Ножницы клацнули в последний раз, и ткань распалась на две части. Обе они странно подергивались, как подергиваются лапки насекомого, у которого оторвали голову.
У Джафара был немалый опыт по этой части, и теперь знакомое зрелище вызвало нечто вроде ностальгии. Он вздохнул и снова взялся за ножницы.
— Ты и понятия не имеешь об этом, Яго. Это выше твоего разумения. Ты прожил всю жизнь в неге и довольстве, среди бархата и позолоты пышного султанского дворца. Все вокруг только и норовят тебя угостить сухариками и другими лакомствами. Даже безмозглый старикашка-султан, и тот вечно тебя подкармливал. А вот когда я появился на свет, моя мать не дала мне ничего, кроме имени. Меня продали в рабство первому же человеку, который предложил за меня цену. И никакими сухариками меня не кормили, Яго. Нет. Мне пришлось приложить немало сил, знаешь ли, неустанно разрабатывая планы, как изменить судьбу. Но благодаря творческому подходу я все же преуспел, и вот теперь я здесь, во дворце.
Он умолк, напряженно трудясь над очередным непокорным участком ткани. Провисший ковер теперь сильнее сопротивлялся, и чародею приходилось крепко держать его за край, сохраняя натяжение. На его всегда бледном лбу выступили капельки испарины. Вокруг не раздавалось ни звука, если не считать жуткого лязганья ножниц, с хрустом вгрызающихся в толстую неподатливую материю. Осыпавшиеся на пол причудливо поблескивающие нитки были похожи на расплескавшуюся лужицу.
Закончив очередной разрез, Джафар торжествующе каркнул. Теперь он держал в руках широкую полосу ковровой ткани, размахрившуюся по обоим длинным краям. Полоса слабо корчилась и извивалась.
— Превосходно! Что скажешь, Яго?
Разумеется, ему никто не ответил. Кроме колдуна и истерзанного им ковра, в мастерской никого не было.
Грабеж среди бела дня
По пыльной дороге в направлении Аграбы катился тяжело груженный фургон. Весь его вид, а также необычно многочисленная вооруженная охрана немедленно обращали на себя внимание. Далеко за ним на фоне неба вырисовывался силуэт хребта Атразак — высокий, серый, увенчанный остроконечными вершинами и по большей части безжизненный. Какой бы груз ни вез этот караван из далеких земель по ту сторону гор, он был достаточно ценным, чтобы для его охраны потребовалось двое вооруженных до зубов возниц в доспехах, двое дворцовых стражников в черно-красной форме, шагающих по сторонам фургона, и молчаливо парящий над ними джинн, широко распростерший синие руки в ожидании неведомой угрозы.
Странная процессия двигалась в полной тишине, если не считать поскрипывания колес или фырканья верблюдов. Но как только она приблизилась к обычно безлюдным из-за редкого использования северо-восточным воротам города, тишине тут же настал конец.
Навстречу каравану высыпала дюжина ребятишек с ведрами, чашами и кувшинами, размахивая и гремя всеми этими сосудами, чтобы привлечь к себе внимание.
— Разрешите утолить вашу жажду, почтенные стражники?
— Воды для ваших верблюдов, достопочтенный эфенди?
— Добрый господин, не желаете попить?
— Кому воды?
Один из возниц тяжело спрыгнул с козел. Он был весь покрыт дорожной пылью и потом, пересохшие губы потрескались. Его обшарпанные доспехи неприятно стесняли движения, а выбившиеся из-под остроконечного шлема волосы прилипли ко лбу, как мраморная шевелюра статуи. Лицо его казалось уродливой маской из обожженной солнцем кожи и грязи и не выражало ничего, кроме крайней усталости.
Однако он по-прежнему был готов исполнять свой долг, а потому сурово замахнулся на детвору кожаной плетью.
— А ну брысь, Уличные Крысы! — рявкнул он. — Если кто-нибудь из вас посмеет хоть пальцем дотронуться до моих верблюдов или фургона, я отделаю вас так, что вы будете хныкать до конца вашей никчемной жизни!
Дети немедленно отступили, кто просто кланяясь, а кто валясь прямо в пыль, простираясь у его ног.
— Лучше признавайтесь, оборванцы, откуда вы узнали о нашем прибытии? — грозно вопросил он. Он не был из числа обычных караванных охранников, а потому был умнее среднего, и из его глаз никогда не пропадал недоверчивый блеск. — Наше отправление и возвращение хранилось в тайне, известной лишь самому Джафару и его самым доверенным помощникам!
— Ваш караван оставил пыльный след на небе, добрый господин, — ответил чей-то смелый голос.
Вперед выступила девушка — точнее, молодая женщина, придерживая у крутого бедра кувшин с водой. Ее блестящие черные кудри струились из-под повязанного на голове платка как водопад. Одета она была в темное платье — темно-синее, как воды древней реки.
Возница повернулся и посмотрел назад: действительно, девушка была права. Тучи пыли и песка, взбитые ногами верблюдов, тянулись на многие мили над пустыней, неподвижно зависнув в безветренном воздухе.
— Хм, — ворчливо буркнул мужчина. — Ты, принеси-ка мне и моим людям воды. А вы, остальные, можете пока наполнить поилки для верблюдов… но даже не думайте приближаться к самим верблюдам или к фургону, ясно? Не то шкуру спущу!
