часто болело. А последние года я уже не припомню, когда недужил. Да и вытянулся я прилично, о лишнем весе и разговора нет. Наоборот — мосластый и жилистый от постоянных физических занятий. Я и сам замечаю, что стал выше большинства своих сверстников. Ради интереса я попросил Пахома познакомить меня с огнестрелом. Ощущения самые отвратные. Мой защитник притащил на занятия огромную кованную дуру, называемую малой пищалью (аналог мушкета). Я с трудом смог приподнять её, вес не менее 10 килограммов. Заряжал это чудо стрелец минут пять. Потом уложил на подставку и бабахнул. Жахнуло крепко, всё заволокло дымом. Короче, мне не понравилось. Лук получше будет, лёгкий и более точный. Единственное преимущество мушкета — это работа по толпе дробом в поле, а лучше с защитных стен. Вот тогда, ежели залпом, то да — эффективно. Но, пока это точно не для меня.
Глава 7
С утречка сразу с Пахомом и Дмитрием направился к златокузнецу. Только мастер его класса мог изготовить мне спираль для самогонного аппарата. Спаять из медного листа выварку на сорок литров для него вообще не проблема. А вот изготовить спираль — это сложнее. В результате мастер хитро посмотрел на меня и выставил на «тридцать рублёв». Дорого, на эти деньги можно коня доброго присмотреть. Но работа тонкая, диаметр трубки мастер мне может сделать побольше, сантиметра два диаметром. Тоньше для него муторно. К посудине прилагается герметичная крышка, в которую вварен патрубок. От последнего спираль идёт в трубу, играющую роль водяной рубашки.
А через две недели я лично давал мастер класс по прогрессивному самогоноварению. С Иваном Никитичем Зубовым мы уже встречались. Родитель моих ближайших придворных уже в годах. Интересный дядечка, помотала его жизнь. Большая часть прошла в воинских походах, последний из них закончился для воина плачевно. Уродливый шрам пересекает лицо, начинаясь на правой щеке и уходя под шапку седых волос. Лицо сильно загорело как у человека, много время находившегося на солнце. Левая рука вообще похожа на куриную лапку. Сходство придавало увечье, не доставало среднего и безымянного пальцев. Тогда, в прошлый раз, мы встретились по моей просьбе. Я заинтриговал обедневшего дворянина. Лишившись в результате пожара родовой усадьбы, кормившей всю семью несколько поколений, мой тёзка продал дом в городе и приобрёл загородное имение. Тридцать душ крестьян позволяли прокормиться барину. Ну а детки, так получилось, что я их взял под своё крылышко. Поэтому, несмотря на то что я был мальцом, а Иван Никитич бравым отставным воякой, он пришёл по моему зову.
— А что, Иван Никитич, балуешься корчмой то? — так в это время называли любой незаконно произведённый алкогольный напиток. А, начиная с Василия Тёмного производства крепкого алкоголя продавалось только в корчмах. Которые являлись казёнными предприятиями. И доход шёл прямиком в казну. Поэтому самогоноварение, мягко говоря, не поощрялось. Но ежели втихаря и только для себя, то можно. Развитие получило во времена правления Иоанна Грозного, открывшего кабаки исключительно для бояр, чиновников и личных опричников.
Мой собеседник на подобный вопрос из уст мальца только крякнул и замотал головой.
— Да не журись, Иван Никитич. Не просто так пытаю. Дело есть.
В результате я таки раскрутил визави на откровенность. Да, баловался самогоноварением сей почтенный дворянин. Способ самый примитивный. Ставили брагу на свекле или зерне. В ёмкость устанавливали внутреннюю посудину на подставке выше уровня жидкости. Вместо крышки накрывали бак конической конструкцией, в которую и заливали холодную воду. Для герметичности швы заделывали хлебным мякишем. Брага в выварке закипала и конденсируясь, стекала по коническим стенкам крышки во внутреннюю посудину. Туда же попадала и кипящая брага, которая и придавала первачу мерзкий запах. Потом эту жидкость чистили древесным углём и настаивали на ягодах. Вот это пойло и потреблял милый Иван Никитич. О чём и красноречиво говорил его сизый нос и глаза с красными прожилками. Дядечка явный любитель накатить. Производил чудесный продукт чисто для себя, но при этом утаивал, чтобы не платить налог, так называемую «явку».
— А возьмёшься ли делать для меня этот напиток? Он мне нужен для богоугодного дела. Но саму махину предоставлю я. С тебя брага и работа.
Иван Никитич отделался общим согласием. Попробовал бы отказать, хотел бы я на это посмотреть. Как ни ряди, но от меня он полностью зависит. Его чадушки удачно устроены при моём сиятельстве. Иван Никитичу невдомёк, что я его детишек от себя ни за какие коврижки не отпущу. Ни за какие деньги. Митя у меня офицер по спецпоручениям, без него как без рук. А Прасковью я вообще планирую поставить на должность комнатного спальника, только женского рода. «Комнатный» означало, что спальник нёс службу только при дворе. Никаких выездов. Ну а «спальник» — это довольно важная должность, означавшая непосредственное обслуживание моей персоны. То есть я собираюсь официально закрепить за Прасковьей уход за мной со всем сопутствующим. Это не только повышенная зарплата, но и высокая официальная должность. Ни секунды не сомневаюсь, что это вызовет противодействие при батюшкином дворе, но ничего. Я упорный.
