— Это тоже часть истории, — признался Аладдин.
— Что ж, расскажи нам ее. Мы так давно не разговаривали… пора наверстать упущенное. Я не видела Абу целый век, — проворковала Моргиана, беря со стола виноградную гроздь и протягивая ее обезьянке. Абу принял подношение с неожиданной для него благовоспитанностью.
— Я не…
Договорить Аладдину не дали: в пещеру внезапно ввалилась целая орава младших членов шайки, совсем еще малышей. Они соскользнули по наклонному тоннелю, кувыркаясь и вопя, и тут же принялись толкаться за право первыми вручить свою добычу Моргиане и Дубану.
— Вот, госпожа, — сказал самый удачливый, протягивая ей раскрытые ладони. В них оказался золотой браслет и изумрудное ожерелье.
— Молодец, Дени! Кто следующий?
Воришки выстроились в ряд, демонстрируя ей все добытое за день, иногда даже такую мелочь, как пустой кожаный кошель или мелкую медную монетку.
— А я думал, что вам, Уличным Крысам, больше не было нужды воровать последние три дня! — заявил Аладдин обвиняющим тоном, воззрившись на Моргиану.
Она только пожала плечами:
— Я говорила, что нам не приходится воровать еду. Но парад на главной площади — самое удачное обстоятельство, чтобы… избавить от лишних ценностей всяческих болванов, одураченных колдовскими фокусами.
— Вот в этом-то и есть главная проблема между нами, — напустился на своих друзей Аладдин. — Да, я тоже вор, но я краду только то, что мне необходимо. То, что я не могу добыть иным способом. А для вас воровство — всего лишь повседневное занятие. Я вижу у вас тут прямо целая… организация, с учениками и подмастерьями, которые вырастают с мыслью, что воровство и грабежи — это нечто вполне допустимое!
— Если новый правитель и дальше будет засыпать своих подданных золотом и хлебом, воровство и так быстро сойдет на нет, — отозвалась Моргиана, мило склонив голову к плечу. — Но история уже не раз доказывала, что обычно беднякам не очень разумно полагаться на то, что кто-то другой — особенно тот, кто у власти, — о них позаботится. Вот и нашему новому султану я даю неделю, от силы — две. Потом он сообразит, что ему не так уж интересно продолжать осыпать людей своими милостями. По крайней мере, не требуя ничего взамен.
— Даже когда все идет хорошо, ты все равно ожидаешь от людей худшего и считаешь, что они заслуживают быть обворованными! — резко бросил Аладдин.
— Мой отец не заслуживал, чтобы у него отказала нога, — негромко сказал Дубан. — И моя сестра не заслуживала, чтобы муж ее избивал.
— Никто не заслуживает того, что получает, — пожала плечами Моргиана. — Так уж устроена жизнь. А твое дело — постараться хотя бы иногда оказываться на более удачливой стороне. Удачливой для тебя.
— Вот поэтому зло никуда не исчезает, — гневно бросил Аладдин, вскакивая и бросаясь к выходу. — Должен быть другой путь. Вы не обязаны выбирать для себя такую жизнь. Вы можете стать чем-то большим.
Спасение не по плану
В Аграбе наступила ночь.
Аладдину казалось, что сегодня ночной город был как будто тише обычного. Люди приходили в себя после шумного празднества, чувствуя странную неловкость, как будто им не давало покоя нечто неуловимое, неосязаемое… Многие, наверное, вертели в руках маленькие золотые монетки, подставляя их под неяркий свет лампы, и задумчиво разглядывали их, гадая, чем обернутся неожиданные события последних дней. Должно быть, некоторые так и оставляли кучки монет лежать на столе, вместо того, чтобы привычно спрятать в туфле, под соломенным тюфяком или внутри подушки. К чему беспокоиться, если у соседей полным-полно точно таких же монет?
Это нежданное золото внушало тревогу не только особо религиозным или суеверным горожанам. И самые начитанные ученые, и просто те из людей, кто не чужд был Житейской мудрости, знали: ничто не может появиться из ничего. По крайней мере, не без последствий.
Да и парад, при всем его великолепии, тоже оказался очень и очень странным.
Впрочем, сейчас эти философские размышления занимали Аладдина в наименьшей степени. Пожалуй, он даже готов был признать, что неясная тревога, охватившая город, оказалась ему на руку. Красться по темным улицам гораздо проще, когда все разошлись по домам и затаились за запертыми дверями, опасаясь выходить под открытое небо.
Абу смирно сидел на его плече, а ковер бесшумно скользил по воздуху следом — из-за темноты Аладдин не решился лететь на нем, чтобы нечаянно не наткнуться на кого-нибудь.
Конечно, он был далеко не первым, кто хотел пробраться во дворец. Люди предпринимали такие попытки веками, и черепа некоторых из них до сих пор торчали на кольях вдоль дворцовых стен, иссушенные и выбеленные лютым пустынным солнцем до состояния гладкого мрамора.
Все это Аладдину было известно. Но у него было нечто такое, чего не было у этих бедолаг: знание о потайных дворцовых подземельях. И хотя одна мысль о возвращении в эти жуткие тоннели заставляла сердце Аладдина сжиматься от страха, он решительно стиснул зубы и направился к конюшням на задворках султанского дворца, у самого края пустыни.
