Для меня важно то, что Церковь, оказавшись в довольно морально сложной ситуации, особенно когда был ограничен доступ в храмы и священников не пускали в больницы, беспокоясь в том числе об их здоровье. Но оказавшись в очень сложной ситуации, священники все равно остались на передовой, на посту, в строю. И вот Церковь – об этом Святейший говорил на встрече с президентом – сразу включилась в работу. В епархиях сразу образовались центры помощи людям, и они за все это время не прекращали свою работу, а наращивали ее. Владыка Феофилакт в Пятигорске разносил по домам продукты. И он был не единственный.
Проблема и сейчас не потеряла своей остроты. Ситуация сложная, и пред нами встают вопросы, которые не решаются легко. Намного проще встать в позицию обвинителя. Или популистски призывать выйти из бедности. Это все правда, но что делать? В таких вопросах не бывает простых решений.
Об оценке Церкви
Владимир Легойда: Мне кажется, что у нас оценки результатов и изменений церковной жизни грешат неким, может быть, уже и неизбежным социологизмом. Мы привыкли перед всякой оценкой что-нибудь считать и измерять, включая медийный резонанс.
Но нужно осознавать, что церковная жизнь намного шире и глубже этого. Не берусь нарисовать всю полноту картины, но несколько вещей обозначу.
Я хочу оттолкнуться от тезиса, уже звучавшего в наших разговорах: Церковь меняет людей, а люди меняют жизнь. Но это взгляд, он будет всегда теряться, потому что в Церкви видят прежде всего церковные структуры и пытаются оценить их роль. А нужно, говоря о жизни и роли Церкви, оценивать как раз то, как меняют жизнь разные люди. И это может быть не связано напрямую с церковным управлением, епархиальными структурами и т. п.
Я не раз встречался с оценкой журналистов вклада Церкви в дело помощи пострадавшим из-за пожаров, наводнений и других бедствий людям в том или ином регионе. Обычно Церковь сравнивают с другими социальными институтами. Говорят: «Общественная палата собрала столько-то денег, телемарафон Первого канала столько-то, а Церковь столько-то – как вы это прокомментируете?» Я это комментирую обычно так: среди дававших деньги в Общественной палате много православных людей, и среди жертвовавших зрителей Первого канала – тоже.
Потому что для оценки вклада Церкви это тоже нужно вычленять и суммировать. Что, кстати говоря, трудно – мы же не сможем опросить всех жертвующих об их вере. А если оценивать вклад Церкви в таких ситуациях только по вкладу официальных церковных структур, то он будет ниже. Но ведь люди так поступают в том числе и потому, что они себя считают верующими, православными людьми.
Если продолжить тему «Церковь меняет людей, а люди меняют жизнь», то человек, воспитанный в Церкви и пытающийся жить церковной жизнью в своих поступках – профессиональных, личных, – начинает опираться на Евангелие. Об этом много раз говорил патриарх, что это важный этап современной жизни Церкви, когда поступки человека мотивированы Евангелием. И это очень важный этап для человека – понять, что его церковность связана не только с тем, что он по воскресеньям ходит в храм или даже регулярно исповедуется и причащается, но и с тем, как он строит свою жизнь, чем он мотивирует свои поступки. Как вот эта перемена ума, покаяние, метанойя проявляется в его жизни, кем бы он ни был – менеджером, рабочим, депутатом, не важно. Чем больше определяется, тем это значимее для Церкви, для всех нас. А то, что это с нами происходит, мне кажется, совершенно очевидно. Это хуже видно одномоментно, но если мы сравним, как и что говорили разные люди – политики, ученые, люди из разных профессиональных сфер 10–20 лет назад, с тем, что и как они говорят сегодня, то мы увидим, что годы жизни в Церкви изменили многих людей.
Совершенно точно кончилась «эпоха подсвечников», характерная для первой половины 90-х – чиновников, стоящих в храме на праздники и не знающих, как креститься, этого уже ничего нет. Сегодня у тех же чиновников, бизнесменов есть свой опыт жизни в Церкви. Пусть сложный, неоднозначный, но реальный опыт, связанный и с поездками на Афон, и с первой исповедью, и с многими исповедями. Среди федеральных чиновников есть глубоко верующие люди. Этого не было и не могло быть 20 лет назад.
Ну и, конечно, случай уникальный, но для меня очень показательный: некоторое время назад чтец Георгий Великанов ценою своей жизни спас бездомного. Совершенно удивительный и абсолютно евангельский поступок. И для меня он связан с ответом на вопрос, что такое Церковь в нашей жизни. Когда ты понимаешь, что есть люди, которые отдают себя целиком. И я думаю, что таких людей много. Что они заняты социальным служением, работают с молодежью, помогают в хосписах.
Еще раз о том, как оценивать Церковь
Владимир Легойда: Если Церковь оценивать не по критериям заметности, а по тому, как люди Церкви, от патриарха до мирянина, своей жизнью свидетельствуют о Христе, то… У меня нет какой-то статистики, социологии (и не только у меня, но ее нет вообще), но в жизни я все чаще вижу людей (не думаю, что это связано исключительно с моим кругом общения, хотя и с ним тоже), для которых их вера и христианство заключается не только в том, что по субботам и воскресеньям они ходят в храм, ставят свечку и даже исповедуются и причащаются. А в том, что они в своей жизни – обычной, бытовой, профессиональной – пытаются быть христианами. Задаваясь и отвечая на вопрос, как должен вести себя христианин в той или иной ситуации. В чем-то они, естественно, могут ошибаться. И неизбежно будут ошибаться. Но будут пытаться над всем этим думать.
