Здесь правда только в том, что люди действительно страдают. Но не потому, что патриархи что-то не поделили, а потому, что один из них решил обмануть простых людей, безответственно воззвав из канонического небытия нескольких лжеепископов. Церковь на Украине одна – каноническая Украинская православная, где совершаются таинства, люди принимают святое крещение, исповедуются, причащаются. А в другом случае только раскольнические структуры, которые Церковью не являются. Люди, которые крещены раскольниками, обмануты лжеучителями.
Если это обойти, то мы с вами можем сейчас сказать: знаете, нам вообще все не нравится, давайте создадим единственно верную украинскую или иную православную Церковь и выберем патриархом кого в голову взбредет… Проблема в том, что Церковь нельзя создать. Она уже создана.
В Церкви невозможно, более двух десятилетий последовательно осуждая раскольников, вдруг поменять свою точку зрения. В политике, наверное, можно – из-за целесообразности, в связи с изменившейся ситуацией. А в Церкви – нет. Либо Церковь есть, либо ее нет.
Решения, принятые Константинополем и обязавшие нас отреагировать на них, находятся вне евангельской логики. Они находятся в логике политической: 25 лет их все видели раскольниками, а их Церковь считали безблагодатной, а потом вдруг кто-то, считающий себя выше других, решил: а почему бы, собственно, их не признать за тех, кем они никогда не были, – за преемников апостольской власти?
Кто-то считает, что Церковь, в которой причащаются 25–30 процентов населения страны, безблагодатной быть не может.
Владимир Легойда: Апостольское преемство и благодать не процентами измеряются и не долларами. Нам же Евангелие говорит: много званых, но мало избранных.
Почему грех раскола так тяжел? Потому что люди выпадают из Церкви, становятся жертвой расколоучителей, ведущих их к духовной погибели.
В нас глубочайшим образом проникла рационалистическая логика. Исходя из нее, нас сейчас пытаются обвинить: посмотрите, иерархи Русской церкви не готовы к компромиссам с Фанаром, а люди из-за этого страдают.
А мы говорим по-другому: уже разорвана живая ткань церковной жизни, раскольники ее разорвали и получили признание этого беззакония со стороны Фанара. Мы же хотим это исцелить. Но надо знать, как это сделать.
Все последние 10 лет мы повторяли жертвам филаретовского раскола: мы ждем возвращения своих братьев. Но именно мирного возвращения, как об этом сказано в притче о блудном сыне, а не триумфального въезда на коне под церковные своды. Разве Филарет ведет себя, как блудный сын? Нет, он говорит: я был, есть и остаюсь патриархом.
И тут Константинополь говорит: да ну ее, евангельскую логику, просто признаем все как есть, все равно: где сын, где отец, где правда, а где ложь.
Ну, последние 20–30 лет мы увлеклись идеей «конкуренция – это хорошо». Только Михаил Пиотровский может признаться: «Я бы не выиграл ни одну конкуренцию…». Как объяснить увлеченному этой идеей общественному сознанию, почему в Церкви нельзя, как в бизнесе. Как показать современной публике ценность неконкурентного, христианского отношения к миру, где важна Церковь-мать и возвращение к отцу?
Владимир Легойда: Объяснить это просто. Где любовь – там правда и справедливость. Если сравнить митрополита Онуфрия, который призывает к миру, пользуется уважением на Украине, в том числе на Западе и Востоке, и Филарета (Денисенко), жалеющего об отсутствии в распоряжении киевских властей ядерного оружия и летальных боеприпасов из США, то и без глубокого христианского понимания все становится ясно. Кто конкурирует, а кто победил, ни с кем не конкурируя.
Помню, во время патриаршего визита в Киев мы шли вдоль стен Киево-Печерской лавры, наэлектризованные одиночки бежали и выкрикивали «геть московского попа», а рядом с нами шли две доярки из украинского села и рассказывали: мы по домам ходим и объясняем, что нельзя в той церкви креститься, венчаться, отпевать, потому что в результате у тебя «детина не хрещена, чиловик не витпивався».
Владимир Легойда: Удивительно, но простые церковные люди это чувствуют. И какая трагедия, когда в силу незнания, переданного по наследству из советского времени, это не чувствуют и не понимают непростые люди. Когда включается бытовая логика: Украина теперь независимое государство, столица – Киев, значит, патриархат должен быть киевским… А если он не киевский, значит, он не наш…
Игра в слова…
Владимир Легойда: Представители Донбасских епархий не раз говорили властям разделенной противостоянием на юго-востоке страны: каноническая церковь на Донбассе – единственная ниточка, держащая Донбасс на Украине. Но они сейчас и это обрубают. Это какой-то политический самострел. Нанесение дополнительной раны народному телу.
Какова маршрутная карта выхода из этой ситуации? Может ли помочь разрешить ситуацию позиция поместных церквей? Кстати, тут возникает какая-то мерцающая картинка: кто-то говорит, что ни одна поместная церковь не поддержала Москву, а кто-то, что все поддержали.
Владимир Легойда: Нет, тут картина понятная. Наши церковные дипломаты с убедительностью свидетельствуют, что все поместные церкви с пониманием относятся к нашим шагам.
