Может, послушать Жанну, вправду послать к лешему Носова и переметнуться на противоположную сторону? Явно человек более адекватен, чем мой нынешний наниматель, ничего ему объяснять не надо, сам все понимает. Опять же, сторонник семейных ценностей, пусть даже и в одни ворота. В смысле — он один думает, что у него нормальная семья, остальные его домашние придерживаются иной точки зрения, но при этом каждый вечер устраивают театральное представление «мы все — одно».
— Не помню, чтобы я такое говорил. Вернее, прозвучало что-то вроде «если будет время и желание, то, может, я вам помогу». Как было сказано выше, со временем, увы, у меня сейчас туго.
Но в первую очередь нет желания врачевать избалованную, эгоцентричную и неврастеничную богачку, даже за очень хороший гонорар. Да и не жалко ее совершенно, как по мне, невелика будет потеря для общества, если она вконец сторчится. Что же до морального аспекта — я не врач, клятву Гиппократа не давал.
— Тот редкий случай, когда осознаешь, насколько на самом деле невелико твое влияние на происходящие вокруг события, — невесело произнес Белозеров. — Живешь, живешь, думаешь, что все-таки поймал жар-птицу за хвост, а потом судьба тебя по носу щелк! И все твои связи, все рычаги, все активы не могут помочь решить вроде бы не самую большую проблему. Сломать или разрушить все до основания — могут, а именно что решить — нет. Александр, я сейчас не конкретно о вас говорю, это так, мысли вслух.
— Понимаю. Но помочь в данный момент, увы, никак не могу.
— В моей ситуации отсутствие вашего категоричного отказа уже позитив, — невесело рассмеялся Белозеров. — Это значит, что наш разговор не закончен. А до той поры, пока мы к нему не вернемся, отправлю Маришку в одну из клиник. Дома ее оставлять никак нельзя — либо сбежит, либо еще что-то учудит.
— Это как вам удобнее, — сказал я, не особо пряча откровенно дежурное сочувствие.
Белозеров, несомненно, все понял, но вида не подал, более того, он достаточно сердечно со мной распрощался. Сильный человек, ничего не скажешь. Ведь наверняка внутри все у него кипело как минимум от того факта, что ему лично приходится просить кого-то о помощи. Причем ладно бы кого-то равного себе самому по влиятельности и богатству, то есть человека своего круга или политика. Тут-то вообще не пойми кто. Казалось бы, просто распорядись, чтобы человечку мозги вправили, да и все. Ан нет, здесь и сейчас это так не сработает. Случись такое года три-четыре назад, мое ЧСВ, наверное, пробило бы потолок и устремилось ввысь. Приятно же натянуть нос еще одному сильному мира сего.
Но то тогда. А сейчас мне как-то все равно уже. Более того, в подобных ситуациях я вижу не повод для самолюбования или радости из разряда «богатые тоже плачут», а потенциальную проблему. Люди вообще очень не любят, когда им приходится себя переламывать по какому-то поводу, а если речь идет о тех, кто в принципе забыл о том, что это такое… Короче, жди неприятностей.
Язык мой — враг мой, чем дальше, тем больше в этом убеждаюсь. Вот только за последние десять минут второй раз на эту тему мысли возникают. На кой я Белозерову вообще что-то пообещал?
— Так себе. — Жанна впорхнула в кабинет, повертела головой, затем уселась на стол, закинув ногу на ногу.
— Что именно так себе? — уточнил я, поняв, что именно этого она от меня и ждет.
— Всё. — Девушка откинулась назад, уперев руки в столешницу. — Блин, стол прямо как в офисе у Армена! Даже цвет такой же! Помню, он тогда меня…
— Даже знать не хочу, что с тобой на точно таком же столе делали, — оборвал я ее воспоминания.
Призраки очень любят вспоминать про то, что с ними было до того, как они умерли. Им волю дай, так двадцать четыре на семь будут языком молоть, выдирая из прошлого мельчайшие детали, такие, которые в бытность свою живыми даже и не вспомнили бы никогда просто за ненадобностью. И их нельзя за это осуждать. Эти мелочи — тот якорь, который хоть как-то связывает их с этим миром, доказывая, что они как личность еще существуют. Что есть еще какой-то шанс остаться тем, кем ты был, со своими желаниями, надеждами, теми же самыми воспоминаниями. Мизерный, вот такусенький, но есть. И именно до той поры они для живых почти безопасны. Ну, максимум могут попугать маленько особо впечатлительных знакомых забавы для.
А вот когда ниточка рвется и душа, которая по чьему-то недосмотру или какой-то другой причине после смерти не отправилась туда, куда следует, понимает, что этот мир — он точно больше не ее, тогда жди беды. Неправда, что мертвые ничего не чувствуют. Чувствуют. Например, разочарование, гнев и радость от того, что кому-то хуже, чем им. А если добавить сюда рано или поздно приходящее осознание полной безнаказанности, то у-у-у-у…
— Это было давно и до тебя, — призрак девушки скользнул ко мне, привычно обвив руками мою шею. — Да и недолго мы с Арменом встречались. Я думала, у него большой автосалон и «мазератти», а оказалось, мойка в Дегунино и раздолбанная «мазда». И пентхаус, в котором мы в первый раз… Ну, ты понял? Так вот, он тоже оказался не его. Короче, есть такая птица — обломинго!
— Есть. И я прямо сейчас в этом убеждаюсь. Что в доме Носова происходит?
