— Но ведь он же не государственный изменник и не шпион, — не выдержала Жасмин, топнув ногой. Она и сама понимала, что ведет себя как маленькая девочка, но она уже едва владела собой. — Он же просто мальчишка! Совершенно безобидный молодой парень, который взялся показать мне Аграбу.
Расул по-прежнему молчал, но что-то в его лице дрогнуло при ее последних словах.
Жасмин с ужасом осознала, что это могло означать… в том числе для юноши.
— Я вовсе не собиралась сбегать с ним! — закричала она. Наверное, так оно и было. — И он не собирался… Мы не собирались…
Расулу как будто стало неловко.
Жасмин быстро взяла себя в руки.
— Я сейчас же найду Джафара и сама все выясню, — заявила она, решительно поворачиваясь и направляясь прочь.
— Как пожелаете, Ваше Высочество, — вежливо сказал Расул в ее удаляющуюся спину, но в его голосе явно слышалось облегчение.
Прошло несколько часов, но Жасмин так и не сумела отыскать зловещего султанского советника. У нее даже возникли подозрения, что он нарочно прячется от ее гнева. Оставалось только одно: явиться к отцу и обратиться к нему с официальной просьбой.
— Сейчас он наверняка у себя в игровой комнате, — проворчала она и тут же осеклась. — В кабинете, — поправилась она чуть громче. Кто знает… ведь во дворце даже у стен могут быть уши.
Она решительно зашагала через дворцовые залы, уже не заботясь о том, кто может услышать быстрые шаги ее ног, обутых в шелковые туфельки без задников. В пылу гнева, а потом из-за напряженных поисков юноши она даже не подумала о том, чтобы принять ванну или переодеться. Ее густые черные волосы растрепались, длинные пряди развевались у нее за спиной, как змеи. Она почесала нос тыльной стороной ладони, что вообще-то совсем не приличествовало принцессе. Она вспотела в сутолоке базара, а потом на знойных улицах Квартала Уличных Крыс, и пот высох на ее коже, то и дело напоминая о себе непривычным зудом, это было совершенно новое для нее чувство. Не то чтобы очень неприятное, но определенно незнакомое.
Решительно распахнув резные двери, она оказалась в огромной, полной воздуха и света комнате, которую ее отец называл своим кабинетом и где он проводил почти все время с тех пор, как скончалась его жена. Жасмин вздохнула, проходя мимо огромной модели Аграбы с встроенным часовым механизмом. Ее маленькие водяные часы действительно работали, заставляя крохотные солнца и луны подниматься и опускаться, отмечая дни и ночи. Закатив глаза, она окинула раздраженным взглядом яркие шелковые воздушные змеи, развешанные под потолком. Их доставили султану из далеких восточных стран, где были в обычае змеи в виде драконов.
Отца она застала занятым его самой новой, любимой игрушкой, которую ему привезли с далекого запада: это была головоломка из резных фигурок разных животных, которых надо было аккуратно сложить друг на друга по мере убывания в размерах. Венчать неустойчивую пирамиду должна была фигурка мыши.
В настоящий момент султан держал в руках желтую уточку и сосредоточенно хмурился, глядя на нее.
— Отец, — вежливо заговорила Жасмин, стараясь не напугать его своим неожиданным появлением. Чтобы умерить свое нетерпение, ей пришлось стиснуть зубы.
— О! Жасмин! — радостно просиял султан. Это был пожилой, упитанный коротышка с пышной бородой — такой же белой, как снег на далеких горных вершинах. Он был немолод даже тогда, когда только женился на матери Жасмин, но тогда в его бороде были лишь отдельные белые пряди — скорее, как белые облачка на темных горных пиках. Белый тюрбан правителя украшали гладкий округлый рубин и переливчатое голубое перо. Его одежды были расшиты золотой канителью, а кушак украшен бирюзой.
Он вдруг умолк, уставившись на дочь: ее бирюзового цвета шальвары были все в пыли, у щиколотки зияла прореха, блуза измялась, а кушак перекосился.
— Милая, у тебя все в порядке?
Жасмин сделала глубокий вдох и отбросила с лица растрепавшиеся волосы.
— Нет, отец, у меня не все в порядке. Прошлой ночью я сбежала из дворца…
— Жасмин! — с упреком воскликнул султан.
Она сделала еще один вдох и продолжила:
— А Джафар заставил своих стражников арестовать юношу, который спас меня на базаре от того, кто хотел отрубить мне руку.
Султан сморгнул.
— Джафар, — снова начала она, помедленнее, — заставил своих стражников… арестовать… юношу…
— Отрубить тебе руку? — В вопле султана соединились негодование оскорбленного монарха и отчаянный выкрик испуганного отца.
— Это было просто недоразумение, — небрежно бросила Жасмин, отмахнувшись своей все еще целой рукой, как будто речь шла о совершенных пустяках. «Довольно серьезное недоразумение, — прибавила она про себя, немного поразмыслив, — которое могло возникнуть только оттого, что кто-то не имел представления о том, как устроен мир за дворцовыми стенами. Деньги. Нищета. Цена яблока». — Главное, что он спас меня…
— Джафар спас?