Отношение многих поместных церквей к проблеме украинского раскола многократно выражалось публично, другие придерживаются этой же позиции непублично, чтобы не быть причиной эскалации непонимания. Есть общее мнение по поводу каноничности украинской Церкви, фигуры ее предстоятеля, который пользуется огромным авторитетом не только на Украине, но и вообще в мировом православии. Есть публичные заявления Сербской, Польской, Чешских земель и Словакии церквей о невозможности сослужения с раскольниками. В прямом или косвенном виде почти все высказывают неприятие действий Константинополя. Публичной поддержки действий Константинополя по признанию расколоучителей равными апостолам я не встречал. И, по-моему, ее нет.
Глава ОВЦС, митрополит Волоколамский Иларион на днях, общаясь с Александрийским патриархом, прямо обратился к нему, как теперь первому в нашем диптихе, с просьбой инициировать общеправославное собрание и решить этот вопрос.
История не становится похожей на шахматную партию: кто кого переиграет в конкретных действиях? Бывший в юрисдикции Константинополя храм во Флоренции, например, перешел в Русскую церковь.
Владимир Легойда: Храм во Флоренции построен в свое время русскими, там служит русский батюшка, я его лично очень хорошо знаю. Этот храм оказался в Константинопольской архиепископии в силу известных исторических обстоятельств XX века. И никто никогда не ставил вопрос о его возвращении. Да и сейчас это не то, чтобы кто-то позвонил из Москвы отцу Георгию и сказал: батюшка, а вы не хотите вернуться в Русскую церковь? Все проще: они сами перешли, потому что не могут принять действия Константинополя. Почему они думают, что из верных чад Константинопольского патриархата все стопроцентно поддерживают его действия на Украине? Нет, не поддерживают. Это следствие действий патриарха Варфоломея: посеяв ветер, он пожнет бурю.
В Киево-Печерской лавре началась опись имущества. Ее проводят представители Киево-Печерского заповедника, находящегося под управлением Минкультуры Украины. Она ведется в ближних пещерах Киево-Печерской лавры, где находятся мощи печерских святых, в том числе и основателя Лавры – преподобного Антония Печерского.
Инвентаризация имущества Лавры начата осенью (в сентябре была создана комиссия Минкультуры по описи церковного имущества), и многие воспринимают это как увеличение масштабного давления на каноническую православную церковь Украины. За несколько дней до этого Минюст Украины отменил передачу канонической Украинской православной церкви Почаевской Лавры.
О разорванном православии
Владимир Легойда: В положении православия на Украине я пока не вижу ничего хорошего. Не наблюдается никаких радикальных изменений в лучшую сторону ни на Украине, ни вообще в ситуации с всемирной православной семьей.
Украинская ситуация примечательна для аналитиков и наверняка будет примечательна для историков тем, что это пример возвращения религии в общественно-политическую повестку, которое стало наблюдаться с конца прошлого века. Это, может быть, отчасти связано с крушением биполярной системы международных отношений, так называемым «концом истории», который провозгласил Фрэнсис Фукуяма, и с Хантингтоновской моделью столкновения цивилизаций, предрекавшей, что разломы будущего пойдут по религиозным линиям (хотя она и критиковалась, на мой взгляд, совершенно справедливо). Один из аргументов наших философов и мыслителей был в том, что разломы все-таки пойдут не по религиозным линиям, а по линии религиозных и нерелигиозных обществ. Это, мне кажется, более продуктивная мысль. Но что, безусловно, мы констатируем на фоне всех происходивших в конце прошлого века перемен, так это возвращение религии, перемещение ее из периферии ближе к центру, а порой и в центр общественных, общественно-политических и международных отношений.
Я изначально видел в этом некий положительный разворот. Ну к чему еще сегодня апеллировать? В эпоху неустойчивости, турбулентности мы ищем чего-то основательного, и поэтому совершенно естественно, что люди обращаются к религиозным смыслам и ценностям. Но у этой медали есть и обратная сторона. Когда религия возвращается в политическое пространство, причем возвращается политиками, то это может происходить по «украинскому сценарию». Вся эта тема с томосом и ПЦУ возникла в ситуации, когда высшая государственная власть Украины сделала это просто центром своей предвыборной кампании. Порошенко чрезвычайно активно разыгрывал религиозную карту в стремлении удержать за собой президентскую власть. Журналисты окрестили «Томос-туром» его поездки по стране с рассказами о церковной реформации. В принципе это был, как он думал, его главный козырь-джокер. И вот Порошенко уже нет на политической сцене, а это ударило по всему. И когда поменялась власть, стали отмечать, что Зеленский не обозначил к этому интереса, и ждать, что ситуация поменяется. И вот мы не видим, чтобы новая власть Украины пыталась разыгрывать религиозную карту, но она никуда не делась. Уже созданная ситуация так легко не может обнулиться. Ее намного легче создать, чем потом разрешить и избавиться от нее. Потому что структура создана, ситуация «сделана». Фанар позиции не поменял. Мы за истекшее время только узнали о том, о чем, в общем, первоначально догадывались: никто даже не скрывает того, что это бы