А ремарку Никиты Михалкова, сказавшего у вас в программе о ком-то: смешной, неинтересный человек, жене ни разу не изменил, разве можно было оставить без комментария? Современным светским людям могут быть как угодно удивительны наши позиции, но для верующих христиан свободные интимные отношения – блуд, измена жене – прелюбодеяние. И то и другое – смертные грехи, от которых бессмертная душа человека гибнет на мытарствах.
Когда я однажды сгоряча посоветовала влюбившейся в женатого человека подруге «пойти до конца», а потом, струсив, рассказала об этом совете на исповеди, мне духовник задал вопрос, который я сейчас переадресую вам: а ты не боишься быть соответчиком на Страшном суде?
Владимир Легойда: Не буду спорить. Возможно, я должен был что-то сказать. Но не сказал. Думаю, в контексте того, что говорил Никита Сергеевич, его мысль была вполне понятна. Человек, который с Михалковым спорил, сказал: «А я вот всем хорош: не пью, не курю, жене ни разу не изменил, но в Бога не верю. Я вам неинтересен?», а Михалков ему: «Нет». Мне кажется, понятно почему.
Слушайте, но «Господь любит праведников». Фарисеев нет, а праведников – да. Он грешников пришел призвать, да, но к покаянию, а не на пир и танцы. Разве не должен был Никита Михалков, человек из «православного мира», сказать этому человеку, что его праведная жизнь высока – и вообще, и перед Богом, в которого он не верит. И может быть, эта чистая жизнь его в конце концов к Богу и приведет.
Владимир Легойда: А кто говорит про пир и танцы? Неаскетичные гости «Парсуны»? Не помню таких высказываний. И разве бывает праведник, который уверен в своей праведности? Мне кажется, весь святоотеческий опыт говорит нам совершенно о другом. Бог любит праведников, но они-то себя таковыми не считают. Мне кажется, здесь именно об этом идет речь.
Грех заслуживает осуждения, но грешник – милости. Знаете, есть страсти, которые преодолевать одному легко, а другому – трудно. Я, например, легко пощусь, а для другого – это подвиг. У всех разные характеры, темпераменты…
Ой, боюсь, что тема извинительности темперамента нас далеко уведет. Борьба с собой за то, чтобы остаться целомудренным, не имея жены, это еще как-то похоже на борьбу. Но поверить, что так уж тяжела борьба с собой с целью не изменить жене – это смешно. И, слушайте, мы все-таки воспринимаемся неверующими как «министерство нравственности». Пусть это усеченное восприятие, но, если мы и как «министерство нравственности» не срабатываем, нас ждут не только исцеляющие кризисы…
Владимир Легойда: Если бы это было смешно, жизнь была бы гораздо веселее. Мне кажется, это может быть и драматично. И даже трагично. Конечно, нельзя оправдывать свою распущенность темпераментом или… Да ее вообще нельзя оправдывать. Но людей, даже падших, надо жалеть. Кажется, в «Лествице» говорится, что бес сначала внушает человеку, что Бог милосердный и прощающий, – чтобы ввергнуть в соблазн. А после совершения греха – что Бог неизменно и жестоко наказывает и прощения не будет. Мне кажется, наше отношение должно быть противоположным. Конечно, если человек стремится к покаянию.
Откуда взялись амбиции на новую проповедь, в том числе и у телеканала «Спас»?
Владимир Легойда: От надежды, что мы можем дать ответ на чрезвычайно важный запрос – запрос на «новую искренность», как точно сформулировал это один из сотрудников «Спаса». «Спас» может стать не просто сильным каналом, но совершить прорыв, как ТВ в конце 80-х – начале 90-х. Тогда пришли молодые ребята, над которыми не довлело, что «так не делают»… Они во многом и создали новое российское телевидение. Мы тоже не станем собирать ведущих-«звезд» и переманивать успешных телеменеджеров, но постараемся найти новых людей, для которых все, что мы делаем, – дорого и важно.
О телеканале «Спас»
Владимир Легойда: Мне кажется, что телеканал «Спас» отвечает на запросы общества, в первую очередь молодого. Тут не без сложностей, но в общем канал с этой задачей справляется. Хотя всегда хочется быстрее и лучше.
Я знаю, что Борис Вячеславович Корчевников не всем доволен. Но думаю, что это милость Божия, что канал возглавил именно он. Я не могу сейчас представить, кто бы еще мог справиться с этим и сделать то, что сделал Борис Вячеславович. Да, на «Спасе» работает целая команда, но все равно всегда сильно связан с личностью, с первым лицом. Не знаю, кто бы еще мог так откликнуться на поставленные патриархом задачи. Рассматривались ведь и другие кандидатуры, Святейший встречался с ними, беседовал. Но сейчас я себе не могу представить, что это мог быть кто-то еще, кроме Корчевникова.