Я часто вспоминаю фразу Питирима Сорокина: «По воскресеньям пуритане верят в Бога, в остальные дни – в фондовую биржу». Вот это разделение: Бог, воскресенье, храм и остальная жизнь было еще недавно очень характерно для нас. Но сегодня, мне кажется, мы все чаще задаемся вопросом: если я христианин, то что это значит, как я должен поступить?
У Кшиштофа Занусси в книге «Мои стратегии» есть мысль о том, что люди в целом ведь разделяют одни и те же нравственные принципы, но применяют, реализуют их очень по-разному. Мы все входим в некое сообщество, построенное на общих ценностях, и понимаем, например, что воровать нельзя. Но для кого-то это, например, означает табу на проезд «зайцем» в троллейбусе, а для кого-то нет. И вот что я, как христианин, могу сделать, а что нет – этот вопрос сегодня, мне кажется, остро стоит в жизни людей, называющих себя христианами. И часто наше христианское поведение определяют идеология, политика, партийность и вызванные ими разделения и противопоставления, и мы все это часто сплетаем.
Мне кажется, что это и есть диалектика и сложность жизни. Нам сегодня уже недостаточно мотивировать свое поведение политической или партийной позицией. Мы все-таки пытаемся определить его как христианское. То есть мы пытаемся для своих поступков найти основания, связанные с нашей верой… И мне кажется, что это очень важный момент.
Беседа третья
Объявление любви,
или почему Церковь —
это не паркетные новости
и не скандалы
Дата публикации: 19.07.2018
Владимир Романович, куда делись скандалы? Кажется, появись вторые «Пусси» или новые часы патриарха, в марках которых – мы-то с вами знаем – он не разбирается, будет осечка. Не пойдут резонансные круги… Неужели вы, как церковный политик, так «зачистили» медийное пространство?
Владимир Легойда: Ну мне-то как церковному чиновнику кажется, что скандалы никуда не делись. Каждый день из информационных сводок и мониторингов что-нибудь вылезает… Вот буквально вчера на каком-то портале появилось объявление – якобы настоятельнице монастыря в одной из епархий срочно требуется личный повар с зарплатой от 50 до 90 тысяч рублей. Из епархии тут же ответили: никакого повара ни за 90, ни за 30 тысяч не нанимаем! Причем ни в одном из монастырей. Объявление исчезло. Но осадочек-то остался! Все по «схеме провокации»: вбрасываем, некоторые СМИ и блогеры подхватывают, а вы, ну давайте, объясняйтесь.
Но все равно не взрывается это, как «бомба». Что-то отсырело.
Владимир Легойда: Наверное, если выйти из гонки новостного потока и попытаться посмотреть на ситуацию со стороны, то, пожалуй, можно сказать, что страсть к скандалам поуменьшилась. Зато выходит на первый план и становится заметным (особенно в псевдоаналитических каналах в различных мессенджерах) искусство из пустоты высасывать интригу. Скажем, прорекламирует сотрудница пресс-службы патриарха у себя в ВКонтакте новую телепрограмму на «Спасе», и тут же какой-нибудь информканал в одном из мессенджеров напишет: пресс-секретарь патриарха запускает свой информ-проект с целью потеснить на медийном поле Легойду. Мы с отцом Александром (священник Александр Волков, пресс-секретарь патриарха. – Прим. ред.) смеемся: и его, и меня с этим проектом связывают только зрительские симпатии, зато друг с другом – давние рабочие и дружеские отношения. Но интрига создана.
Но страсть делиться на «за» и «против» все-таки, похоже, утихает. Люди скорее, как в знаменитой песне Шнура «Вчера приснился сон прекрасный, Москва сгорела целиком…» (в России скоморохи всегда давали высочайшие образцы общественной рефлексии), незлобно, но явно хотят, чтобы все, набившее оскомину – хоть политическую, хоть интеллектуальную, хоть духовную, – «сгорело целиком». Отодвинулось, исчезло. Слишком постановочно-картонно выглядят многие сегодняшние показные актуальности. Душу ни к чему нельзя приложить. Не остро, не на разрыв, но, по-моему, обозначается линия невидимого кризиса. Или какого-то важного поворота.
Владимир Легойда: Церкви как собранию людей без кризисов не обойтись. Потому что она – живой организм. Светское общество, к сожалению, навязало нам и себе официально-паркетный взгляд на церковную жизнь. А она совсем не сводится к сухим новостям о том, какой сегодня праздник и где служит патриарх. И Патриарх – человек, а не фигура в выдуманном кем-то сценарии. Он молится, переживает, думает… Служит Богу и людям. Те, кто рядом со Святейшим, знают, как молится и как трудится патриарх. Потому что, помимо информационной вершины айсберга, видят и большую, хоть и не всю, подводную часть. И патриарх, и люди вокруг него пытаются сделать что-то очень серьезное и важное в церковной жизни. И естественно, что-то вызревает.