— Да нет же, тот юноша, — сказала она, окончательно теряя терпение. — Юноша, имени которого я не знаю, остановил того торговца, который собирался отрубить мне руку, а потом повел меня показать мне Аграбу, и Джафар его арестовал…
— Ты вышла за пределы дворца одна, без сопровождения?
— Возможно, именно поэтому Джафар и приказал арестовать того юношу, — продолжала Жасмин сквозь зубы. — Хотя он не причинил мне никакого вреда. Наоборот, он помог мне, он заслуживает награды, а не тюрьмы, но я нигде не могу его найти и поэтому очень беспокоюсь.
Султан некоторое время недоуменно таращился на дочь, лишившись дара речи.
— Признаюсь, — заговорил он наконец, — я не слышал ни о каких арестах. Однако я немедля поговорю об этом с Джафаром, обещаю тебе.
— Спасибо, отец, — сказала Жасмин, склоняя голову.
— И раз уж мы заговорили о том, что тебе чуть не отрубили руку, — продолжал султан уже более грозно, — давай-ка выясним, как так получилось, что ты покинула дворец… без сопровождения… сбежала…
— Что ж, видимо, это не так уж важно, раз Джафар может проследить за каждым моим шагом, — с горечью ответила Жасмин.
— Да, и можешь не сомневаться, я непременно поблагодарю за это Джафара.
— Поблагодарите меня за что, Ваше Величество?
Жасмин гневно посмотрела на Джафара, который в этот самый миг вплывал в комнату, как всегда, спокойный и невозмутимый. Она сбилась с ног, разыскивая его все утро, а теперь вот он, пожалуйста, является, откуда ни возьмись, как будто его нарочно вызвали. Одетый, как всегда, с ног до головы в черное и красное, поверх платья — длинная мантия с острыми плечами, высокий белый воротник закрывает шею до самого подбородка, как будто сейчас зима в морозном краю, а не разгар лета в жаркой Аграбе посреди раскаленных пустынь. Мерно постукивает своим длинным посохом с навершием в виде головы кобры… На многих облик великого визиря наводил страх, Жасмин же видела в нем только глупое пристрастие к театральным эффектам.
Хорошо хоть его глупого попугая при нем не было.
Возможно, у кого-нибудь другого столь сильная привязанность к крикливой птице вызывала бы умиление… У Джафара же она была лишь еще одним проявлением его безумия. Яркая пернатая тварь частенько целыми днями просиживала у него на плече, время от времени лакомясь сухариками, которыми ее с удовольствием угощал султан, а потом облегчаясь прямо на черную мантию визиря. Из-за этого сзади она была вся в противных белесых потеках.
И ведь никто ни во дворце, ни в городе не решался даже словечка сказать по этому поводу.
Интересно, чем сейчас занят вредный попугай? Опять треплет какие-нибудь бесценные гобелены и мусорит повсюду?
— Что ты сделал с юношей? — сердито вопросила Жасмин, скрестив руки на груди.
— Э… что? — Кажется, Джафар искренне растерялся.
— С тем юношей, которого арестовали по твоему приказу!
— Ах, с тем… Полагаю, он уже мертв. Однако я пришел сюда по гораздо более важному поводу.
— Мертв?
Совершенно верно. Его увели в пустыню и казнили за то, что он поднял руку на принцессу крови. Ну, или что-то в этом роде, — бросил Джафар, нетерпеливо отмахиваясь.
— Кто дал тебе разрешение казнить арестованных? — задал вопрос султан.
Но Жасмин уже едва ли слушала.
Она была знакома с этим юношей всего несколько часов, но его лицо так легко всплывало в ее памяти, как будто она видела его наяву. Она помнила каждую черточку. Большие карие глаза и лучики-морщинки, которые собирались в их уголках, когда он улыбался. Маленький шрамик с левой стороны над верхней губой. Жест, которым он отбрасывал со лба волосы, когда смеялся.
А теперь его нет. Ничего не осталось. Только прах.
И все из-за нее.
— Помолчи, ты, бесполезный жалкий старик. Я пришел сюда не для того, чтобы рассуждать о судьбе какой-то Уличной Крысы, — сказал Джафар.
Отец Жасмин застыл на месте, не находя слов. Никто не смел так разговаривать с султаном. Даже Джафар. И даже Жасмин.
— Я пришел сказать тебе, что твое царствование, боюсь, подходит к концу.
— Последи за своим языком, Джафар, — с угрозой произнес султан. — Очевидно, что-то приключилось сегодня с твоей головой. Однако даже ты не можешь считать себя превыше обвинений в измене своему правителю. Что ты имел в виду под этими словами?
— Я имел в виду, — проговорил Джафар, подчеркнуто растягивая слова, — что твоему. Царствованию. Пришел. Конец. И теперь править Аграбой буду я.
— Немедленно объяснись! — вспылил султан. Его лицо побагровело от возмущения, а пухлые руки сжались в кулаки.
Жасмин постаралась сосредоточиться. Она все еще не оправилась от потрясения после новости о казни юноши, но похоже, что вокруг происходило нечто очень и очень странное.
— С великим удовольствием, — сказал Джафар. Сунув руку под мантию, он театральным жестом извлек из-под нее…
…Нечто, до крайности похожее на старую, помятую медную лампу.
— Это что, какой-то розыгрыш? — с любопытством поинтересовался султан. — Разве у меня сегодня день рождения?