетчупом пластмассовыми столами и шаткими стульями, это не походило решительно.

Как чертик из табакерки, появился официант. Он молча поставил в центр стола вазочку с букетом фиалок, небольшой светильник и только после этих манипуляций раздал нам толстые книжки меню в жестком переплете.

– Руки бы помыть, – буркнул Гарик.

Официант бесшумно исчез и через минуту вернулся, неся на подносе небольшой тазик и кувшин с водой. Слегка обалдевшие от такого сервиса, мы вымыли руки (официант поливал из кувшина) и принялись за изучение меню.

Только раздел «Безалкогольные напитки» занимал несколько страниц. Несколько десятков различных соков и морсов, два десятка видов чая, десяток видов кофе. Цены не превышают двадцати копеек. «Блин, а деньги!» – вспомнил я. Сунув руку в карман штанов, я с облегчением нащупал несколько монеток. А поскольку ничего, кроме золотых рублей с профилем Дмитрия Первого, там находиться не могло, я успокоился окончательно. Золото – оно и в Африке золото! Как-нибудь рассчитаемся!

– Простите, любезный, а нет ли у вас сбитня? – светским тоном обратилась к официанту Маша.

– Конечно есть, сударыня! – ответил официант. – что закажут господа?

– Мне клюквенный морс, – сказал я.

– А мне березовый сок, – решил выпендриться Горыныч, – хоть раз в жизни попробовать!

– А мне светлого нефильтрованного пива! – не стал оригинальничать Мишка.

Официант подождал ровно три секунды и, поняв, что больше заказов не будет, бесшумно удалился. Уже через минуту перед Машей стояла фарфоровая чашка со сбитнем, передо мной тонкий хрустальный (!!!) бокал с морсом, перед Горынычем такой же бокал с прозрачным соком. А Мишка был награжден большой глиняной кружкой с пышным облачком пены.

Некоторое время мы смаковали незнакомые напитки, потом стали обмениваться первыми впечатлениями об увиденном.

– Вот сервис! – восхищался Гарик, щелкая ногтем по бокалу. – какая-то забегаловка на площади и, пожалуйста, хрусталь! У нас не во всех ресторанах такую посуду подают! А уж про мытье рук я вообще молчу!

– А я обратила внимание, что здесь никто не носит шорты, а ведь город явно курортный. Также я не заметила ни на ком джинсов. А среди девушек нет ни одной в брюках, только юбки, – поделилась чисто женским наблюдением Маша.

– Я заметил, что здесь никто не курит, – высказался я. – Ни на улице, ни за столиками кафе! Нигде! Посмотрите вокруг! Люди просто гуляют, дышат воздухом! Почти никто не ест, только пьют освежающие напитки. Пьяных нет! Вообще не видно употребляющих спиртное! Поправка: вон за тем столиком явно дегустируют вино, но вот водки я нигде не вижу! Возможно ли такое вечером на курорте у нас?

Наконец решив, что для первого раза впечатлений достаточно, мы стали собираться домой. Слегка подняв руку, я привлек внимание официанта.

– Счет, пожалуйста! – попросил я, внутренне уже настраиваясь на уговоры взять в качестве оплаты неизвестные золотые монеты. Официант достал из нагрудного кармана небольшой плоский приборчик, напоминающий смартфон, и, нажав несколько кнопок, протянул мне небольшую, размером со спичечный коробок, тонкую пластиковую карточку, выпрыгнувшую из верхней щели устройства. Я взял карточку и внимательно рассмотрел ее. По сути, это был чек, там было напечатано название заведения: кафе «Фиалка», потом в столбик шел перечень напитков с указанием цены и в конце подводился итог – тридцать четыре копейки. Ниже шла тонкая полоска магнитной ленты.

– Извините, уважаемый, – начал я, – видите ли, мы вышли из дома, не захватив деньги, и если вы примете в залог одну из этих золотых монеток…

– Вы, видимо, недавно приехали? – вежливо прервал меня официант. – Этот счет вы можете оплатить в любое время, в любом банке города. Желаю приятного вечера, заходите к нам еще!

Когда официант удалился, мы, окончательно обалдевшие от здешних нравов, побрели к месту высадки.

– Гарик, я надеюсь, ты все снял? – спросил я друга, когда мы вернулись домой.

– Так точно, камера работала не выключаясь, – ответил Игорь. – За красоту планов поручиться не могу, но все важные моменты остались на пленке.