С радостным гомоном, топоча по песку босыми пятками, дети рассыпались, спеша выполнить поручение.
Девушка бережно наполнила из кувшина ковшик прохладной чистой водой и поднесла его вознице.
— Когда я напою ваших людей, не нужно ли принести воды тем, кто в повозке?
Возница осушил ковшик медленными, размеренными глотками, ясно говорящими о том, что он привык сохранять самообладание в любых обстоятельствах. Он не позволил бы себе застудить горло, наглотавшись холодной воды.
— Нет там никого, — коротко бросил он, протягивая ковшик обратно. — Полагаю, ты ждешь, что я заплачу тебе за воду.
— Никому из нас не нужны монеты из Аграбы, — сказала девушка, переходя с ковшиком ко второму вознице. — В этом городе больше ничего нельзя купить за деньги — разве что за деньги другой страны. Так что мы готовы взять плату другими монетами. Или едой.
Возница снова хмыкнул, не выражая ни удивления, ни недовольства, но и не отрицая сего факта.
Со стороны колодца появилась другая девушка с бадейкой воды и торопливо направилась к стражнику с другой стороны фургона. У нее были короткие вьющиеся волосы, а когда она улыбалась, в уголке ее губ появлялась лукавая ямочка. Девушка в синем тут же принялась кричать на нее:
— Эй, я пришла сюда первой!
Вновь прибывшая ответила ей самым невежливым образом. Немедленно поднявшийся вслед за этим шум перебранки заглушил все остальные звуки.
Еще больше переполоха добавила маленькая обезьянка, спрыгнувшая с ближайшей крыши прямо на шлем возницы.
— А ну слезай с меня, паразит! — завопил тот, яростно тряся головой и лупя себя по шлему рукояткой плети, чтобы согнать нахальную тварь.
— А вы видели каких-нибудь иноземных дьяволов? — вопросил какой-то маленький оборвыш у стражника возле фургона, тараща круглые глаза. — Или чудовищ?
Наблюдая за происходящим с высоты жаркого, прожаренного солнцем чердака какого-то брошенного склада, Аладдин ухмыльнулся.
— Мой выход!
Он протиснулся через узкое окошко и ловко пополз вниз по стене, продолжая поглядывать на суету возле каравана. Среди всеобщего шума и гама никто не обратил внимания на юношу, скользившего по щербатой кирпичной кладке с проворством паука. По крайней мере, никто из тех, кого следовало опасаться. Дети и разносчицы воды — не без помощи Абу — еще поднажали, усилив накал свары беготней, воплями и плесками воды.
Аладдин задел ногой старую шпалеру. Рассохшаяся деревянная решетка с треском развалилась.
— Смотрите, летучий джинн! — громко вскрикнула девушка с ямочками, отвлекаясь от склоки с девушкой в синем, когда стражники дружно обернулись на непонятно откуда донесшийся треск. — Наверное, ему тоже хочется пить?
Уловка сработала: стражники снова обратили на нее внимание. Один из них ухмыльнулся сальной улыбочкой.
— Готов поспорить, ты бы не отказалась обслужить и джинна, а, замарашка? Но тут тебе не повезло: ему не нужна ни еда, ни вода… ни что-то другое, что нужно обычному мужчине.
Аладдин с облегчением перевел дух.
С последних десяти футов он просто спрыгнул, легко приземлившись на ноги. Пока девушка в синем подносила наполненный водой ковшик к губам стражника, он незаметно шмыгнул за фургон.
Внутри фургон оказался забит обычным скарбом и припасами, которые таскают с собой кочевники и все, кому приходится путешествовать через пустыню: мешками с вяленым мясом и сушеными фруктами, мотками веревки, запасной одеждой, упряжью для верблюдов… В самом дальнем, темном и пыльном углу оказался резной сундук, закрытый на множество замков, который выглядел неуместно дорогим и замысловатым среди прочего бесхитростного снаряжения.
Аладдин быстро достал свой набор отмычек и принялся за работу. Это были серьезные замки — не чета тем запорам, с которыми он так легко справился в темнице. Одновременно он чутко прислушивался к тому, как хаос снаружи то чуть стихал, то снова набирал обороты. Вот уже и джинн вступил в перепалку, грозно покрикивая на попрошаек, бегающих вокруг с ведрами. Капелька пота скатилась по аристократически правильному носу взломщика, без всякой изысканности шмякнувшись в пыль.
Наконец замки поддались и щелкнули. Аладдин поднял крышку сундука и заглянул внутрь.
Там не было ничего, кроме нескольких старых книг. Аладдин невольно почувствовал разочарование: в глубине души он ожидал увидеть какие-нибудь зачарованные сокровища или волшебный посох, открывающий доступ к какому-нибудь всеведущему оракулу, или что-нибудь еще в этом роде.
Аладдин громко щелкнул языком: такой звук мог бы издать верблюд, переступив ногами в пыли, или меч, входящий в ножны.
В проеме дверцы фургона тут же показалась голова одной из девочек-Крысят. Аладдин быстро передал ей книгу. Даже самый пристальный взгляд не углядел бы порядка в том, как остальные Уличные Крысы мгновенно образовали живую цепь, извивающуюся среди всеобщей суматохи. Первая девочка сунула книгу другому ребенку, который незаметно уронил ее в пустое ведро. В следующее мгновение он передал ведро малышу, который сунул его под ноги верблюду. Девочка пос