Я бы пожелал «Спасу» сейчас, когда медийное пространство настолько переплетено, что для ТВ важен не только телеэфир, но и все вокруг, чуть большей скорости. Потому что работа на разных, особенно интернет-площадках, имеет свои законы. Есть некое эстетическое противоречие между телевизионной студийной съемкой и YouTube. А сейчас как раз очень популярны жанры YouTube-интервью, интернет-интервью, где никто не здоровается с гостем, съемки идут в интерьерах в стиле loft, а ведущие – непременно в кедах и/или рваных джинсах.
И в православном сегменте в YouTube уже появляются программы с молодыми ведущими, сделанные по совсем другим стандартам. И когда «Спас» своим высококачественным телевизионным продуктом, снятым по телевизионным законам (а у них, конечно, сложился свой ток-шоу стиль), выходит в YouTube, то возникает диссонанс этих двух эстетик, хотя и там программы телеканала находят свою аудиторию.
Но это, кстати, проблемы не только «Спаса», а любого телеканала и телепродукта в интернет-окружении. Посмотрите просмотры популярных телешоу в интернете, они нередко проигрывают программам, созданным в YouTube и для YouTube. И как-то разрешить это – творческая, инструментальная, эстетическая задача, не уникальная именно для «Спаса», но, безусловно, важная для ТВ.
Беседа четвертая
Нас не разделяет ничего,
кроме взглядов,
или Если мы не вступим
друг с другом в диалог,
мы просто съедим друг друга
Дата публикации: 27.09.2018
Только мы с вами обрадовались – скандалы на церковную тему истощились, бомбы-сенсации не взрываются, – как появилась «взрывная» новость: молодой священник, похоже, больной человек, убил свою жену – одета была неопрятно, о разводе думала.
Владимир Легойда: Глава пресс-службы патриарха отец Александр Волков, объясняя эту ситуацию, сказал, что последние полгода за этим молодым священником замечали странности. Вызывали психолога, но он ничего не заметил. Болезнь не поймали. Церковь хорошо осознает эту проблему. На Высшем церковном совете с момента его создания подготовка священников – первая тема. Мы добились, чтобы государство признало наши дипломы. Сейчас для нас куда важнее, что мы готовим пастырей, которые будут исповедовать людей. В 90-е годы в священники у нас рукополагались кандидаты наук. Сейчас таких взрослых рукоположений уже состоявшихся людей гораздо меньше. Большинство семинаристов – вчерашние одиннадцатиклассники. Хорошо, если у них была во время учебы, как в Лавре например, возможность общаться с кем-то вроде отца Кирилла (Павлова), а если нет? Это большая проблема. Надо готовить современных, понимающих, но настоящих священников.
До революции, по социологической статистике, священническое сословие было самым неприступным в России. Но преступники и преступления все равно были. По-моему, обществу не до конца понятно, что священники могли и могут совершать преступления, быть за них судимыми, отбывать наказания. И – отстраняться от священства. Но вот парадокс – Церковь судят по законам идеала «а ну-ка предоставьте нам вашу безгрешность!» как раз ее записные критики.
Владимир Легойда: Кто-то из непринимающих Церковь, конечно, живет в забетонированной предубежденности «знаем мы этих попов, они все…» и т. д. А кто-то – и это, на мой взгляд, лучше – требует от нас соответствовать идеалу и обеспечить свои слова своей жизнью.
Парадокс: те, кто оскандаливает Церковь и смеется над ней, меряют ее по меркам образца. Может, это жажда того самого «света» по Евангелию: «Да светит свет Ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела…». Где ваш «свет», кричат нам, перечисляя ужасы.
Владимир Легойда: Очень точное наблюдение. Но вот в чем дело: идеальный взгляд, как бы он ни был правилен и хорош, это как бы взгляд ребенка. Так ребенок считает, что папа самый сильный и умный, а мама самая добрая и красивая. А понимание, что священники не идеальны, это взгляд взрослого человека.
Что, и Невзоров слегка дитя?
Владимир Легойда: Ребенок может быть очень жестоким. Как правило, неосознанно. Здесь же, думаю, все вполне хорошо осознается.
У меня тоже был в Церкви свой «детский период». Мне, например, вначале казалось, что монах… не может улыбаться. Хотя, когда человек обретает веру, это не меняет его личностных характеристик. Говорливый не становится непременно молчальником. Внутреннее содержание, конечно, меняется, но не все и не абсолютно.
Но всем нам надо – и в Церкви, и в жизни – проходить через момент взросления. И вот когда ты вдруг понимаешь, что и папа твой не самый сильный, и мама не самая красивая, – ты же не перестаешь их любить, правда? Церковь как собрание людей – несовершенна. Но Христос возлюбил Церковь, и мы, любя Бога, должны относиться к Церкви с любовью.
Надо любить людей с их недостатками.
Владимир Легойда: Да. Но недостатков нет в Боге.