— Наш общий приятель мелет языком как подорванный. Толик сказал, что у него рот не закрывается вообще.
— И с кем он общается? С Носовым?
— Нет, — рассмеялась Жанна. — Как раз с Толиком. Этот поганец его все-таки учуял, как я и говорила. Теперь вот на мозг ему приседает.
— Надо же. И о чем они беседуют?
— Там не диалог, — поправила меня девушка. — Толик даже если захочет ответить, то не сможет. О чем? Да обо всем. И о политике, и о спорте, и о книгах тоже. Стихи этот черт ему еще читает. Этого… Как его… Гумилева.
— Интересный выбор, — признал я. — Максим, однако, высококультурный товарищ, ишь каких авторов наизусть знает. Мне вот известно лишь то, что Гумилева расстреляли в двадцатых годах того века. И то не знаю, откуда у меня в голове эта информация взялась. А что Носов? С ним Максимка общался?
— Нет. Даже не спускался в подвал, где нашего приятеля держат. По уму держат, между прочим, со всеми удобствами, но так, что не сбежишь. Там прямо тюрьма, прикинь! Настоящая, только маленькая. Двери железные, кандалы, все такое. Я сначала подумала, что наш старый хрыч любит ролевушки в стиле садомазо, а потом гляжу — нет, тут играми не пахнет. Все по-взрослому.
— Как договаривались, держи ситуацию на контроле, — попросил я девушку. — И за Толиком поглядывай. Максим не дурак, просто так нести всю эту дичь он не станет, наверняка у него какой-то план уже есть.
Может, все-таки не мудрить и послать в дом Носова Павлика? Хрен с ним, с отделом.
— Само собой, — кивнула Жанна. — Что до офиса — тут тоже все не слава богу. Знаешь, тебя тут очень не любят.
— Ты о Ряжском?
— Он вообще бесится! Я к нему в кабинет заглянула, так он в трубку на жену орет, дескать, зачем она тебе тут площади выделила. Но с ним все ясно. А вот та овца, что в приемной сидит, — совсем другое дело.
— Что с ней не так?
— Все так. Просто я глянула, о чем она с подругой по «ватсапу» переписывается. Интересно же.
— И что там?
— У нее на тебя большие планы. Она желает получить место твоей личной помощницы, хочет повышения зарплаты и еще кучу всяких разных бонусов. К Ряжским ей никак не подобраться с этой стороны, а ты — самое оно. Тем более что ты же клоун.
— Чего? — опешил я. — Кто?
— Это не мои слова, — невинно прощебетала Жанна. — А ее. Она так подруге и написала: «Такой клоун, блин! На серьезных щах строит из себя не пойми чего». А та ей отвечает: «Так это ж хорошо! С таким проще».
Интересно, врет она или нет? Правильным может оказаться любой из вариантов. Но вообще похоже на правду.
— Ну и конечно же, она на тебя будет стучать Ряжскому, — продолжила моя помощница. — За что поимеет небольшую прибавку к зарплате. Про это она тоже написала. А, да. Еще она думает, что ты би.
— Кто?
— Бисексуал, — пояснила девушка. — И нашим, и вашим, понимаешь?
— Чего-то она прямо до фига про меня написала, — засомневался я.
— Наоборот, это я еще не все прочла, к тебе спешила. Думаю, дальше тоже было интересно.
А ведь так себе кабинет мне достался. Прямо скажем, не ахти. И душновато, видно кондиционер еле тянет.
— Ну а ты чего ждал? — обличительно спросила у меня Жанна. — Что придешь весь такой красивый, а тебя тут ждали? Ты здесь лишний для всех, кроме мартышки из приемной.
— Мартышки?
— У нее в лице есть что-то обезьянье. Сам потом глянь — губа нижняя колесиком, уши оттопыренные, которые она под волосами прячет… Как есть мартышка веселая, мадагаскарская.
— На Мадагаскаре нет обезьян.
— Это неважно, — отмахнулась от меня Жанна. — Ты ей нужен только для того, чтобы чуть-чуть вверх двинуться, если не по карьерной лестнице, то хоть по финансовой. Саш, мне даже странно, что такие очевидные вещи тебе приходится объяснять.
— Так тебя никто и не просил объяснять то, что предельно ясно, — начал сердиться я. — Я не в теплице или аквариуме рос, знаю, как этот мир устроен.
В дверь несколько раз стукнули, после она приоткрылась, и в кабинет заглянула улыбавшаяся Олеся.
— Александр Дмитриевич, может, кофе? — спросила она. — Или еще что-то желаете?
— Ефе что-то зелаете, — передразнила ее Жанна, приставив ладони к ушам. — Говорю же — обезьяна. А нижняя губа вообще капец!
— Да нет, — отказался я. — Спасибо.
Смартфон, лежавший на столе, задергался и зажужжал. Альбина. Надо же, как быстро добралась. На вертолете, что ли? Или просто уже была в центре города, когда я ей позвонил? Тогда к чему приглашение в ресторанчик рядом с ее домом? Точнее, с домом бывшего мужа?
Хотя какая разница?
— И снова здравствуйте. А вы скоры на подъем. Даже не знаю, успели ли на вас заказать пропуск.
Олеся закивала — мол, успела-успела.
— Саша, боюсь показаться докучливой, но все же еще раз попрошу перенести место встречи в присутственное место. Любое, на ваш выбор.