Ну и дела, ещё накануне я изучил список отпрысков боярских фамилий, из которых батюшка намерен сформировать мою свиту в будущем. Ровно дюжина, я навёл о них справки и сразу впал в задумчивость. Это кто такой умный решил бросить меня в банку с пауками? Кто надумал царевича с малых лет приучать к интригам? Мне удалось узнать у моего воспитателя, кто чем дышит.
Можно условно разбить претендентов на три группы. Одна представляет дворянские кланы, составляющие оппозицию нашему роду при дворе. В первую очередь это представители боярских фамилий: Трубецкие, Пожарские из Рюриковичей, Черкасские, Долгоруковы и Голицыны. Все эти рода на Земском «избирательном» соборе в 1613 году претендовали на царскую корону. Но выиграли Романовы, а проигравшие отошли временно в тень.
Другие, напротив, лояльны нам. В первую очередь это влиятельный род Морозовых, Захарьиных-Юрьевых и род Милославских. Эти наоборот поддержали династию и теперь пользуются плодами своей дальновидности. Они неплохо утроились при дворе.
Оставшиеся относятся к нейтралам. Это следующие фамилии: Шеины, Лопухины, Шереметьевы и Хованские. От них можно ожидать всякого.
Вот с этим стадом малолеток мне и придётся общаться какое-то время.
Недоросли в возрасте от девяти до двенадцати лет построены моим наставником по ранжиру, по родовитости. Куда же мы без этого. Вон тот худосочный, стоящий первым, наверняка князь Андрей Хованский.
На меня смотрит дюжина пар глаз. Здесь и ненависть с неприятием, также заметен интерес и ожидание лучшего. Пожалуй, только равнодушия я не заметил. А так обычные пацаны, разве что с родовыми понтами. Все прибыли конно и оружно со слугами, не менее двух. У них, как и у меня на поясе висят кинжалы в знак родовитости.
Я не торопясь прошёлся вдоль ряда, на каждом задерживая взгляд. Уже сейчас могу дать некоторые заключения. С кем я точно не сработаюсь, а кто будет мне полезен. А на их сверкания глазками мне насрать, пусть под меня подстраиваются. После знакомства с каждым наконец-то началась тренировка.
Учитывая наличие целой группы, сейчас мой наставник с двумя помощниками начинает нас распределять по парам. После ненавязчивой разминки мы приступили к отработкам ударов и блоков учебными саблями. Затем разбившись на группы начали спарринги. Сразу скажу, мне конкуренцию могли составить пожалуй, разве что одиннадцатилетний Иван Долгоруков и двенадцатилетний Константин Шеин. И то за счёт своего возраста. Я был с ними одного роста и держался только за счёт лучшей физической формы. Парни явно не утруждали себя тяжёлыми упражнениями, но три года дают преимущество в силе. От этого никуда не уйти. Я зато ловчее и немного быстрее.
Под конец занятий, когда нам выдали лёгкие учебные копья, я получил подлый удар от Гришки Лопухина. Тот на пару лет старше меня, но тормознутый — просто ужас. Пока он разворачивался, я уже истыкал его в самые уязвимые точки, обозначая уколы. А когда наставник дал команду прекратить занятие, я опустил вооружённую руку и поднял другую, защищая глаза от солнца. А этот пёсий сын внезапно больнюче ткнул мне тупым концом в бочину прямо под мышку, там где рёбра не защищал лёгкий тегиляй из стёганой плотной ткани. От боли даже потемнело в глазах. Очухался только когда наставник с Пахомом тащили меня в мои покои. Потом прибежал лекарь, смазал вонючей гадостью страшную на вид гематому и плотно замотал мою рёбра. Насколько я понял, рёбра целы, но ушиб заставляет кривиться при каждом неловком движении. Позже пришёл Глеб Иванович и сказал, что нерадивого отпрыска Лопухиных ждёт наказание за покушение на мою жизнь. А вот это мне уже совсем ненужно, не было у него умысла. Я же видел его глаза, когда чуть оклемался. Там был ужас, но не радость от содеянного. Так я батюшке и сказал, на что тот ответил:
— Смотри сам, тебе с ними расти. Если так считаешь, так тому и быть. Завтра сам сообщишь о своём решении.
Так отец подымает мой авторитет, уважуха.
От активных занятий меня пока отстранили. А вечером бок разболелся и вместо привычных омовений я свернулся калачиком на постели. А когда пришла Проша и стала ласково гладить меня, то я обнял её и положил голову ей на колени.
Вообще со мной произошли странные изменения. Мой почтенный возраст в первой ипостаси позволяет здраво размышлять и планировать своё будущее с высоты послезнания. А вот детское тело формирует моё сознание по-своему. В результате получается некий сплав ребёнка с умудрённым опытом стариком.
Вот и сейчас я с удовольствием вдыхаю запах молодой женщины. Но без какого-либо сексуального подтекста. Это знакомый с детства запах той, кто практически заменила мне родную мать. Именно её ласка мне так желанна, я быстро успокоился и заснул со счастливой улыбкой.
А утром я присутствовал на занятиях. Сначала ребята постреляли из лука, потом разбились на пары, взяв деревянные мечи.