– Давай, подключай аппарат к телевизору, – скомандовал я. – Посмотрим хронику нашего путешествия еще раз!

– А может, позовем остальных? – подала голос Маша. – Такое важное событие нуждается во всестороннем обсуждении!

– Ночь на дворе! – машинально сказал я.

– Ну, и когда это вас, архаровцев, останавливало? – съязвила супруга.

Пока Горыныч возился с аппаратурой, я обзвонил всех друзей и, кратко описав наши приключения, пригласил на брифинг в свой коттедж. Такая новость быстро сбила сон, и вскоре в моем холле перед экраном телевизора собрались Влад, Антон, Андрей и Катя. За пару минут объяснив товарищам суть и метод проведенного эксперимента, я включил запись.

Как только на экране пошли первые кадры с панорамой города и бухты, Косарев воскликнул:

– Это же наш Николаев!

Крюков согласно кивнул, впившись глазами в изображение.

– А что это за катамараны? – не преминул поинтересоваться Горыныч.

– Плавучие отели, – ответил Антон. – я сам пару недель провел на «Василии Соловьеве». Отдыхал во время отпуска, пять лет назад.

В кадр вплыла табличка с надписью «Проспект адмирала Шарыгина». Тут уже не удержался я:

– Что-то я такого флотоводца не припомню! Чем он прославился?

– Адмирал Шарыгин командовал авиацией Черноморского флота во время Второго Джихада. Мой бывший начальник, – ответил Крюков, – погиб в бою над Суэцем. Я тогда командовал эскадрильей с авианосца «Князь Потемкин-Таврический». Мы прикрывали высадку десанта на Порт-Саид.

– Точно, – подтвердил Косарев. – как раз я со своими казаками и высаживался. Жаркое было дело. Треть сотни в песках полегла, но город мы взяли.

Досмотрев до конца, Косарев нетерпеливо вскочил:

– Сергей, ты «окно» закрыл или свернул?

– Свернул, естественно! – ответил я.

– Антошка! Ты хоть понимаешь, что это значит?! – воскликнул Влад. Я никогда еще не видел есаула в таком возбуждении.

– Чего непонятного! Мы можем вернуться домой! – ответил Крюков. – Причем в любой момент!

– Не будем откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра, – одарил я друзей перлом псевдонародной мудрости. – Давайте, сходите на разведку сами. А казакам пока ничего не говорите! Есть небольшая вероятность того, что эта реальность просто очень похожа на вашу. Так что проверьте там все досконально, – продолжил я. – И только когда окончательно удостоверитесь в подлинности реальности, оповещайте казаков!

Мы развернули «окно», и офицеры робко (!!!) ступили на белый пенобетон тротуара.

– Ну, как? – не преминул поинтересоваться Горыныч.

– Очень похоже! – втянув ноздрями воздух, словно проверяя мир на запах, ответил Косарев. – С чего начнем проверку, друзья?

– Пошли в штаб гарнизона! – немедленно отреагировал Крюков.

– Ладно, пошли! – согласился Косарев. – Катюша, ты с нами? – Катя кивнула и присоединилась к офицерам. А Косарев продолжил, обращаясь к нам, оставшимся: – если этот мир не наш, то сразу все и выяснится! Я сворачиваю «окно», до встречи, ребята!

Изображение внутри рамки исчезло и через мгновение появилось вновь. У меня натурально отпала челюсть. Видимо, офицеры провели в своей реальности не один день – все они были в новенькой, с иголочки, парадной форме. Косарев в ярко-синем, чесучовом кителе, каракулевой кубанке с синим шлыком, синих бриджах с черными лампасами и блестящих хромовых сапогах, а Крюков в белом флотском кителе, с кортиком у бедра. На груди у обоих сверкали впечатляющие иконостасы, белые и красные крестики орденов Святого Георгия и Святого Владимира. Умом-то я всегда понимал, что они боевые офицеры, а вот подсознательно реагировал на них как на обычных парней, рассказывающих про свой мир занимательные сказки. И вот теперь сказка становится явью!

– Ну, как вы тут? Не успели соскучиться? – Выглядел Косарев донельзя довольным. – Мы наконец-то обрели дом! Это абсолютно точно наш мир! Проходите сюда. Мы долго были вашими гостями, и вот теперь ваша очередь.

Контрудар из будущего