Лошади и верблюды встретили его появление фырканьем и ржанием, но он быстро успокоил их, бормоча что-то ласковое. На глаза ему тут же попался знакомый крепенький мерин.
— Значит, ты все-таки вернулся домой! — с радостью шепнул ему Аладдин, ласково похлопывая конька по мохнатой гриве. Мерин всхрапнул — то ли обрадовавшись при виде знакомого, то ли решительно отказываясь иметь что-либо общее с человеком, который осмелился потащить его в штормовую ночь в самое сердце пустыни. Но как бы то ни было, выглядел он отлично.
— Надеюсь, с твоим конюхом тоже все в порядке, — вздохнул Аладдин.
Потом он отыскал пересохший колодец, скрывавший начало подземного хода, и осторожно сдвинул с него крышку. Скользнув в узкую щель, он так же осторожно задвинул крышку обратно. На этот раз он приготовился к кромешной темноте подземелья, запасшись маленькой масляной лампой, которую он прихватил на обратном пути из убежища Моргианы. Света от нее было немного, но по крайней мере было видно, куда ступать.
В каменных переходах царила мертвая тишина, если не считать отдаленного рокота кипящей лавы, и все же Аладдин крался на цыпочках, настороженно прислушиваясь. Впрочем, идти в компании друзей оказалось гораздо приятнее: волшебный ковер парил на небольшой высоте, держась рядом, как верный пес, а Абу привычно сидел на плече у хозяина.
С огромным облегчением Аладдин убедился, что пометки, которые он делал на стенах ножом, так и остались нетронутыми. Следуя им, он без особого труда достиг подземной тюрьмы. Легкого постукивания по камню оказалось достаточно, чтобы кусок кладки отъехал в сторону, и Аладдин снова оказался там, откуда все началось.
Абу нервно застрекотал. Вот на стене кандалы, которыми был прикован Аладдин, а вон из того темного угла возник тогда переодетый Джафар.
— Здорово он меня провел, — неохотно признал Аладдин. Хотя ему до сих пор было непонятно, зачем Джафар пошел на такие хлопоты, чтобы отрядить за лампой именно его, а не кого-нибудь другого. Ведь любая Уличная Крыса охотно согласилась бы сделать это за один золотой дарик. Если только…
Впрочем, об этом можно подумать и позже. Сейчас ему надо спасать принцессу! Само собой, дверь, ведущая наружу, была заперта, но Аладдин пришел не с пустыми руками. Покопавшись в наборе отмычек, он выбрал самые подходящие и несколько долгих минут возился с замком при неровном свете лампы, потея и бранясь. Наконец замок сдался с едва слышным, невыразительным щелчком.
Наружный коридор оказался коротким, темным и пыльным. Он вывел Аладдина к винтовой лестнице, истертые ступени которой уходили бесконечной вереницей куда-то вверх, к теряющемуся в сумраке потолку. Он словно оказался в основании высокой башни… только вкопанной в землю. Размерами и высотой она и впрямь походила на Лунную башню — самое высокое строение дворца. Башню Джафара…
Напротив входа в темницу виднелась еще одна дверь, сплошь покрытая очень странной резьбой. Из щелей вокруг этой двери сочился зловещий оранжевый свет, как будто там, за дверью, светилось нечто ужасное.
— В другой раз, — негромко пообещал себе Аладдин. Он непременно исследовал бы то, что совершенно очевидно являлось тайной мастерской Джафара, но сейчас ему и без того хватало забот.
Он щелкнул пальцами, и ковер послушно снизился так, чтобы Аладдину было удобнее шагнуть на него. Потом они двинулись вверх по лестнице, плывя над ступенями легко и неслышно, как подхваченный ветерком сухой кустик молочая над барханами.
Наверху лестница упиралась в необычную с виду дверь, которую можно было открыть, потянув за рычаг. Аладдин осторожно приоткрыл узкую щелку и припал к ней глазом. Тускло освещенная комната за дверью была почти пуста, если не считать кое-какой по-царски роскошной мебели. Стражи в ней не было.
Аладдин отпрянул от щели, недоумевая. Разве может такое быть, чтобы двери в темницу не стерегла вооруженная охрана?
Он снова сдвинул дверь, на этот раз ровно настолько, чтобы все они — он, Абу и ковер — смогли пролезть в щель. Обернувшись, он обнаружил, что со стороны комнаты дверь в темницу ничем не отличалась от обыкновенной стенной панели, которая в свою очередь ничем не отличалась от соседних. Когда дверь с тихим щелчком сама за собой затворилась, оказалось почти невозможно догадаться, где она спрятана.
Значит, это секретная тюрьма! Аладдин уже не сомневался, что о ее существовании не было известно даже самому султану. Выходит, у Джафара есть не только личная колдовская лаборатория, но и тайные застенки при ней. Аладдин уже был готов поверить, что самые жуткие слухи, ходившие о бывшем великом визире, не так уж далеки от истины…
И если они действительно имеют под собой основания, мрачно подумал Аладдин, то вполне возможно, что Моргиана права и Аграбе грозит беда, с которой она еще не сталкивалась за всю свою историю. Не может быть, чтобы скрытный интриган и жестокий убийца за одну ночь вдруг преобразился в щедрого и милосердного благодетеля. Аладдин разбирался в людях. Вору без этого не обойтись. И он знал, что подобные перемены в людях чрезвычайно редки.